Между строк

Вечером Морозов приехал уставший и раздраженный.

— У тебя все нормально?

— Все, — непривычно резко ответил он.

— Есть хочешь?

— Уже нет.

— Ты можешь разговаривать со мной иначе?

— Я нормально разговариваю.

— Послушай, у меня тоже бывают сложные времена и загруз по самое не могу. Но мне тогда…

— Лучше не попадаться под руку. Знаю. Так что не задавай мне, пожалуйста, глупых вопросов из серии «Что случилось?» и «О чем ты сейчас думаешь?».

Я вздрогнула. Вот оно, началось.

— Захочешь есть, дорогу на кухню знаешь. Я пошла спать.

Мне надоел этот тупой, бессмысленный диалог. Любой вопрос воспринимался в штыки. Пусть уж лучше побудет наедине с собой. Может, что-нибудь умное придумает.

— Тебе завтра вставать? — спросила я, когда Морозов через какое-то время пришел ко мне и юркнул под одеяло.

— Да, в восемь. Кстати, мне еще попадались публикации о юбилее вашей газеты.

— Что пишут?

— Светская хроника почти всегда ссылалась на твою подругу. Правда, в конце оговаривалось, что до Андрея Морозова не дозвонились, поэтому оставляют этот факт без комментариев.

— И что ты на это скажешь?

— Хорошая реклама. Кстати, завтра надо будет встретиться с Вадимом.

— По поводу?

— Ресторанной кампании. Помнишь, я тебе говорил?

— Обязательно завтра?

— Да. В пять в театре.

— Почему в театре?

— Потому что завтра у меня спектакль и на разъезды времени особо нет. А сроки уже поджимают.

— Хорошо. — Я закрыла глаза и мгновенно заснула.

Утром я пыталась восстановить хронологию происшедшего. Пыталась сложить все в одну картинку, но не всегда получалось. День прошел в общем-то бестолково. То ли от вчерашнего «вторжения», то ли от ворчалок Морозова, до сих пор ощущалась какая-то подавленность и усталость. А может, просто погода менялась. Надо было собираться. Предстояла встреча с Вадимом, и я наконец должна была для себя решить: соглашаться мне с ним работать или нет. И чего я согласилась на эту кампанию с друзьями Морозова? С другой стороны, чего я психую? Можно подумать, первый раз такими вещами занимаюсь.

Весь день я слонялась по квартире, не находя сил заняться чем-либо. А если за что-то и бралась, все валилось из рук, так что я решила бросить эту затею и продолжала балбесничать.

Приложив невероятные усилия, я заставила себя собраться и выйти на улицу, где безумствовал снегопад и уже разливались сумерки.

Морозов был в театре. Как всегда, точен и собран. Было видно, что он устал. Хотя люди непосвященные принимали эту «заторможенность» за вальяжность.

— Сейчас подойдет Вадим. Он предупредил, что может задержаться. А вот и он.

Морозов представил нас друг другу, после чего повел какими-то неведомыми закоулками в театральный буфет. Мужчины решили пообедать. Мне есть не хотелось. Я ограничилась кофе, как меня ни уговаривали.

Вадим не был глянцевым красавцем, он обладал совершенно непримечательной внешностью. Есть такие люди — вроде нет ничего особенного, а общее сочетание черт лица, мимики, выражения глаз делают их неотразимыми, запоминающимися.

Средний рост, обычное телосложение не выделяли Вадима из толпы. Светло-русые, скорее даже пепельные, волосы обрамляли круглое лицо. Чуть опущенный книзу кончик носа, словно капля, с широкими крыльями и серые глаза — совершенно обычная внешность. Но было в нем что-то, притягивавшее взгляд. Он держался просто и естественно, что, безусловно, располагало собеседника. Не будучи актером, он умело играл голосом: менял тембр и интонации. Я наблюдала за Вадимом, Морозов — за мной. Вадим пытался оценить, какое впечатление он произвел на меня и не является ли Морозов его соперником. Похоже, что все мы играли в какую-то игру и никто толком не знал правил, вернее, каждый трактовал их как хотел.

Вадим довольно четко обрисовал перспективы своего будущего заведения и мои задачи. Дополнительных вопросов практически не потребовалось. Да и о цене мы договорились почти сразу. «Вменяемость» заказчика меня искренне радовала. Но что-то было не так.

Я долго не могла понять, в чем причина какого-то необъяснимого дискомфорта при общении с этим Вадимом. Потом неожиданно поняла. Наверное, я боялась себе в этом признаться и гнала эту мысль от себя. Впервые за время нашего знакомства с Морозовым я поняла, что могу изменить ему. Я вздрогнула лишь от мысли об этом и тут же попыталась ее прогнать. Было поздно. Вадим «поймал волну».

— Наверное, будет лучше, если вы подъедете к нам в офис ближе к концу недели. Я подготовлю недостающую информацию.

— Если у меня будут вопросы, я позвоню. Сначала постараюсь освоиться с тем, что есть.

Он не был хорош собой, как Морозов, не обладал его гипнотическими способностями. Возможно, в другой ситуации, например, встретив Вадима на улице, я бы его просто не заметила. Но сейчас происходило что-то невероятное.

Нас с Морозовым связывало многое. Слишком многое. Порой мы уставали друг от друга, но через какое-то время опять были вместе. Этот человек ворвался в мою жизнь, круто изменив ее. Он многое дал мне. Те, кто давно меня не видел, говорили, что я изменилась. Что же теперь будет? Что мне с этим делать?

Вадим не сводил с меня глаз. Морозов то ли не замечал этого, то ли делал вид, что не замечает. «Что же будет потом?» — этот вопрос не давал покоя. Я старалась даже не думать о том, что будет, если мы расстанемся, поэтому делала все возможное, чтобы не провоцировать Вадима на слишком откровенные знаки внимания. Конечно, он мог не знать о наших отношениях с Морозовым. А если и знает… Я пыталась убедить себя, что мне не нужен роман с ним. Ведь все только-только наладилось. Что-то радикально менять я была просто не готова. И в общем-то боялась. Почему всегда все так некстати? Я гнала от себя эти мысли. Было странно и страшно одновременно. И казалось, выхода нет. Это угнетало еще больше.

Через час мы распрощались.

Мне почему-то вспомнились мои первые заказчики. Тогда все было в новинку, многого я не знала и не умела. Наверное, поэтому зачастую все тогда шло наперекосяк.

Первые мои клиенты были очень своеобразные. Творцы, поглощенные процессом, не интересующиеся ничем другим, словно, кроме работы, не существует вовсе ничего. Все было подчинено Идее, Великому Замыслу, которому надо следовать неукоснительно и всеми силами претворять в жизнь. Объяснить, что я не работаю за идею, даже очень хорошую, мне удалось не сразу. К тому же это были знакомые сестры, а своим отказывать труднее всего. Но тогда я еще не предполагала, во что вляпалась. Это был детский спектакль. Мюзикл. Тогда они еще не шли на каждом углу, и мало кто знал, с чем это едят. Режиссер, понятное дело, был весь в творчестве и мало чем мог мне помочь, но чем занимался директор — я так и не поняла. Похоже, этого не знал никто.

Мы с сестрой придумали гениальный ход. Но эти малахольные творцы все испортили. Причем в последний момент. Как и любая сказка, наш спектакль заканчивался свадьбой, а актер, играющий главную роль, собрался жениться. Мы уговорили молодых расписаться утром в день премьеры, а перед спектаклем об этом объявить зрителям и посвятить спектакль молодоженам. Несмотря на непростой характер невесты, у нас получилось ее уломать. Но накануне премьеры я узнала, что спектакль отменяется, потому что, по словам директора, было продано мало билетов. В общем, та еще сказка! Сделать былью нам ее, к сожалению, не удалось. И, несмотря на эти мытарства, три материала все-таки вышло. Потом я сказала ребятам «до свидания» и стала заниматься своими делами. Они не предъявляли претензий, вроде даже все поняли. В общем, расстались без эксцессов.