Между Сциллой и Харибдой
Шрифт:
После спектакля – праздничный ужин и, танцы-шманцы-зажиманцы под новый хит сезона – «Школьный вальс» от Юрия Шатунова:
«Когда уйдем со школьного двора
Под звуки нестареющего вальса
Учитель нас проводит до угла
И вновь – назад, и вновь ему с утра
Встречай, учи и снова расставайся
Когда уйдем со школьного двора
Для нас всегда открыта в школе дверь
Прощаться с ней – не надо торопиться!
Ну как
И девочку, которой нес портфель?
Пускай потом ничто не повторится
Для нас всегда открыта в школе дверь
Пройди по тихим школьным этажам
Здесь прожито и понято немало!
Был голос робок, мел в руке дрожал
Но ты домой с победою бежал!
И если вдруг удача запропала
Пройди по тихим школьным этажам
Спасибо, что конца урокам нет
Хотя и ждешь с надеждой перемены
Но жизнь – она особенный предмет:
Задаст вопросы новые в ответ
Но ты найди решенье непременно!
Спасибо, что конца урокам нет!».
Я смотрел на выпускников 1925 года, Ульяновской трудовой школы второй ступени и, меня как воздушный шарик распирала гордость.
После Революции, многие старые и опытные педагоги были изгнаны за свою якобы «неблагонадёжность», получив «запрет на профессию», а в учебных заведениях воцарили вольные нравы и модные учебные методики. В результате в двадцатые годы, из «двухступенчатых» советских школ, соответствующих прежним средним учебным заведениям (гимназиям и реальным училищам) – выходили совершенно необразованные и неподготовленные к взрослой жизни молодые люди. За редким исключением, выпускники не умели писать грамотно по-русски, не умели правильно выражать свои мысли ни словесно, ни письменно. Про математику и другие точные науки, вообще молчу… Поэтому первые курсы в ВУЗах – превратились по сути в школьные классы, а следовательно и высшее образование – не отвечало своему названию, от слова «никак».
Это поколение, можно смело считать потерянным!
Но мне в содружестве с Нилом Николаевичем Кулагиным – бывшим помещиком, а ныне директором школы, при поддержке «прикормленной» местной власти – удалось сохранить в Ульяновске костяк преподавательского состава и даже увеличить его за счёт нанимаемых учителей со стороны.
И этот островок знаний в безбрежном океане тупости и невежества, эти тридцать с небольшим юношей и девушек (городок то маленький!) – вполне соответствуют своими знаниями и навыками, свидетельству об среднем образовании [86] .
86
В 1918–1934 годах учащимся, оканчивавшим среднюю общеобразовательную школу, выдавалось свидетельство. В 1934–1944 годах документ об окончании средней школы назвался аттестатом о среднем образовании, в 1944–1962 – аттестатом зрелости, а с 1962 – вновь аттестатом о среднем образовании. В 1962 году были установлены аттестаты трех образцов: без отличия; для окончивших среднюю школу с золотой медалью; для окончивших среднюю школу с серебряной медалью.
Это ли не повод для гордости?!
И одновременно грызла душу грусть-тоска: всё мною созданное, все мои далеко идущие планы – рушатся прямо на глазах!
Меня рано или поздно «уйдут» и, следующие выпускники – неизбежно скатятся до среднестатистического советского уровня.
Молодёжь, как ей и положено по возрасту, ни о чём не подозревает – веселится и, ни о чём не печалится.
Гуляй, пока молодой!
Я
же, впав в чёрную меланхолию – чисто «по-англицки» не прощаясь, незаметно свалил домой – где за столом…– Твою ж мать!
За обеденным столом, рядом с Отцом Фёдором сидит и пьёт чай из блюдечка вприкуску…
Василий Васильевич Путин!
– Глазам своим не верю! ВВП, это ты?
– Да, это я – здравствуй, Серафим.
Мрачный, как облако ядерного взрыва – но это он.
Обнимаю его за плечи:
– Здорова, дружище!
С момента нашей с ним встречи, он казалось постарел лет на пятнадцать и, ещё больше стал мне напоминать своего небезызвестного однофамильца. Особенно – своей лысеющей головой.
Присаживаюсь рядом, и:
– Ну что, Вася? Давай грустить вместе? Ты, вообще – надолго к нам?
Вздыхает, идущим на крест:
– Скорее всего навсегда.
Удивлённо приподнимаю брови:
– А что так? Неужели в Ленинграде жизнь плоха?
Удивлён:
– А с чего ты взял, что я был в Ленинграде? Я вернулся из Москвы.
– Вот, как? Полная неожиданность… И в какой-такой организации и чем конкретно, ты работал-занимался в Москве, Вася? Если не секрет, конечно.
Разводит руками и, с виноватыми глазами:
– Вот именно, что секрет, Серафим! Поэтому извини, но ничего я тебе рассказать не могу – подписку о неразглашении давал.
Так, так, так… И что это может быть?
В принципе, в Москве – секретов до самого «хрена» и даже чуть больше. Но секрет – связанный именно с радиоделом, для чего могут пригодиться стержневые радиолампы?
Напряг память, но ничего не смог вспомнить. В «послезнании» тоже рыться без толку, ещё в тот раз, когда «пропал» ВВП я там всё основательно перелопатил-прошерстил.
Ладно, захочет – сам расскажет. А не захочет – ну и не надо [87] .
– «Меньше знаешь – крепче спишь», согласен… Ну, а что сюда вернулся? В отпуск, что ли?
– С руководством не поладил, уволился… А ехать кроме как к тебе, мне некуда.
Вася, при всех своих явных достоинствах – кроме несколько гипертрофированного тщеславия, имеет заострённое чувство самолюбия и обидчиво-неуживчивый характер.
Поэтому, не удивлён.
Тот, с тревожным ожиданием:
87
Созданный по инициативе Глеба Бокия «Спецотдел» же (он же СПЕКО) размещался в Москве, в здании на Малой Лубянке и в доме 21 на Кузнецком мосту (в помещении Народного комиссариата внутренних дел). Официальными задачами спецотдела являлись масштабная радио- и техническая разведка, дешифровка телеграмм, разработка шифров, радиоперехват, пеленгация и выявление вражеских перехватчиков на территории СССР. Пеленгаторная сеть камуфлировалась на крышах государственных учреждений, что обеспечивало слежение за радиоэфиром Москвы. В частности, «Спецотдел» занимался разработкой первых советских локаторов, пеленгаторов и передвижных отслеживающих станций, специальных телефонных аппаратов и систем прослушивания политических деятелей, отслеживанием автономных неофициальных передатчиков и передающих устройств посольств и иностранных миссий; курированием шифровальных отделов посольств и представительств СССР за рубежом.
Считается, что именно Глеб Бокий и его «Спецотдел» стали основоположниками советской и российской радиоэлектронной разведки, а «Спецотдел» – предшественником действующего «ФАПСИ». Также именно Бокий организовал первую в СССР систему классификации секретной информации. В целом, «Спецотдел» были самым закрытым объектом во всей сложной и огромной разведывательно-полицейской машине СССР.
– Приютишь или взашей прогонишь?
– Конечно, помогу – как могу с кровом, да и насчёт «куска хлеба» не обижу…
Повертев головой и, не обнаружив его законной супруги:
– А где твоя Аннушка? Знакомится с местными достопримечательствами или совершает шопинг по ульяновским супермаркетам?
Тот, вообще – став мрачнее вынутой из мазутного пятна вороны, сквозь зубы процедил:
– Осталась в Москве.
– В смысле «осталась»?
– В обыкновенном смысле: мы с ней развелись…