Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилегии последнего периода императорской России
Шрифт:
Его финансовые трудности достаточно серьезны, чтобы преодолеть сомнения, вызываемые тем, что он первым в своем роду вступит в деловое сотрудничество с евреями — железнодорожными магнатами. Облонский оказался в неплохой компании: к началу XX в. список аристократических семей, украсивших своими именами правления директоров только банков, включал Бобринских, Волконских, Воронцовых, Голицыных, Мещерских, Оболенских, Шаховских и Щербатовых. Некоторым, как и придуманному Толстым Стиву Облонскому, платили просто за использование их имен, придающих респектабельность предприятиям разбогатевших выходцев из низших классов; другие активно участвовали в делах своих предприятий, в которые они часто вкладывали и собственные деньги {334} . Небольшое, но важное меньшинство создало собственные фирмы и играло в них ведущую роль капитанов промышленности и торговли, подобно тем, кто возглавил предпринимательские группы Москвы, Петербурга и юга России {335} .
В 1882 г. в Москве было 730 дворян-предпринимателей, возглавлявших торговые и промышленные заведения, часто весьма скромные по размеру. Но этим участие дворян в бизнесе не ограничивалось. В том же 1882 г., по данным переписи городского населения, 2413 дворян работали управляющими и служащими
81
Остальные дворяне из числа экономически самостоятельных состояли на службе по военной и гражданской части (20–21 %), были пенсионерами (18,7 %) и крупными землевладельцами (1,5 %). Иванов причисляет последних к группе промышленных предпринимателей. В С.-Петербурге в 1869 г. 548 дворян являлись служащими частных предприятий, 263 дворянина — работниками физического труда, а 355 — независимыми ремесленниками. См.: Корелин. Дворянство. С.124.
Роль революционера привлекала сравнительно немногих дворян, но без них революционное движение не было бы украшено громкими именами своих лидеров: Герцен, Бакунин, Писарев, Лавров, Михайловский и Плеханов представляют собой яркие образы благородных революционеров. В конце 1870-х гг. из 384 радикалов в Петербурге 38 % были детьми дворян-землевладельцев, еще 24 % вышли из семей дворян-чиновников {337} .
Дворянство и служебные привилегии
В России дворянство было исторически настолько слито со службой государству, что этого факта не могли игнорировать даже те из сословников, кто в наибольшей мере попал под обаяние заимствованного на Западе XVIII в. идеала дворянской жизни. А большинство сословников и не намеревались игнорировать эту историческую связь. Для громадного большинства традиционалистов поместье было единственным подобающим местом жизни для настоящего дворянина, но служба государству была все-таки основной причиной существования дворянства и его сословных привилегий. Перед сословниками соответственно стояли две главных задачи: остановить процесс растущего обезземеливания дворянства и восстановить тождественность дворянского статуса службе государству. К решению проблемы они подошли с двух сторон: прямые ограничения для недворян и привилегии для дворян на государственной службе плюс обучение и подготовка дворянской молодежи к службе.
Ни военная, ни гражданская служба никогда не были исключительной территорией дворянства. Тем не менее государство постоянно оказывало дворянам предпочтение при выдвижении на ответственные должности. Вполне определенная форма была задана этой традиции еще Петром Великим, который, стремясь обеспечить казенные потребности в людских ресурсах без привлечения низших сословий, сделал дворянскую службу пожизненной повинностью. Даже постановление Петра, что все служащие в определенных классах Табели о рангах «имеют оных законные дети и потомки в вечныя времена, лучшему старшему Дворянству во всяких достоинствах и авантажах равно почтены быть, хотя бы они и низкой породы были…» {338} , не имело целью стимулировать приток простонародья на службу государству. Скорее это была попытка сохранить за службой ее идентификацию с дворянством за счет включения в состав первого сословия любого, кто сумел добиться известных чинов в армии, на флоте или в бюрократическом аппарате. Фактически указом 1724 г. Петр запретил назначать недворян — во всех случаях, кроме совершенно исключительных, — на должности, привязанные даже к низшему чину Табели о рангах {339} .
Не успело государство освободить дворян от принудительной службы, как прибегло к целому ряду мер, рассчитанных и на ограничение доступа к государственной службе выходцам из низших сословий, и на обеспечение дворянству формального преимущества перед простолюдинами, которые осмелились конкурировать с ними. В офицерском корпусе, где выходцы из низших сословий в XVIII в. встречались относительно редко, унтер-офицеры дворянского происхождения, начиная с 1764 г., получили преимущественные права на производство в низший обер-офицерский чин, и минимальный срок ожидания производства в обер-офицеры был для них значительно короче, чем для недворян. В начале XIX в производство недворян в обер-офицерский чин было запрещено в принципе; при Николае I им опять был открыт доступ в офицерский корпус, но, как правило, только после двенадцати лет службы по сравнению с двумя годами для дворян.
Гражданская служба, если не считать дипломатического корпуса, всегда была для дворян менее привлекательна, чем военная. Даже до освобождения дворянства от обязательной службы половина всех чиновников были простого происхождения. До царствования Екатерины Великой служба по гражданской части была открыта для всех, кроме крепостных, но в последней четверти XVIII и в первой четверти XIX в. социальная база, поставлявшая чиновников, постепенно уменьшалась. Начиная с 1827 г. служба в гражданских ведомствах, как правило, была доступна только для потомственных дворян, а также для сыновей личных дворян, офицеров и чиновников, православных служителей, коммерц-советников и купцов первой гильдии, обладателей ученых степеней, художников и канцелярских служащих. Но нужда в обученном персонале перевесила пристрастие государства к привилегированным сословиям, и законом 1827 г. образованию было позволено компенсировать недостаток низкого происхождения. За исключением евреев, любой, не имевший доступа на государственную службу по причине низкого происхождения,
теперь получал это право, если у него было высшее, а в некоторых случаях — среднее образование {340} . [82]82
Коммерц-советник — этим почетным званием вознаграждали купцов после двенадцати лет пребывания в первой гильдии (Грибовский В. М. Государственное устройство и управление Российской империи[Одесса, 1912]. С. 46).
Обладатели дипломов университетов или медицинских факультетов, а также окончившие с отличием гимназический курс обучения автоматически зачислялись на службу с присвоением надлежащего чина; все прочие начинали в качестве канцелярских служащих. С начала царствования Николая I канцелярские служащие были разделены согласно социальному происхождению. Потомственные дворяне имели право на повышение в низший чин Табели о рангах после значительно более короткого периода ученичества, чем выходцы из низших сословий, — два года при наличии начального и год при наличии среднего образования. Чиновники дворянского происхождения быстрее продвигались по служебной лестнице, чем простолюдины. Начиная с 1834 г. от представителей низших классов требовалось примерно вдвое дольше прослужить в девятом чине до продвижения в восьмой. Это была именно та ступенька, которая до 1845 г. давала право на звание потомственного дворянина. Однако преобладание дворян на высших и средних этажах чиновничьей иерархии в середине столетия объясняется не столько этими формальными преимуществами, сколько тем фактом, что, «если не считать низших ступеней губернской администрации, дворяне больше были ориентированы на государственную службу и начинали служить с более высоких ступеней, чем недворяне» {341} .
Эпоха Великих реформ покончила практически со всеми правовыми преимуществами, которые были у дворян при поступлении на военную и гражданскую службу и при продвижении от чина к чину. Производство в низший офицерский чин отныне основывалось только на результатах экзаменов. Гражданская служба осталась закрытой для мещанства и крестьян, но с 1861 г. на нее начали принимать евреев, имевших диплом об окончании университета или медицинского факультета. А с 1856 г. правила повышения в чинах стали едиными для всех чиновников, независимо от сословия. Единственные привилегии, сохраненные за потомственными дворянами, были следующие: (1) более быстрое производство из канцелярских служителей в низший чин гражданской службы для дворян, не имевших диплома университета или медицинского факультета либо аттестата об окончании гимназии с отличием; (2) автоматическое повышение при переходе с военной службы на гражданскую и в случае ухода в отставку, если выслуга лет в последнем чине перед уходом в отставку была не менее года; и (3) право на переход с гражданской службы на военную с сохранением чина {342} . [83]
83
При выходе в отставку пятый класс получали только дворяне, отслужившие не менее четырех лет в шестом классе, четвертый — отслужившие пять лет в пятом классе. Производство в первые три класса при отставке производилось только по усмотрению императора (Там же. Ст. 792). Начиная с 1847 г. чиновники из низших сословий также получили право на автоматическое повышение в чине при выходе в отставку, но только не выше шестого класса (с 1856 г. — не выше пятого), т. е. последнего класса, за которым следовало получение потомственного дворянства, да и то лишь в том случае, если перед выходом в отставку они отслужили в этом чине требуемый законом минимальный срок, дающий состоящим на службе право на повышение в чине (Там же. Ст. 794).
Как на гражданской, так и на военной службе дворяне продолжали пользоваться формальными преимуществами образования и социальных связей, что облегчало доступ к ответственным должностям, особенно с начала 1880-х гг., когда самодержавие начало проводить откровенно продворянскую политику. (О взаимосвязи между образованием и службой речь будет идти в следующем разделе.) Любопытным образцом правительственной политики была попытка военного министра П. С. Ванновского содействовать распространению дуэлей между офицерами, чтобы укрепить образ корпуса как сферы дворянства. Позаимствовав закон (1874 г.) Германской империи, единственного западного государства, все еще позволявшего дуэли, Ванновский распорядился в 1894 г. считать дуэль обязательной, если по решению военного суда в ней было единственное спасение офицерской чести. Офицер, отказывающийся в такой ситуации от дуэли, был обязан в течение двух недель подать в отставку или претерпеть бесчестье увольнения из армии. Вслед за этим приказом количество зарегистрированных дуэлей увеличилось с одной в год в период 1876–1890 гг. до восемнадцати-девятнадцати в год в период 1894–1904 гг. Хотя военным юристам законность дуэлей представлялась сомнительной, Николай II энергично одобрил эту новацию, и с 1897 г. были разрешены дуэли между военными и штатскими {343} . Такого рода меры вполне могли обескуражить недворян, подумывавших о военной карьере.
Защитники традиций предлагали целый ряд мер, способных вернуть высшее сословие к исполнению его исторического призвания. Примером крайней позиции могут служить Фадеев и Елишев, которые в 1870-х и 1890-х гг. соответственно настаивали на восстановлении обязательной службы для дворянства. Они утверждали, что только такая радикальная мера способна вырвать контроль над гражданской службой из рук разночинцев — людей, не имеющих корней ни в одном традиционном сословии. Такого рода люди якобы могут получить формальное образование, необходимое для выполнения служебных обязанностей, но им недоступны нравственная высота, самодисциплина, бескорыстная преданность благу государства, которые передаются исключительно по наследству и могут быть воспитаны только в лоне дворянской семьи. Даже среди сословников предложение Фадеева и Елишева широкой поддержки не получило. Более популярна была другая идея — не принуждать дворян к государственной службе, а защитить их на службе от конкуренции низших сословий. В 1890-х гг. Плансон агитировал в пользу восстановления ощутимых служебных привилегий для дворянства. «Московские ведомости» и «Гражданин» пошли еще дальше и призывали к установлению монополии дворянства на государственную службу, которой не было у первого сословия даже в безмятежном XVIII в. {344}