Мхитар Спарапет

— Если это так, то почему не отказываешься служить туркам и не вступаешь в войско своего народа? — спросил Тэр-Аветис.

— Гм!.. Я делаю больше, чем вы. Слушай, тэр посол, ты и твой повелитель Мхитар… — Кашель прервал его.

«Твой повелитель Мхитар» — снова эти слова задели Тэр-Аветиса. «Чем он мой повелитель?»

— …Твой повелитель Мхитар, — подавляя кашель, продолжал Мурад-Аслан, — и все мелики — вы в заблуждении. Ты слышишь? Вы слепо толкаете армянский народ к гибели.

— Мы хотим спасти Армению.

— Это бред. Чем вы хотите ее спасти? Кто вам поможет, кто? Простаки. Идете подставлять свои голые шеи турецкому ятагану, которому под силу разрушить весь мир, от востока до запада.

— Выходит, по-твоему, нет нам спасения? — спросил, наклонившись, Тэр-Аветис.

— Есть!

— Какое?

— Покориться сильному. Сложить оружие и пасть к ногам султана. Только в этом случае народ будет цел.

— Этого никогда не будет.

— Это слова твоего повелителя Мхитара, а не твои. Не заблуждайся, мудрый человек. Пойми полезное. Даже великие державы страшатся стамбульского полумесяца. А вы обнажаете меч против него. Поймите же, этим вы обрекаете на гибель ваш, и мой, с горстку народ.

Помолчав немного, он продолжал:

— Я человек дела, тэр посол. Поговорим о деле.

— Ты пришел с поручением от паши?

— Устами паши с тобой говорит сам султан Ахмед. Поверь, я обращаюсь к тебе с дружеским чувством. Отойди от этого сумасшедшего рамика.

Тэр-Аветиса словно дубиной ударили по голове. Он хоть и понял, от кого предлагают отойти, но спросил строго:

— От кого отойти?

— Не притворяйся наивным, я говорю о твоем повелителе Мхитаре.

— Замолчи, не то…

— Не щетинься, — сказал зло Мурад-Аслан. — Я передаю тебе слова султана Ахмеда. Пока ты был заключен в этой келье, паша отправил к стопам султана человека по поводу переговоров с тобой. Значит, слушай. Ты будешь пашой — наместником Сюника, а если пожелаешь, католикосом Эчмиадзина. Ведь я знаю, ты был духовным сановником… Это раз. Твоя страна избежит резни. Это второе.

— Цена?

— Избавиться от Мхитара и покориться султану.

— Изменник! — подскочил Тэр-Аветис и протянул растопыренные пальцы к Мурад-Аслану. — Я разорву тебя!..

— Потерпи, — сказал удивительно спокойным голосом Мурад-Аслан. — Будь благоразумен, тэр посол! Мои слова никто не слышит. Твои люди в другой келье. Вот предложение султана: или мир, если будет уничтожен Мхитар, или война. Судьба армянского народа положена на чаши этих весов! Обдумай и дай ответ. Счастливо оставаться…

Мурад-Аслан направился к потаенной двери.

— Постой! — крикнул ему вслед Тэр-Аветис. — Прикажи проводить меня немедленно. Сейчас же.

— Благословен твой путь, — ехидно улыбнувшись, сказал отступник. — Не забывай о сказанном мною.

Через шесть дней армянские посланники подъехали к Алидзору. Всю дорогу Тэр-Аветис думал о предложении Мурад-Аслана. Гнев и возмущение против этого продажного пса, осмелившегося думать, что он продаст Мхитара, не покидали его.

«Бесстыдный отступник!» — повторял он и решил обо всем рассказать Мхитару.

Спарапет встретил его у городских ворот. Тэр-Аветис соскочил с коня и крепко обнял его.

За обедом, рассказав подробно о миссии, он хотел было сообщить также и о подлом предложении Мурад-Аслана. Но решил отложить до вечера, рассказать во время ужина. Во время вечерней трапезы он опять не решился расстаться со своей тайной и оставил это на следующий день. Однако и на следующий день и последующие дни он так и не нашел в себе силы рассказать Мхитару то, что было известно только ему.

Но он не забыл о словах Мурад-Аслана. По ночам стал плохо спать, ворочался в постели, вздыхал. Страшная мысль стала точить душу этого железной воли и стойкости человека.

А следующие одно за другим горестные события способствовали этому.

Действует стальной кулак

Алидзор лихорадочно готовился.

Не было уже никакого сомнения, что турки вскоре начнут большое наступление.

Мхитар сумел создать еще три полка регулярного войска, в каждом по тысяче оруженосцев. Тикин Сатеник еще раз объехала гавары и, собрав среди населения пожертвования, передала их в распоряжение Армянского Собрания.

Вновь собранные полки разместили на постой в крупных монастырях. Это вызвало недовольство духовных отцов. В знак протеста они босиком и в лохмотьях пришли в Алидзор и шумно протестовали перед дворцом Армянского Собрания. Мхитар приказал избить их и выгнать из города. Двух самых крикливых вардапетов лишили духовного сана. Отцы церкви приумолкли и стали покладистее…

Почти ежедневно из армянских и населенных армянами грузинских гаваров прибывали в Алидзор беженцы. Приходили не только ограбленные и до предела притесненные турецкими пашами крестьяне, но и лишившиеся своей власти мелики и тавады [75] .

75

Тавады — князья (груз.).

Мхитар встречал их с распростертыми объятиями и отправлял в отряд оружейника Врданеса. Часто он сам отводил беженцев во дворец Пхиндз-Артина и оставался там целыми днями. Это давало повод злословам говорить, будто Мхитар завел с красавицей женой Пхиндз-Артина любовные шашни.

Как-то раз, когда Мхитар с почестями отвез к Пхиндз-Артину бежавших из Тифлиса трех армянских меликов и одного грузинского тавада, Вард-хатун сказала мужу:

— Спишь, что ли? Слышал, с какими людьми веселится Мхитар в доме Пхиндз-Артина?

— Какое мне до этого дело? — недовольно отмахнулся Тэр-Аветис. — Бездомные люди, дает им приют.

— Гм, — скрипнула зубами Вард, — «дает приют»… Раскрой глаза, наивный человек! Это князья, бежавшие из Тифлиса и Лори. Мхитар намерен оделить их деревнями и назначить военачальниками.

— Пусть назначает, — буркнул Тэр-Аветис.

— Он их назначит вместо тебя, вместо родовитых меликов, а вас будет держать как слуг. Знай это!

— Довольно! — крикнул Тэр-Аветис. — Всю душу мне вымотали, все жилы из меня вытянули. Хватит! Конец! Не хочу, нет!..

И, словно спасаясь от огня, выскочил из дома. Он невольно направил шаги к церкви. Впервые после тридцатилетнего перерыва у него появилось страстное желание помолиться в церкви.

Был час утреннего богослужения.

Церковь была полна верующими. Увидев Тэр-Аветиса, священники смутились, спутали псалмы. Тэр-Аветис зажег свечу, стал на колени перед алтарем и долго, под удивленными взорами всех, молился.

Он покинул церковь с чувством утери чего-то дорогого. Ему казалось, что от сердца отделяется, уходит сокровенное, что его когда-то светлый путь закрывается густым туманом.