Мхитар Спарапет
Шрифт:
Бек попросил слугу принести кофе. Завязался разговор об оружейном деле. Лишь на рассвете Бек проводил гостей и немного вздремнул. Но покой его длился недолго. Очнулся он от тяжелого сна. И напрасно силился восстановить видение. Вспомнился лишь инок Мовсес и его слова: «Пусть господь наш всемогущий внушит вам, светским владыкам, чтобы смогли вы правильно отличить добро от зла, хорошее от дурного и вызволить утопающий в море крови, измученный народ наш из гибельной бездны…»
И Беку вдруг захотелось сейчас же повидать Мовсеса, сказать ему, что вчера он вступил на путь, которым поведет к спасению народ и страну Армянскую.
Припомнилась встреча с Исраелом в Шемахе, когда Ори в качестве посла царя Петра ехал из России в Персию. «Не будет нам друга более надежного, чем Россия, — сказал Ори. — Я потерял лучшие свои годы, обивая пороги европейских властителей, но помощь нашел только у русских. Только в дружбе с ними обретет силу наша страна».
— Ты прав, Ори, — будто видя его сейчас перед собою, вслух произнес Бек. — Так думаем и мы, и народ наш. И благодарение богу, друг уже идет к нам. Не сможет прийти сегодня, придет завтра, но придет обязательно! Во что бы то ни стало надо уберечь страну и народ наш от погибели. Уберечь всеобщим противостоянием натиску врага…
Бек подошел к окну, припал лбом к холодному стеклу и закрыл глаза…
Когда очнулся, уже пламенели вершины гор. Бек встряхнул головой и обернулся. На пороге стоял Согомон.
— Ты слышал мои слова? — спросил Бек.
— Ничего не видел и не слышал, господин мой! — ответил Согомон. — Только чувствую, все чувствую!.. Пусть не падает духом орел Сюника, велик бог и милосерден. Прикажи подать умыться.
— Неси!
— Что нового? — спросил Бек, умывшись.
— Ждет тебя агулисский ходжа Абел.
— Пусть подождет. Мелики уехали?
— Все.
— А спарапет?
— Он еще здесь.
Бек вытер лицо, просушил полотенцем густые волосы и спросил:
— Знаешь, где пребывает пленный юзбаши? — Согомон кивнул. — Проведи его ко мне, только тайно, чтоб никто об этом не узнал. Иди!
Бек был уже в полном вооружении и снова стоял у окна, когда Согомон привел персидского юзбаши Мир Огуза. Пленный, увидев Давид-Бека, пал к его ногам. Долго смотрел Бек на врага своего, затем приказал Согомону принести перо и чернила, подсел к столику и написал:
«Персидскому шаху Тахмазу от Армянского Верховного властителя Давид-Бека привет! Да будет ведомо тебе, о шах, что султан Ахмед приказал сидящему в Эрзеруме Кёпурлу Абдулла паше собрать войско и идти на твою страну. Султан намерен разгромить Тавриз, изгнать тебя, последнего потомка Сефевидов, достигнуть Исфагана и отдать отнятый у твоего отца трон своему единоверцу Мир Махмуду, провозгласить его персидским шахом. Большое бедствие приближается к нашим странам. Да поможет тебе великая мудрость твоя отличить добро от зла. Если хочешь унаследовать трон своего отца, отправь немедля человека, чтобы он пал к ногам русского царя Петра и просил о помощи. Только он может спасти твой трон и Персию. Иначе ты потеряешь все и страна твоя станет добычей турок. Сейчас посол русского царя пребывает у нас, и мы приняли руку помощи русского царя. Спеши, пока стамбульская змея не обвилась вокруг твоей шеи».
Закончив так письмо, Бек перечитал его, запечатал и, свернув в трубочку, перевязал зеленой лентой. Затем, обратившись к юзбаши, сказал:
— Тахмаз шах будет повержен султаном Ахмедом, если бог лишит его разума. Вставай, Мир
Огуз!Пленник поднялся, покорно потупился перед Давид-Беком.
— Ты свободен и можешь вернуться в свою страну…
Мир Огуз бросился на колени и стал лобызать полу кафтана Давид-Бека. Бек отодвинулся.
— Вот только письмо это шаху Тахмазу. Да не мешкай в пути. Мои люди проводят тебя до Худаферинского моста, что на Араксе.
Мир Огуз попятился и, открыв спиною дверь, исчез с глаз…
Весна на берегу Куры
По лесной тропинке взбирались всадники.
Есаи ехал впереди. Он завернулся в бурку, надвинул на глаза башлык и как бы притаился.
Лил сильный дождь. Каменистая тропинка с трудом просматривалась в бурном потоке. Сотник молчал. Не говорили и сопровождающие его Цатур, Семеон и Вецки Маргар. Только нетерпеливый Цатур изредка отпускал крепкое словцо, поглядывая в недоброе, хмурое небо.
Путь они держали в родное село Есаи.
Он уехал из этих мест четырнадцать лет назад, но помнил здесь все, даже козьи тропы. Уехал, не питая надежды, что снова вернется сюда. Но вот судьба ведет его в родные места.
Жена Есаи умерла рано, в голодный год. В опустевшем доме остались они вдвоем с двенадцатилетним сыном Артаваздом. Ни земли, ни скотины. А подать — подушную и мелику за надел — надо было платить исправно. Не успел Есаи похоронить жену, как меликовы надсмотрщики налетели, словно коршуны. Есаи отдал мелику дом, но это не спасло, пришлось отдать сына. Ребенок и без того умер бы с голоду.
Сын плакал, когда надсмотрщики забирали его. Сам Есаи от горя рвал на себе волосы и в ту же ночь бежал из села…
Четырнадцать лет он как ветер носился из одной страны в другую, вечно голодный, бездомный. Спал на обочинах дорог, на свалках у постоялых дворов — словом, всяко испытывал судьбу. В одну из лихих годин пошел даже на воровство, но и этим не наполнил утробы — голод сжимал кольцо на его шее все крепче и крепче. С отчаяния уже было руки на себя наложил, да вдруг встретил Мхитара.
Теперь Есаи — сотник в войске спарапета. И в хурджине у него столько серебра, что он мог бы купить три пары быков. Теперь даже мелики говорят с ним уважительно.
Год назад сын приезжал повидаться с отцом в Дзагедзор. Есаи при встрече, не стыдясь людей, плакал, уронив голову на плечо сына. Артавазд был уже настоящим мужчиной.
— Отец, — сказал сын, — я пришел просить милости: выкупи меня у хозяина.
Есаи пошел к спарапету. Мхитару понравился молчаливый парень с большими натруженными руками. Он выкупил его, наделил семью пахотной землей и по просьбе отца назначил старшиной в то самое село, откуда они родом. Есаи, в свою очередь, отдал Артавазду все, какие у него были, деньги. С этим парень и уехал в село.
Мягкая улыбка скользнула под мокрыми усами Есаи. Радовало, что сын не посрамил его, за год сколотил хорошее хозяйство, женился, выстроил себе новый дом.
Дождь не переставал, а между тем надвинулась ночь, и продолжать путь было уже небезопасно. В лесу стоял такой густой туман, что, хоть обопрись на него, — не упадешь. Есаи вспомнил про свинарники, что на полпути к их селу. Повернул коня в сторону ущелья: тот послушно пошел на запах дыма. Скоро они разглядели едва различимую полоску огня. Лес наполнился лаем собак.