Мичман Империи. Часть первая

Отбил руку в сторону, толкнул новым щитом в грудь, подставил за спиной ещё один щит, о который дядя Саша ударился. Ещё один справа, слева другой. Он просто избивал Ерастова локальными щитами.

Александр Ярославович попытался вырваться, выпрыгнуть, уйти в сторону, выставить свою защиту, но Дед просто притянул его обратно телекинезом, и стал давить силой.

Мне стало не по себе от ощущения дедовой мощи. Засосало под ложечкой, накатила тошнота. Пришлось отойти еще дальше. Теперь я был в десяти метрах от сражающихся, но дурнота продолжала накатывать. Не представляю, каково сейчас дяде Саше.

Всё кончилось неожиданно. Ерастов прекратил сопротивляться и просто разлёгся на земле. Тут же исчезло ощущение силы, и мы все рванули ближе, вдруг понадобится помощь.

— Как? — прохрипел Ерастов, откашлявшись. — Не понимаю, Воислав Драгомирович, как?

Ещё бы он понимал, тут все в шоке. У него индекс на пару единиц выше, чем у Деда. А на их уровне это разница существенная. Это, как сравнивать тридцать пунктов и двадцать пять. Практически пропасть.

— А я, Саша, только щиты ставить, да телекинезом рулить умею, — пожал плечами Дед и протянул руку Ерастову, помогая тому встать. — Потому они такие мощные у меня. Я ж академию не кончал, как ты.

— Так давайте я Вас другим техникам научу?

— А давай, — улыбнулся Дед и приобнял дядю Сашу за плечи, — будет от тебя польза, наконец.

— Воислав Драгомирович…

— Я шучу, Саша, шучу, пойдём завтракать, нам ещё в убежище лететь.

* * *

За столом сегодня стоял шум и гам. Кроме девчонок абсолютно все обсуждали прошедший спарринг. Казалось, утренняя схватка затмила собой вчерашние события. Не каждый день лично можно наблюдать бой двух морпехов с индексом за пятьдесят единиц.

Да при чём тут наблюдать, главное, ощущать. Вот где собака зарыта. Ощущение силы Ерастова и Деда перекрывало любые визуальные эффекты. Подумаешь, хлысты, сосульки, огненные шары увидел, а вот прочувствовать всем телом и душой чужую мощь, понять, что ты бессилен перед ней. Честно, лучше с танком встретиться один на один.

Хотя, сослуживцы отца были спокойнее остальных. Для них такое событие почти обыденность. Единственное, что вызывало у них удивление — это победа Деда. Всё же не ожидали.

Но сильнее всех впечатлился Зубенко. От него так и веяло восторгом и преклонением перед Дедом. Сегодня он воочию убедился, что выбрал правильную сторону в конфликте. Хотя, о чём я, конечно же определяющую роль сыграла справедливость в происходящем, а сила так, маленький камешек на весы совести и чести.

— Все, кто помогал Ростиславу и Иллирике Данактовне освобождены, — сообщал нам последние новости Зубенко, излучая довольство жизнью и завтраком в частности. — С графини сняты все обвинения, дворянское общество выступило единым фронтом в её поддержку.

— Ну ещё бы, — хмыкнул Дед, и тут же приободрил своего разведчика: — продолжай, Кирилл Кириллович, слушаем внимательно.

— Проигравшей стороной и виновником агрессии признаны Раксы, так что все счета на восстановление города адресованы им, и не кем-то, а имперским судом.

— А за метро, что им будет? — поинтересовался я.

— По этому вопросу графа вызвали на заседание, которое пройдёт через неделю.

— Нормально, почему не через месяц? — удивился я.

— Особые обстоятельства, — хмыкнул Зубенко, — война родов, но даже если и завтра, всё равно выманить Раксу не выйдет, на заседание приедет слуга.

— Это и так понятно, — махнул рукой Дед, — что с жандармами?

— Все приказы Швелброда отменены, начальство отстранено от должностей, — Зубенко глотнул морса и продолжил, — сейчас везде в столице творится неразбериха: Швельброд отстранён судом от власти, и куда-то пропал; его заместитель найден мёртвым, поэтому врио генгуба назначили вообще несвязанного с ним человека, бывшего начальника по связям с общественностью, который лет пять назад вышел на пенсию; у военных кипешь, все части планетарников поставлены в ружьё, приказа у них два — не допустить беспорядков, и охранять гражданских от войны родов.

— Спасибо, Кирилл, Рохлин, где сейчас граф Ракса? — Дед посмотрел на нашего спеца по работе со спутником.

— Вернулся в поместье, туда же стянул своих сильнейших офицеров со вчерашнего боя.

— Будем ждать его хода? — спросил я.

— Зачем? — удивился Дед, — он там засаду на Лиру сделал, в гости приглашает, потому что не знает где она, так что будем и дальше гнуть свою линию.

— Хочу заметить, — Зубенко дождался, когда Дед закончит, чтобы вклиниться в разговор. — Где находится Иллирика Данактовна догадываются все заинтересованные стороны, более того, ей просто нельзя сейчас появляться на людях: о встрече с ней сразу станет известно всей планете, на сегодня она самый популярный человек Святогора.

— Догадываться и знать, разные вещи, — хмыкнул Дед, — хотя, в нашей ситуации равнозначные. В обоих случаях никто ничего сделать не сможет. Ладно, все поели? — он оглядел бойцов за столом и поднялся на ноги, — тогда поехали, схрон юдиных ждёт графиню.

* * *

Мы с Лирой летели к схрону в одном броневике вместе с отцом, Ерастовым и Гаделом. За штурвалом была Елена.

Сам броневик, как и ещё два, на которых далеко вперёд умчались остальные члены нашей команды, Дед реквизировал у ополчения. Он вообще, во всю пользовался своей должностью.

Благодаря ему сейчас наш дом остался под охраной двух десятков боевых машин, а еще несколько сотен экипажей, далеко на флангах обеспечивали наше прикрытие.

Поездка обещала быть долгой. Мы специально сбросили скорость, чтобы Дед с Апостоловым прибыли на место первыми и всё разведали.

— Кажется, предосторожности излишни? — Ерастов оторвался от инфопланшета и обратился к отцу. — Ясно же видно, что в квадрате пусто.

— Батя перестраховывается, — пожал плечами папа.

Я тоже мониторил свой коммутатор. Вернее картинку на нём.

Вчера, после того как я скинул инфу по облаку в общий доступ, Дед настроил спутник на круглосуточное наблюдение за окрестностями главного убежища. Нам надо было убедиться, что там нет засады.

Пока выходило, что нет. Ни одного движения за всё время.

— Может, нет там никого? — размышлял вслух Ерастов, — убили всех.

Рядом беспокойно зашевелилась Лира, и я накрыл её ладошку своей. Чем ближе мы подлетали к убежищу её слуг, тем тревожнее она становилась. Переживала за близких людей.