Мичман Изи

— А ну-ка, сэр, лезьте наверх, на грот-брам-стеньгу , сядьте там на салинг и ждите моего приказа. Живо!

— А зачем мне туда подниматься? — осведомился Джек.

— В наказание!

— В чём я виноват, сэр?

— Не рассуждать, лезьте!

— С вашего позволения, сэр, я хотел бы сперва обсудить этот вопрос.

— Обсудить вопрос! — заревел Гадинг. — Дьявольщина, я вас отучу обсуждать вопросы! Марш наверх!

— Извините, сэр, капитан сказал мне, что устав есть свод правил и уложений, которыми мы все должны руководствоваться на службе. Я прочитал устав от корки до корки и не нашёл там ни слова о таком наказании. — Говоря это, Джек вытащил из кармана устав и раскрыл его.

— Так вы подниметесь на мачту, сэр, или вы отказываетесь? — спросил мистер Гадинг.

— А вы покажите мне место, где в уставе говорится об этом. Вот он, пожалуйста, — сказал Джек, протягивая устав.

— Я приказываю вам подняться на топ, и попробуйте только не подчиниться — будь я проклят, если не велю подвесить вас на мачте в мешке!

— В уставе ничего не говорится о мешке, сэр, но зато там имеется другое. — И Джек начал читать: «Все высшие офицеры, равно как и другие лица, несущие службу на кораблях флота Его Величества, замеченные в сквернословии и поношениях, пьянстве, нечистоплотности и других поступках, порочащих честь офицера, а равно в божбе и других нарушениях добронравия, должны быть подвергнуты наказанию…».

— Проклятие! — воскликнул штурман, теряя голову от ярости, так как заметил, что вся корабельная вахта потешается над ними.

— Нет, сэр, не проклятию, — возразил Джек. — Проклятию — это когда виновного будет судить Божий суд, а здесь он понесёт наказание соответственно характеру и тяжести преступления.

— Отправитесь вы на мачту или нет?

— С вашего позволения, — ответил Джек, — мне бы не хотелось.

— Тогда считайте себя под арестом. Я отдам вас под суд, ступайте в свою каюту.

— С удовольствием, сэр, — козырнул Джек. — Это совершенно правильно и согласуется с уставом, которым мы все должны руководствоваться.

Джек свернул устав в трубочку, сунул его в карман и отправился к себе в каюту. Вскоре в каюту спустился Джоллиф, который был свидетелем перепалки между Джеком и Гадингом.

— Мой мальчик, — сказал Джоллиф, — мне жаль, что всё так случилось, вам следовало бы подняться на мачту.

— А мне кажется, что это спорный вопрос и его нужно обсудить.

— А что бы стало со службой, если бы и другие начали обсуждать приказы? Нет, так не годится. Вы должны сперва выполнить приказ; а потом подать жалобу, если приказ несправедлив.

— В уставе говорится иначе.

— Но так делается на службе.

— А капитан утверждал, что статьи устава являются руководством к службе, и мы все одинаково обязаны подчиняться им.

— Даже если так, то устав вам не поможет. Там есть пункт: любой офицер либо моряк и т. д., виновный в неподчинении законному командованию, подлежит… Разве ваш поступок не подпадает под эту статью?

— И всё-таки остаются кое-какие спорные моменты: законное командование предполагает порядок, установленный законом, а где же тут законность? Когда я пинком спустил по сходням Истхапа, капитан заявил, что наказывать имеет право только капитан, а со стороны офицеров это будет самоуправство. Почему же тогда штурман решил…

— Ну хорошо, допустим, что старший офицер поступил неправильно, всё равно это не может служить поводом для отказа от подчинения. Если бы каждый приказ оспаривали как справедливый и несправедливый, наступил бы конец всякой дисциплине. Кроме того, не забывайте, что существует ещё обычай, равносильный закону.

— Это не подлежит сомнению, — уныло ответил Джек.

— На службе чем меньше сомнений, тем лучше. Даже на берегу действуют два закона — писаный, он всем известен, и неписаный, так называемый «Lex non scripta», то есть обычай. Конечно, мы его придерживаемся, так как устав не может предусмотреть всего.

— Хотя и угрожает военно-полевым судом буквально за всё, — добавил Джек.

— И который приговаривает или к смерти, или к увольнению со службы — ни то, ни другое вас не устроит. Вы попали в большую беду, и хотя капитан, очевидно, вам друг, но и он не сможет оставить этот случай без последствий. Хорошо ещё, что дело идёт о штурмане, который не имеет такого веса, как другие офицеры, но всё равно вам придётся уступить и отбыть наказание, ибо капитан не может смотреть сквозь пальцы на нарушение дисциплины.

— Послушайте, Джоллиф, у меня глаза раскрылись на многое. Капитан утверждает, что если старший офицер ругает младшего, то это служебное рвение. А если наоборот, то это считается наглостью. Он говорит, что устав обязателен для всех, но получается так, что штурман нарушает то, о чём говорится не менее двадцати раз в статье второй устава и остаётся безнаказанным, тогда как меня наказывают за то, что в уставе даже не упоминается. Откуда мне знать, что мне следовало отправиться на топ-мачту для отбытия наказания? Об этом в уставе ничего не говорится, а правом наказывать наделён только капитан. Таков был его приказ. Если я выполню чей-то приказ вопреки приказу капитана, разве не получится, что я нарушу его приказ? Мне кажется, что у меня довольно сильная линия защиты и мои доводы неотразимы.

— Боюсь, что ваши доводы никто не будет слушать.

— Но это противоречит всем законам справедливости!

— Но согласуется со всеми законами службы.

— Чёрт возьми! Приходится признать, что я круглый дурак, — заметил Джек подумав. — Как по вашему мнению, что меня заставило отправиться в море, Джоллиф?

— Да потому что вы не знали, что были счастливы на берегу, — сухо ответил его товарищ.

— Это верно, но не только поэтому. Я думал, что найду равенство в море, какого я не мог найти на берегу.

Джоллиф вытаращил глаза.

— Дорогой мой, я слышал, что вы усвоили ваши идеи от отца. Не хочу быть неучтивым к нему, но он, вероятно, или сумасшедший, или дурак, если, дожив до седин, не обнаружил, что такой вещи, как равенство, не существует на свете.

— Я тоже так начинаю думать, но это не значит, что его не должно быть, — возразил Джек.

— Прошу прощения, но отсутствие равенства доказывает, что его и не может быть: «Всё сущее — истинно» [20] . С таким же успехом вы будете искать полное счастье в жизни или абсолютное совершенство в отдельном человеке. Нет, ваш отец — великий фантазёр!

20

Строка из поэмы «Опыт о человеке» английского поэта и философа эпохи Просвещения А. Попа (1688–1744 гг).

— Что же делать? Наверное, мне лучше отправиться домой!

— Нет, дорогой Тихоня, вам лучше остаться на службе, ибо здесь вы скорее избавитесь от своих вздорных идей и станете нормальным умным парнем. Служба — суровая, но добрая школа, в которой каждый достигает своего уровня, — но не в смысле равенства, речь идёт о том уровне, до которого человек поднимается или, наоборот, опускается благодаря своим талантам или достоинствам, означенным у него знаком плюс или минус. У нас благородная профессия, хотя, как и всё на свете, она не лишена своих недостатков. Лично у меня мало причин хвалить службу, она всегда была для меня горьким хлебом, но ведь бывают исключения к каждому правилу — что тут поделать? А вы не вздумайте бросать службу, пока не испытали её со всех сторон. Мне известно, что вы единственный сын у отца, а он богатый человек, поэтому, как говорится, вы независимы. Но, поверьте мне, как бы человек ни был богат, он не может быть независимым, если у него нет профессии, а лучше нашей вы не найдёте, несмотря на…