Мхитар Спарапет

Ованес постучал в дверь подвала и сказал:

— Бабушка, это я! Открой!

Дверь открылась. Увидев турок, бабушка попятилась. Дети вскрикнули. Ованес на мгновение закрыл глаза, зашатался, но, собравшись с силами, вошел. Янычары последовали за ним.

— Зажги свет, бабушка, и молись за спасение наших душ.

Засветили лампу. Ованес не взглянул на детей, жену, дочь, которые в страхе жались в одном из углов подвала.

— Теперь мы все спасемся! Все!.. — твердо и четко проговорил он, зажег у огня пропитанный нефтью фитиль и добавил, обращаясь уже к туркам: — Клад вот в этом углу. Сейчас я его открою. Только потише. Видите, дети испуганы.

Он медленно подошел к тониру, нагнулся, поднял тяжелую деревянную крышку. Тонир был полон пороха. Ованес перекрестился и бросил на порох зажженный фитиль…

Взгляд его только на миг ослепило пламенем. В следующее мгновение все обрушилось и скрылось под обломками.

Случилось это седьмого июня тысяча семьсот двадцать четвертого года.

Так закончился шестидесятый день мужественной защиты Еревана. Город пал.

Сераскяр Абдулла паша торжественно вступил в Ереван. Его сопровождали паши Сари Мустафа, Коч Али, Ялгуз Гасан и Реджеб, все на конях, в праздничных одеждах, с цветистыми знаменами. Ехали под грохот барабанов. Впереди всех шествовал Мурад-Аслан. Высоко подняв, он нес султанскую хоругвь. За ним следовал полк телохранителей паши.

Копыта у коней окрасились кровью.

Разрушенный город полнился запахом разлагающихся трупов. Их здесь было видимо-невидимо. Кони шагали прямо по телам.

Абдулла мрачно взирал на все: тяжелой ценой достался им Ереван. За шестьдесят дней потеряно двадцать семь тысяч убитыми. А в награду вот только горы трупов и пепла. Паши самолично лицезрели, как воины их армии отрывали у убитых пальцы и мочки ушей, чтобы завладеть кольцом или серьгами. Хватали друг у друга ковры, паласы, посуду, одеяла и подушки, все, что попадалось под руки.

Военачальники османской армии видели это и не препятствовали ничему. Абдулла ведь обещал войску отдать город на разграбление, так он и сделал.

Паши остановились в садах квартала Анапат. Там уже были раскинуты шатры. Не успели они войти в остроконечный с золотыми кистями шатер сераскяра, как им сообщили, что со стороны крепости к лагерю направляется группа всадников.

— Люди хана едут припасть к ногам твоим, паша победителей! — сказал Абдулле вероотступник Мурад-Аслан.

— Пошли одного из самых презренных моих погонщиков верблюдов, пусть заставит посланцев спешиться и приведет их сюда! — приказал сераскяр.

Сказано — сделано. Ханского визиря сорвали с седла, сняли с него дорогое платье, приказали надеть завшивленный кафтан погонщика верблюдов и босым повели в палатку паши. Остальным персиянам не позволили приблизиться к дверям шатра сераскяра.

Высоко держа над головой серебряное блюдо с ключами от крепостных ворот, великий визирь на коленях вполз в шатер сераскяра, положил поднос к ногам Абдуллы и три раза ударил головой об пол.

— Кто ты, неверный? — спросил Абдулла, пожирая великого визиря кровавыми глазами.

— Я — великий визирь молящего тебя о милосердии Мирали хана, господин! — сказал персиянин и еще раз приложился головой к полу.

Паша схватил связку ключей и с силой ударил ими визиря по лбу.

— Почему вы не сдались в первый же день моего прибытия? — закричал он. — Почему стали причиной гибели такого множества подданных султана, шиитские псы? Почему?

Голос паши разносился далеко.

— Да увенчает аллах могуществом солнцеликого, дарующего блага земные, великого из великих — султана, о праведный паша! — воскликнул, простирая руки к небу, визирь. — Это не мы сопротивлялись! Мы давно хотели покориться единственному в этом мире наместнику аллаха — султану и сдать тебе Ереван. Но армяне… Гяуры-армяне не допустили. Они заперли нас в крепости, чтобы не дать встретить тебя. Великий вред нанесли они тебе, о милосердный паша!

Абдулла пожевал толстыми губами, бросил связку ключей на колени Реджеб паши, войска которого первыми вступили в Ереван, и, укоризненно посмотрев на великого визиря, прогремел:

— Отчего хан самолично не явился ко мне на поклон? Уж не хочет ли он быть повешенным в своей крепости?

— О всемилостивый паша! Хан прислал тебе ключи и теперь готовит для тебя и твоих пашей драгоценные…

Абдулла, не дослушав до конца, сделал знак, великого визиря поволокли и вышвырнули из шатра. Турки стали глумиться над ним. Кто-то пустил струю ему в лицо, кто-то рвал волосы на голове. Но убить не убили.

К вечеру на поклон к паше явился сам Мирали хан. Сорок вельмож несли дары — полные золота кошельки, серебряную утварь, шелка, изысканные восточные сладости. Двое персов вели в дар пашам юных дев. В знак покорности хан и его люди шли пешком, с непокрытой головой, с повешенными на шею саблями.

Дары тотчас приняли. Хана и его людей оставили в лагере. Но никто не заговаривал с ними, не накормил, даже воды не дали испить. Ночь они провели под открытым небом.

Утром Абдулла вскочил в седло и приказал Мирали хану взять коня под уздцы и вести его к крепости. Персияне не ожидали подобного бесчестия. В пути по приказу паши многих из персидских вельмож прикончили.

Великий визирь следил за всем и только ужасался. Улучив момент, он шепнул Шейх Уль Исламу:

— Не лучше ли было бы и нам, подобно армянам, пасть на поле боя, как подобает людям, нежели переносить это бесчестие?

— Замолчи, замолчи! — дрожащим голосом зашикал Шейх Уль Ислам. — Голова дороже чести.

Мирали хана, великого визиря и Шейх Уль Ислама привязали к воротам ханского дворца, поставили перед ними собачье корыто, из которого кормят собак, налили в него пойла и заставили лакать. На глазах хана ограбили его дворец, разворошили гарем, раздели всех жен и велели им стоять перед янычарами в чем мать родила.

В тот день турки повесили на стенах крепости больше двух тысяч персиян, а вместе с ними старика мелика Агавела Агамаляна и армян-парламентеров.

Из Высокой Порты вдруг пришел приказ. Султан писал Абдулла паше:

«Не лишай персидского хана чести, возьми у него знатных заложников, а самого с имуществом и гаремом отпусти, пусть едет в свою страну. Аллаху угодно, чтобы мы были милосердны к нашим единоверцам-персиянам».

Паша послал заложниками в Стамбул старшего сына Мирали и двух ханских братьев. Остатки войска персиян он рассеял мелкими отрядами в своей армии. А самому Мирали велел убираться из Еревана вместе с гаремом и всем, каким хочет, имуществом.

Хан ликовал. Дело кончилось так, как он того желал: спас свою шкуру ценою крови ереванцев.

— Итак, выходит, нечего теперь продолжать путь? — сказал спарапет Мхитар, обращаясь к собравшимся в его тесном шатре сотникам. — Турки взяли Ереван…

Прошла неделя, как спарапет выступил из Сюникских гор на помощь Еревану. Тяжкая весть о падении города застигла его на равнине Шарура. Им повстречались несколько беженцев-ереванцев, которым бог знает каким чудом удалось вырваться живыми.