Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад
Шрифт:
Была среди принесенных им с собою пожитков маленькая говорящая машинка, которую он называл «радио». Каген включал ее по вечерам, и из машинки звучали странные речи, странная музыка из дальних далей. Наши детишки пробовали под эту музыку танцевать, но всякий раз их так разбирал смех, что долго не протанцуешь.
Однажды, к вечеру, Каген заинтересовался чахлым красным растением с белыми прожилками, подвернувшимся под ноги. Подобно всему, жившему на земле в те времена, растение изнывало от жажды.
– Это ведь и есть амброзия? – спросил он.
– Твои глаза становятся мудрее, – отвечал
– Ободрать кожицу, – сказал он, – сварить, растереть в кашицу.
– И?..
– И… смазывать раны, чтоб останавливать кровь.
– После того, как раны промыты. Только после того.
Тут мы умолкли: сверху донесся свист. По небу мчалось, скользило что-то похожее на колесо из серебристо-голубого металла. Пролетая под облаками, оно становилось белым, а миновав облако, тут же синело, сливаясь с небом. Позади этой штуки тянулись едва различимые глазом змееподобные щупальца.
Каген втянул голову в плечи.
– Чего тебе бояться? – удивился я. – Радуйся. Теперь это – машины белого человека.
– Я не из белых людей, – сказал он.
– Ты бел изнутри, – пояснил я, сожалея, что наношу ему такую обиду.
Однако Каген ничуть не обиделся. Может быть, не расслышал?
– Они остались после войны, – негромко заговорил он. – Они могут сами делать себе запасные части, и с помощью этих частей мы изменили свой мир. Начали ими пользоваться. Теперь мне думается: это они используют нас.
– Как же так? – спросил я, надеясь узнать от этого странного юноши что-нибудь новое для нашей пещеры.
Он почесал в затылке.
– Время от времени мне кажется, что наше собственное правительство стало куда опаснее пришельцев со звезд.
– Отчего же ты не пойдешь к вашим старейшинам и не скажешь им, что они ошибаются?
– Теперь я даже не знаю, кто управляет нами.
– Ваши стойбища так велики, что вы не знаете своих же отцов да бабок?
Каген ничего не ответил. Казалось, он страшно устал.
– Скоро ты отправишься домой, – сказал я Кагену однажды вечером, когда мы любовались луной. Дело близилось к полнолунию. – По-моему, тебе не хочется уходить.
Каген вздохнул, но тут же снова повеселел.
– А не можем ли мы сходить к Ладони Модимо, прежде чем я уйду?
Модимо – это Большой Бог, тот самый, кто создал всех остальных, а уж те, в свой черед, создали горы, и облака, и зверей, и людей. Ладонью Модимо мы называем пустошь, окруженную четырьмя продолговатыми, высокими скалами, торчащими из земли кверху, в двух днях пути от нашего стойбища. Для всех Людей это место священно, и каждые два года все наши семьи, рассеянные по саванне, сходятся там торговать и устраивать свадьбы. Ладонь Модимо – место немалой силы.
О Ладони Модимо Кагену рассказал я: в этом месте отец дал мне тайное имя, в этом месте я встретился с первой женой, ясноглазой Нелой, подарившей мне двоих сыновей и дочь, прежде чем ее забрала лихорадка.
Много раз Каген просил взять его туда. А я всякий раз отвечал:
– После.
Теперь никаких «после» у нас не оставалось, и я согласился.
– Возьмем еды на четыре дня, – сказал я. – В самом деле, неплохо еще раз прогуляться
вдвоем напоследок.Так мы с ним и отправились за травяные луга, на юг. Странно, должно быть, выглядели мы рядом: чернокожий белый человек с ружьем на плече и старик вдвое ниже ростом, вооруженный копьем отцов. Большую часть пути кости ломило, как это часто бывает в последние годы, но бодрый шаг Кагена нес мою душу вперед. Шли мы и шли, разговаривали, а вечером подняли взгляды к звездам.
– Ты говоришь, звезды – горящий газ, – сказал я, вороша палкой угли в костре. – А мой дед говорил, что звезды – глаза мертвых и нерожденных.
– Пожалуй, твоя история мне нравится больше, – усмехнулся Каген.
– Моя не объясняет всего на свете.
– И моя тоже.
Высоко в облаках по небу беззвучно пронеслась еще одна из этих странных железных машин.
Летают… Бегают… Меняют обличье и цвет, как ящерица-хамелеон… Кто они были такие, эти небесные люди, явившиеся уничтожить, истребить живущих в больших городах? Что за беда стряслась с ними, принудив покориться смерти?
Когда кожура имбиря перестала унимать ломоту в костях, я выбрал дорогу, что сберегала нам полдня пути. Путь повел нас через скалы, которых я не видал с самого детства и давно о них позабыл. Здесь трава поредела, сквозь кожу Земли проступил камень и бурый песок.
Внезапная яркая вспышка заставила меня зажмуриться.
– Что там? – спросил Каген.
В каком-то десятке шагов впереди, за кустом желтокорой акации, снова что-то сверкнуло и тут же угасло.
– Не знаю, – ответил я.
Вспышка эта была… какой-то странной. Подозрительной. Слишком уж яркой, хотя как раз туда и падала тень каменного карниза. А вот отсюда, под необычным углом, я смог увидеть еще один проблеск, еще ярче первого.
Камни сияли, будто от сильного жара. И это в то время дня, когда юному солнцу еще далеко до этакой похвальбы!
– Что за дьявольщина? – выдохнул Каген.
Я в «дьяволов» Кагена не верю и в иное время отчитал бы его хорошенько: зачем поминать дьяволов рядом с нашими священными землями?
Сдвинув в сторону камни, мы обнаружили под ними металлический панцирь, без пятнышка ржавчины, но потускневший от пыли. Сбоку, свернувшись в кольца, покоились без движения железные змеи длиною в рост двух человек, а толщиной в мое туловище.
Небесная машина… Каген сказал: из тех, что явились со звезд, а не сооруженная белыми людьми из запасных частей. Моля деда о заступничестве, отпугивая злых духов перенятыми от него тайными знаками, я попятился прочь. Сколько же времени эта штука пряталась здесь, в земле, так близко от наших священных мест?!
Стоило мне отодвинуться, машина исчезла из виду, затаилась среди камней – только блеск ее и выдавал. Два шага вправо… и вот она снова видна целиком, лежит себе, будто бы сами боги оставили ее здесь в незапамятные времена. Стой ты хоть совсем рядом, но, если солнце хоть немного выше или ниже, а взгляд направлен хоть немного в сторону, нипочем ее не заметишь.
Тут я опять поспешил податься назад: от машины внезапно дохнуло злым запахом – резким, удушливым запахом гари. Проникнув в горло, злой запах заставил закашляться.