Мгновения любви

– Ну так сходи покури, отдохни, - усмехнулся Альберт, стараясь отогнать наваждение.

– Я не курю, - чуть виновато развела руками Наташа.

– Правда?
– с долей сарказма ответил Мейер, вспомнив, как Наташа клянчила у него сигареты летом.
– Тогда я пойду.
– Он отодвинул стул, который мерзко проскрежетал ножками по полу, и вышел из кабинета в коридор, направившись в курилку.

Включив вытяжку и достав сигареты, Мейер закурил и, слушая шум воздуха в трубе, надолго задумался. Так поздно они с Наташей ещё не оставались одни, и с каждым разом ему было всё трудней сдерживать себя. Он понимал, что, признайся он в своих чувствах, Нехлюдова скептически изогнула бы бровь и посоветовала бы ему успокоиться. Что бы он тогда сделал, Альберт даже не представлял. Ушёл бы, убил, поцеловал её? Мейер не знал ответа и в глубине души надеялся, что никогда не узнает, в то время как его сердце почти кричало ему о том, что он должен попытаться.

Альберт, затушив сигарету и выключив вытяжку, вышел из курилки, закрыл комнату и уже хотел отворить дверь кабинета, где он до этого работал с Наташей, как вдруг услышал, что оставшаяся одна студентка поёт.

По телу Мейера прошла дрожь. Эта была та самая песня, которую Нехлюдова пела летом, закрыв глаза и самозабвенно перебирая струны. Прислонившись лбом к двери и чувствуя, как бьётся его сердце, Алберт слушал глубокий голос студентки:

– От края до края небо в огне сгорает, и в нём исчезают все надежды и мечты…

– Но ты засыпаешь, и ангел к тебе слетает, - Мейер, не в силах сдерживать порыв нахлынувших на него чувств, переступил порог кабинета и подпел Наташе, - смахнёт твои слёзы, и во сне смеёшься ты…

– Альберт Борисович, вы знаете эту песню!
– Нехлюдова с восторгом, обернувшись, смотрела на него.
– Как здорово!

– Ты столько раз её пела летом, что было трудно не запомнить.
– Альберт подошёл совсем близко к Наташе.
– К тому же, - он улыбнулся, - я и раньше её знал.

Нехлюдова улыбнулась ему в ответ, и в этот момент внутри него что-то сломалось, и он, отбросив сомнения, наклонился, взял лицо ошеломлённой Наташи в свои ладони и крепко поцеловал. Она дёрнулась было назад, но в следующую секунду её руки порывисто легли на его плечи, а губы раскрылись ему навстречу. Ободрённый своим успехом, Альберт углубил поцелуй, запуская пальцы в волосы студентки.

– Ну, наконец-то!
– произнесла, когда он оторвался от неё, Нехлюдова.
– А то я уже думала, что у вас никогда не хватит смелости!
– Она, раскрасневшаяся и растрёпанная, с мокрыми и припухшими от поцелуя алыми губами, дерзко смотрела на удивлённого такой реакцией Мейера.
– Вот только ваша борода колется.
– Наташа недовольно почесала подбородок.
– Что теперь делать будем?
– Она, вопросительно изогнув бровь, посмотрела на Алберта.

– Абрикосов забыл на кафедре ключи от своего кабинета, - осторожно начал Мейер.
– Можно переночевать там. Охрана, кажется, уже закрыла входную дверь.
– Он выразительно постучал пальцем по стеклу своих наручных часов, которые показывали одиннадцать, и сунул их под нос слегка одуревшей от поцелуя и усталости Наташе.

Она кивнула и, поднявшись со своего стула, на котором до этого просидела много часов, а теперь рассеянно крутилась из стороны в сторону, вышла из кабинета и, стоя в коридоре, выжидающе посмотрела на Мейера.

Альберт взял со стола ключи и закрыл кабинет, попутно стараясь унять внезапно возникшую в пальцах дрожь. Сейчас бы выпить чего-нибудь, подумал он, вдруг вспомнив, что у заведующего кафедрой Абрикосова в ящике стола была припасена бутылка-другая с вином, на случай внезапного рандеву с очередной любовницей. Мейер усмехнулся про себя: похождения Димы, в кои-то веки, сыграют кому-то на руку. Он молча пересёк коридор и дважды повернул в замке ключ. Дверь кабинета Абрикосова с тихим скрипом открылась, и Мейер, посторонившись, пропустил вперёд себя Наташу, жадно глядя на то, как колышется на её бёдрах широкая юбка в такт шагам студентки.

Оказавшись в комнате, Альберт прикрыл за собой дверь и широким шагом прошёл к столу заведующего, выдвинув на пробу один из ящиков, в котором обнаружилась почти пустая бутылка с коньяком. Мейер скривился: он не любил коньяк, предпочитая спирт, но наливать сейчас стаканчик из огромной канистры у него не было ни малейшего желания.

Решив, что Абрикосов не хватится коньяка, Альберт свинтил крышечку бутылки и щедро плеснул себе напитка в найденный в том же ящике стакан. Коньяк оказался премерзким, дешёвым, успевшим уже порядком выветриться, но его горького вкуса было достаточно, чтобы Мейер немного привёл мысли в порядок.

Завинтив крышечку, он положил коньяк на место, и тут ему на глаза попались лежавшая в ящике упаковка презервативов. Альберт прикрыл глаза. Целый день его словно испытывали, проверяя на прочность. Решив, что чем чёрт не шутит, Мейер взял в руки коробочку, повертел её немного, собираясь с духом, а затем открыл. Внутри лежали две «резинки». Немного подумав, Альберт положил коробочку на место, украдкой положив одну «резинку» в карман. На всякий случай.

Наташа тем временем успела снять сапоги и устроиться с ногами на диване. Она смотрела куда-то в сторону, машинально теребя кончиками пальцев воротник блузки. Очки она сняла, и теперь её большие зелёные глаза были широко открыты, а взгляд несколько смазан и расфокусирован. Нехлюдова слегка наклонила голову набок, наблюдая за тем, как Мейер садится рядом с ней на диван, обдёргивая полы пиджака. На какое-то время между ними повисло неловкое молчание, которое нарушил Альберт:

– Если хочешь, можешь ложиться спать. Приставать не буду.
– Он слегка улыбнулся, на что Наташа приподняла голову и произнесла:

– И поэтому вы, Альберт Борисович, украли у Абрикосова презерватив?
– В её глазах играли шальные золотистые отблески.
– Я слышала, как вы шуршали картоном. На вашем месте я поступила бы так же.
– Она неровно вздохнула, а затем протянула руку и положила свои прохладные пальцы на запястье Альберта.

По всему телу Мейера прошла давно забытая им дрожь возбуждения. Часто дыша и чувствуя, как твердеет его член, он, глядя в глаза Наташи, спросил:

– Ты понимаешь, что сейчас будет?
– Его голос показался хриплым и низким даже ему самому. Вот что значит страсть.

– Абсолютно, - серьёзно ответила Наташа.
– Кажется, дождь начинается, - вдруг произнесла она, протягивая руку к выключателю. Раздался щелчок, и кабинет погрузился во мрак, нарушаемый лишь светом фонарей за окном да неярким свечением системного блока компьютера.

Наташа, повернув голову, смотрела отрешённым взглядом в окно. Одна рука студентки расслаблено лежала на запястье Мейера, а пальцы другой потянулись к косе, расплетая её. Пару мгновений спустя светлое облако волос, испуская мелкие искорки, упало на плечи Нехлюдовой, которая продолжала рассеяно поглаживать руку Альберта. Эти ласковые поглаживания всё больше и больше распаляли Мейера и, в конце-концов, не выдержав, он притянул к себе Наташу, жадно впиваясь поцелуем в её губы.

Нехлюдова ответила ему и ловко повернулась, перекидывая ногу через сидящего Альберта и устраиваясь на нём сверху. Даже через ткань брюк он чувствовал горячие бёдра Наташи. Мейер, отбросив последние остатки совести, запустил руки под юбку Нехлюдовой, с наслаждением лаская её стройные ноги. На ней были тонкие капроновые чулки, что немало обрадовало его, а когда он широким движением провёл рукой по внутренней поверхности её бёдер, то с удовольствием отметил, что Наташа тоже возбуждена.

Студентка же тем временем не сидела без дела. Она деловито расстегнула его ремень и, не сводя с Мейера внимательного взгляда, запустила руку под одежду, обхватывая своими ловкими чуть огрубевшими пальцами его член и извлекая его наружу. Альберт, часто и тяжело дыша, уже почти не контролируя себя от возбуждения, приспустил брюки, чтобы Наташе было удобней. Нехлюдова уже распаковала презерватив и, недовольно хлопнув по рукам Мейера, хотевшего помочь ей, сама «раскатала резинку», после чего, освободившись от своего белья и чуть привстав над Альбером, направляя его член в себя, медленно с тихим вздохом, опустилась на него.