Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилегии последнего периода императорской России
Шрифт:
* * *

Возникающая перед нами из вышесказанного картина свидетельствует, что изображенные в «Вишневом саде» дворяне (как пример самого знаменитого из многочисленных сходных изображений) не были ни самыми типичными, ни самыми распространенными представителями пореформенного дворянства. Многие из них приспособились к отсутствию крепостных и вели либо собственное хозяйство, либо, что встречалось чаще, сдавали землю крестьянам. Немалое число помещиков даже прикупали землю. Получение кредита под залог земли отнюдь не означало неминуемого разорения. Если не считать мелких владений, дворяне оставались главными землевладельцами во всех группах земельной собственности.

Остается, конечно, бесспорным фактом, что большинство дворян-землевладельцев расставалось с землей; однако это отнюдь не означает, что они всегда или обычно шли на это вынужденно и под давлением кредиторов. Во многих, а может быть, и в большинстве случаев решение о продаже имений было добровольным. Принятие такого рода решений облегчалось как исторически обусловленной непрочной связью дворянства с землей, так и общей бесприбыльностью в России сельского хозяйства. Решение о

продаже земли было чаще всего не следствием неоплатных долгов, а просто альтернативой получению кредитов под залог имения. Капитал, вырученный как от продажи, так и от залога земли, чаще всего вкладывался в торговлю и промышленность, где приносил куда большую прибыль, чем в сельском хозяйстве. Таким образом, дворянство находилось не столько в процессе упадка или обнищания (как предполагается традиционной гипотезой о его неспособности хозяйствовать без крепостного труда), сколько переживало радикальную трансформацию, и в основном не вынужденную, а добровольную. Смыслом этого процесса преобразований было выделение тех, кто (в силу личных склонностей, рациональной оценки сравнительного экономического потенциала своих имений, невезения или какого-либо сочетания этих факторов) предпочел распрощаться с землей и попытать удачи на ином поприще. Оставшееся на земле меньшинство продолжало сокращаться по численности и по площади принадлежавших ему земель, но зато это меньшинство превращалось в группу преданных своему делу, ориентированных на рынок и на прибыль аграриев.

Когда государство в 1860-х гг. потеряло интерес к дворянству как к служилому сословию, последнее разом лишилось как традиционной общественной роли, так и правовых привилегий. Остались лишь господствующие позиции в группе крупных и средних землевладельцев и ясное чувство своего культурного превосходства. Некоторые дворяне пытались самоидентифицироваться через аграрное предпринимательство; большинство, под влиянием чувства культурного превосходства, искало себе применения в иных сферах. Культурные изгои в своих собственных родовых поместьях, окруженные безбрежным морем традиционного крестьянства, купцов и духовенства, многие дворяне воспользовались новыми возможностями мобильности, возникшими в пореформенной действительности, и сбежали на материк городской жизни, где обрели более родственную культурную среду и новое положение в общественной жизни. Эти преобразования могли оплакивать только те, кому сохранение прежнего уклада жизни было дороже, чем творческое приспособление множества дворян к новой социальной реальности. Традиционалисты не ограничивались оплакиванием «упадка дворянства». Со страстной энергией отчаяния они стремились если не обратить вспять, то хотя бы остановить процесс отхода дворян от земли и неизбежных последствий этого процесса.

Глава 3

КОНТРАТАКА ТРАДИЦИОНАЛИСТОВ

Защита привилегий

В то, что дворянству не выжить в пореформенном, освобожденном от крепостного права мире, верили не только недоброжелатели, но и самые горячие сторонники и защитники первого сословия. Обе группы ни на минуту не сомневались в том, что дворяне-землевладельцы прощаются со своими поместьями, принужденные к этому своими неоплатными долгами, падающими ценами на хлеб и, главное, своей врожденной неспособностью к выживанию в условиях свободного рынка земли и рабочих рук. Из общего видения перспектив эти две группы, однако, делали совершенно разные выводы.

Либералы, по определению, не могли не одобрять нового направления развития России в целом и упадка дворянства в частности. Некоторые из них руководствовались убеждениями, близкими убеждениям западников 1840-х гг., которые рассматривали сословное общество в России как тождественное по основным своим характеристикам «старому режиму» в странах Запада, и поэтому верили, что ему суждено пойти по пути, пройденному Западом после Французской революции. Ведущий русский историк В. О. Ключевский сформулировал эту позицию в прочитанной им в 1886 г. лекции об истории сословий в России. Он утверждал, что существует закон истории, определяющий последовательное прохождение обществом трех стадий или этапов развития: стадия примитивного и недифференцированного общества; стадия формирования функциональных экономических групп и государства, которое становится ареной возникновения социальных групп (сословий), отличающихся разным правовым статусом; и, наконец, современная стадия общественного развития, на которой все индивидуумы наделяются равными гражданскими правами и обязанностями, такими, как обязательная воинская повинность. На этой стадии неравенство политических прав и экономических обязанностей (скажем, уплата налогов) зависит не от случайностей рождения и принадлежности к определенной социальной группе, а от самого индивидуума и его материального положения. Подобно большинству других открывателей исторических законов, Ключевский воспринимал свое открытие в положительном свете; он не сомневался в том, что «уравнение сословий есть одновременное торжество и общего государственного интереса, и личной свободы» {137} .

Сходной была логика и Б. Н. Чичерина — видного либерала, философа, историка и теоретика права. Чичерин полагал, что существование сословий было важной гарантией от тирании в период абсолютной монархии, но что им нет места в обществе, в котором конституция ограничивает власть правительства и гарантирует права личности. В своих статьях по дворянскому вопросу, опубликованных в «Санкт-Петербургских ведомостях» в 1897 г., Чичерин доказывал, что «сословный строй, характеризующий известную эпоху общественного развития, уступает место иному гражданскому порядку, основанному на общей свободе и равенстве всех перед законом». В России эти преобразования начались с реформ 1860-х гг.: «с водворением общегражданской свободы разложение сословного строя составляет лишь вопрос времени» {138} .

Некоторые другие, одобрявшие пореформенное направление

социальной эволюции в России, верили в уникальность России. Славянофилы И. С. Аксаков и А. И. Кошелев в 1860-х гг. и видные теоретики права Н. М. Коркунов и барон С. А. Корф поколение спустя настаивали на том, что сословная система была внутренне чуждой России традицией, заимствованной в XVIII в. на Западе, но так по-настоящему и не прижившейся в России из-за фундаментальной несовместимости с эгалитарным наследием русской культуры. Эти комментаторы приветствовали устранение правовых границ между сословиями и возвращение освобожденного от старых привилегий дворянства в единый круг народного братства как возвращение России на собственный путь развития {139} .

Министр финансов Сергей Витте в 1897 г. также настаивал на уникальности России, по крайней мере в отношении ее политического устройства. Согласно Витте, Российская монархия, в отличие от старорежимных монархий Запада, всегда стояла над всеми сословиями, никогда не вступала в союзы с тем или иным из них, всегда действовала исключительно в собственных интересах и принуждала сословия действовать в интересах общества в целом. Отвергнув призывы к государству проявить особое великодушие и спасти дворянство от исчезновения, Витте говорил о неизбежности катастрофы, если после стольких лет самодержавие изменит своей исторической природе ради «чуждого нам европейского монархизма с его сословной основой». Однако, что касается экономического и социального развития, Витте не видел в России ничего уникального. На Западе феодализм уступил путь капитализму, и судьба России следовать тем же курсом: «В настоящее время богатство дается не землею, а банковским делом, промышленностью, обрабатывающим производством, и т. п.». А поскольку дворянство представляло собой реликт феодальной системы, Витте предсказывал этому сословию в России ту же судьбу, которая постигла его на Западе. У министра финансов не вызывало ни малейших сожалений обезземеливание большинства дворян, особенно «весьма естественный процесс внутрисословного перераспределения дворянских земель, перехода их из слабых, неумелых рук в руки сильных, знающих и предприимчивых хозяев, являющихся наиболее ревностными представителями русского передового сельскохозяйственного сословия» {140} . Короче говоря, для него происходившее не представляло проблемы и потому не требовало корректирующих действий.

Однако в центре общественного внимания в начале 1880-х гг. дворянский вопрос оказался не стараниями процитированных выше авторов, а благодаря усилиям их оппонентов, считавших отход России от системы наследственных привилегий к всеобщему равенству одновременно недостойным и опасным. Тот факт, что дворянский вопрос превратился в актуальную общественную проблему только в 1880-х гг., через два десятилетия после начала реформ, столь основательно уменьшивших межсословные правовые различия, нуждается в объяснении. Ответ на него содержится в двух основных характеристиках старого режима России: 1) ревностное отношение самодержавия к своему монопольному праву на принятие политических решений; 2) возникновение дворянства как служилого сословия, наделенного государством правами и привилегиями именно для того, чтобы лучше ему служить.

Когда после унизительного поражения России в Крымской войне Александр II утвердился в необходимости отмены крепостного права (а значит, и ликвидации самой ценной из дворянских привилегий), он не запрашивал мнения первого сословия и привлекал дворян к консультациям только впоследствии и только относительно технических деталей процесса освобождения крестьян и наделения их землей. Хотя «большинство дворян выступали против плана правительства на каждом этапе его судорожного развития», а небольшие группы дворян регулярно выступали против промежуточных формулировок правительственной политики, их выступления неизменно встречались «отпором и укором» со стороны государства, и авторы протестов шли на попятный {141} . Прочно усвоенные привычки беспрекословного повиновения государству в политических вопросах, особенно когда государство выступало в качестве инициативной силы, и всецелого упования на царскую милость в вопросах о наградах и привилегиях надежно удерживали подавляющее большинство дворян в его власти. Как только освобождение крестьян и сопутствующие реформы стали реальностью, эффективная оппозиция протестовавших против размывания прав и привилегий дворянства стала еще менее возможной. Их целью было сохранение структур и ценностей прошлого, но среди последних на первом месте стояла полная покорность воле государства. И пока Александр II был жив, укрепление принципа правового равенства и его превалирование над традицией правовых привилегий было важным направлением внутренней политики. Именно это противоречие объясняет почти полное отсутствие открытого несогласия с ходом реформ в 1860-х и 1870-х гг. {142}

Было, конечно, и небольшое число исключений, и среди них анонимный автор книги «Слияние сословий, или дворянство, другия состояния и земство» {143} . Этот трактат, написанный в ответ на выступления в печати Аксакова и Кошелева, доказывал, что сильное, владеющее землей дворянство жизненно важно для сохранения монархии, а значит, и для спасения России от угрозы анархии. Другим исключением был генерал Р. А. Фадеев, видный деятель консервативного антизападного кружка, рупором которого в 1870-х гг. была Санкт-Петербургская ежедневная газета «Русский мир». Фадеев горячо защищал потомственное, обладающее правовыми привилегиями дворянство, «необходимое для будущности России» как резервуар образования, культуры и политического сознания {144} . Другой диссидент, не столь прямой и откровенный, ограничился изданием краткой популярной истории дворянства XVIII в., в которой с удовлетворением отмечал, что великие реформы не смогли отменить ни основы сословной организации российского общества, ни преимущественного положения дворянства {145} .

Поделиться с друзьями: