Мифриловый крест

Я глубоко вздохнул и начал рассказывать. Я рассказал почти все, я только не называл имен и умолчал о планах на будущее. Но Сидор и так все понял.

–  К митрополиту идешь сдаваться… - понимающе протянул он.
– Может, ты и прав, когда на тебя такая облава идет… постой, так ты, что, и есть тот самый чернокнижник?

Я скромно потупился.

–  Я не чернокнижник, - сказал я, - я за всю жизнь ни одной колдовской книги и в глаза не видел.

–  Это неважно. Читать умеешь? Молитвы творить можешь? Духовное звание есть? Нет! Значит, чернокнижник.

–  Тогда выходит, чернокнижник, - согласился я.

–  Вот именно. А что там за белое сияние было?

–  Черт его знает. Монахи какую-то тварь наколдовали, большую, белую и какую-то… слепящую, что ли…

–  Ангел… - выдохнул Сидор и перекрестился.
– Ты что, с настоящим ангелом управился?

–  Не знаю, ангел это был или не ангел, - раздраженно проговорил я, - только как я его пулями нашпиговал, так он и лопнул, словно пузырь мыльный.

–  А как же мертвь? Мертвь была?

–  Какая еще мертвь?

–  Говорят, что если ангела убить, то вокруг мертвь разливается. На целую версту вокруг все живое гибнет, а потом в нетленные мощи обращается.

Я пожал плечами.

–  Что-то такое было.

–  А как же ты? Почему ты еще жив?

–  Есть у меня одна вещь… короче, на меня чужое волшебство почти не действует.

–  Крест святой?
– догадался Сидор.
– Разве это не сказки? Значит, не сказки… Тогда все понятно, он тебя оберегает и он же силу дает. А сам ты словом не владеешь, правильно?

Я кивнул.

–  Значит, чернокнижник… - Сидор, казалось, размышлял вслух.
– Слушай, Сергей, а на хрена тебе митрополит? Облава стороной прошла, теперь тебя ловят в лесу в зверином облике, в Москве тебе бояться нечего. А с твоим крестом, да с пищалями этими мы и лесное княжество основать сможем. Станешь лесным епископом, обложишь данью пару уездов, будем жить, как баре. А потом, глядишь, и монастырь свой организуем…

–  А потом откроют на нас с тобой большую охоту и поминай как звали рабов божьих.

–  Точно, - согласился Сидор.
– Но каков соблазн… Ладно, пошли спать, утро вечера мудренее.

11.

К Серпуховской заставе мы подъехали уже вечером. Впрочем, подъехали - это слишком сильно сказано, ехали мешки, а мы шли пешком рядом с телегами. Здесь это основной способ перевозки тяжелых грузов.

Достойно удивления, как увеличиваются расстояния, стоит только перейти от современного транспорта к лошадям и телегам. Я всегда думал, что в средние века конный путник покрывал за день 150-200 верст, но оказалось, что это далеко не так. Трудно найти лошадь, которая могла бы бежать рысью весь день и не сдохнуть к вечеру, а еще труднее найти человека, который без веских причин согласился бы на такую бешеную скачку. Ямщики не в счет - у них люди и лошади меняются на каждой станции, но ямщики возят только государеву почту, никакой другой груз не окупит затрат на столь быструю перевозку. Вот и получается, что дорога от Харькова до Москвы занимает почти месяц.

Московские предместья оказались такой же патриархальной клоакой, как и Подольск. Только свиньи больше не валялись в лужах, да еще исчезли с улиц полуголые дети. Но это не потому, что столица сильно культурнее, чем провинция, а потому, что лужи замерзли и ни одна здравомыслящая свинья не покинет относительно теплый хлев ради сомнительного удовольствия поваляться на голом льду.

Сама застава больше напоминала блокпост где-нибудь в Грозном или Гудермесе, чем то, что находится в этом месте в моем родном мире. Ни гигантского перекрестка, окруженного со всех сторон автомобильными пробками, ни сверкающей башни налоговой инспекции, выстроенной на самый маленький в Европе подоходный налог (если не считать Швейцарии, о которой реклама стыдливо умалчивает), ни подавляющей своими размерами развязки третьего кольца, ни трамвайных путей, разрезающих площадь пополам. А если повернуть голову налево, виден овраг на том месте, где в моей Москве пролегает переулок "прощай, подвеска", являющийся кратчайшим путем с Шаболовки на Севастопольский проспект.

Дорогу перегораживал шлагбаум из цельного бревна толщиной с ногу взрослого человека, сейчас этот шлагбаум был отодвинут в сторону и к заставе тянулась длинная очередь груженых телег и пеших путников. Немногочисленные всадники в медвежьих шубах и песцовых шапках проезжали без очереди, они бросали пару слов дорожной страже, иногда в качестве дополнения к словам в замерзшую грязь летела монета. Здесь не было такого ощущения близкой войны, какое не отпускает на чеченских блокпостах, но стрельцы не расслаблялись и службу несли строго по уставу, постоянно бросая по сторонам цепкие внимательные взгляды.

Сидора здесь знали. Когда подошла наша очередь, из караульного помещения вышел рослый мужчина лет тридцати с укороченной рыжеватой бородой (прямо как у меня) и длинными вислыми усами. Одет он был в шинель с большими отворотами, как на офицерской шинели советского образца, на голове шапка-ушанка, в общем, точь-в-точь бравый защитник советской родины. Только петлиц на шинели не было, а четыре звезды на капитанских погонах размещались в два ряда.

–  Здравия желаю, ваше превосходительство, - поприветствовал офицера Сидор и согнулся в раболепном поклоне. Мои товарищи спешно последовали примеру предводителя, и я решил не становиться исключением.

–  И ты здравствуй, - добродушно ответил офицер.
– Давай, опись показывай.

Сидор вытащил из-за пазухи нечто, отдаленно напоминающее офицерскую планшетку, оно незамедлительно перекочевало в руки таможенника, при этом что-то явственно звякнуло, но не звонко, как стекло, а приглушенно и переливчато, как монета.

Офицер остался удовлетворен описью, он сделал недвусмысленный жест и подводы пересекли границу стольного града.

–  Что дальше?
– спросил я.
– Мне с вами на склад или разбегаемся?

–  Коли брезгуешь нашим обществом, так и разбежимся, - обиженно ответил Сидор.
– А коли не брезгуешь, так пойдем с нами, груз сдадим, жалованье получим, да и обмоем успешное прибытие в столицу нашей родины. Заодно и в оружейную слободу сходим, поговорим кое с кем.

–  Пистолет отдай, - вспомнил я.

Сидор тяжело вздохнул, но подчинился.

–  Может, продашь?
– спросил он.
– Ты же сам говорил, это оружие для благородных, а для нас с тобой как пугач. Зачем тебе эта игрушка?

–  А тебе зачем?

–  Продать. А хочешь, продадим в пополаме?

–  Не хочу. От него патроны к другому пистолету подходят.

–  Ну и что? Тебе таких пимпочек любой оружейник понаделает по копейке за штуку.

–  Не понаделает. Там порох особый и еще капсюль нужен.

–  Это еще что такое?

–  Такой кружочек в центре донца гильзы, если по нему ударить, высекает искру внутрь патрона. Разве ваши оружейники умеют делать такие вещи?

–  Откуда я знаю? Они свои тайны кому попало не доверяют. А ты все-таки к митрополиту намылился?