Мифы древней Скандинавии

Хель, богиню смерти, Один низверг в Нифльхейм — преисподнюю, где она стала хозяйкой загробного мира. Небесные боги часто низвергали злобных демонов с небес в преисподнюю. Там они уподоблялись богам, но в преисподней все было наоборот, не как на небе. Так и Хель в своем загробном мире, получившем ее имя (Хель или Нифльхель), принимала не героев, павших на поле боя — им был уготован воинский рай в небесной Вальхалле, — а подлых убийц и умерших от болезни или старости, а также соблазнителей чужих жен и нарушителей других норм родового права. Имя Хель в германских языках сохранилось и в названии ада, но загробный мир, где хозяйкой была эта великанша, мало напоминал христианский ад, так же как Вальхалла — рай. Не грешники, а простые мертвецы, не удостоенные участи эйнхерия, обречены были на жизнь в преисподней. Сам омерзительный вид и иссиня-черный цвет тела Хель напоминает о разлагающемся трупе, а имя первоначально и могло означать могилу.

Преисподняя Хель располагалась под одним из корней Иггдрасиля и одновременно на севере — мир великанов, Етунхейм, и загробный мир Хель как бы объединялись в Утгарде, недаром прискакавшего в Утгард Скирнира стороживший жилище великана пастух спрашивает, не дорогой ли мертвецов прибыл сюда посланец Фрейра. Река Гьёлль — «Шумная» — течет у врат Хель, к ним ведет мост через реку, который выстлан светящимся золотом; золото — это символ иного мира, будь то преисподняя, Вальхалла или подводное царство морского великана Эгира. Мертвецы, бредущие в Хель, должны вброд пересекать эту реку. Мост и въезд в Хель охраняют великанская дева Модгуд и пес преисподней. Высокие ограды и крепкие решетки отделяют мир мертвых от мира живых. У Хель в преисподней — большие селения, ведь ей надо вместить всех умерших, но безрадостна жизнь в этих селеньях. Палаты самой богини именуются Мокрая Морось. Они стоят на береге Мертвых, дверями на север, стены же их сплетены из живых змей, и яд каплет сквозь дымоход. Дракон Нидхёгг терзает в Хель трупы — представление о том, что преисподняя остается одновременно и могилой, где труп пожирают хтонические чудовища, сохраняется в мифах о Хель. «Голод — ее блюдо, Истощение — ее нож, Лежебока — слуга, Соня — служанка, Напасть — падающая на порог решетка, Одр Болезни — постель, Злая Кручина — полог ее», говорится в «Младшей Эдде».

Хель помнит о своей вражде с богами и не зря собирает у себя в преисподней полчища мертвецов. Когда наступит день Гибели богов, они воссядут на корабль Нагльфар, что построен из ногтей мертвецов, и отправятся на бой с дружиной эйнхериев.

Боги изгнали из Мидгарда двух чудовищ — Ёрмунганда и Хель, и лишь Фенрира оставили у себя. Это понятно: ведь волк, даже чудовищный, не был просто демоническим существом, он был символом боевой дружины; два волка были чудесными помощниками самого Одина. Правда, к этому волку мог подступиться и кормить его один отважный Тюр. Боги же со страхом замечали, как изо дня в день растет Фенрир. Тогда они решили изготовить волшебную цепь, чтобы сковать его. Сначала они сковали цепь, прозванную Лединг, и предложили волку надеть ее, чтобы испытать свои силы. Волк согласился на игру (ведь он был еще младенец) и, напрягшись, порвал цепь. Тогда асы изготовили другую цепь, которой тоже дали имя, — Дроми. Но волк опять рванулся так, что разлетелись звенья этой цепи. Тогда-то боги должны были вспомнить об умельцах карлах, и Один отправил Скирнира, гонца Фрейра, под землю, в страну черных альфов, с повелением изготовить цепь, зовущуюся Глейпнир. В ней мастера-карлы должны были соединить шесть сутей: шум кошачьих шагов, женскую бороду, корни гор, жилы медведя, рыбье дыханье и птичью слюну. Снорри, рассказывающий об этом в «Младшей Эдде» устами Высокого, напоминает читателю, что все это — морок, ибо не бывает шума от кошачьих шагов и бород у женщин.

Но мифический мир строится на собственных реалиях — и боги получили путы, напоминающие шелковую ленту. Они заманили волка на некий остров на озере Амсвартнир и стали показывать ему ленту, пытаясь ее порвать. Волк заподозрил неладное, ибо если нельзя было порвать эту ленточку — значит, здесь не без колдовской хитрости. Но он не был лишен великанской гордости и не хотел, чтобы его обвиняли в трусости. Тут-то он и потребовал, чтобы в залог его свободы Тюр положил руку в волчью пасть. Волк стал рвать путы, но те становились все крепче и врезались в его тело. Когда волк оказался связанным, рассмеялись все боги, кроме Тюра…

Потом асы взяли один конец пут, который назывался Гельгья, протянули его сквозь каменную плиту Гьёлль (ее имя совпадает с названием реки преисподней) и закопали эту глыбу глубоко в землю. Другой конец пут они привязали к камню, именуемому Твити, и закопали его еще глубже. Мы видим, что свои собственные имена получают даже камни, зарытые в землю; такова была вера в силу имени — знавший имена мог понять все, что происходит в мире.

Несчастья Фенрира не кончились на этом, волк метался в путах и страшно разевал пасть, пытаясь загрызть коварных асов. Тогда они просунули ему в пасть меч, так что рукоять уперлась под язык, а острие — в нёбо. Связанный Фенрир дико воет, и слюна, текущая у него из пасти, превращается в реку Вон, что значит «Надежда». Надежда на освобождение сбудется для волка, но это будет гибелью для богов.

Как Фенрир, связанный на острове посреди озера, оказался в Вальхалле на западной стене, в мифах не говорится. Но мы уже знаем, что в мифологической вселенной разные точки пространства могут совмещаться в одной: двойником Фенрира оказывается пес Гарм, привязанный в пещере Гнипахеллир. Своим лаем он возвестит Гибель богов. Этот пес — страж преисподней, Хель; но и Фенрир привязан у врат загробного мира, правда, небесного, а конец его привязи — в преисподней. Связавшему Фенрира Тюру предстоит сразить Гарма и погибнуть самому. Но пока привязи еще крепки, и Жадный (как именует вёльва Фенрира) не вырвался на волю.

Обмен ценностями и конфликт в мифологическом мире

Чудовищный волк, связанный в Вальхалле — центре божественного Асгарда и населенного людьми Мидгарда, — напоминает пирующим эйнхериям о грядущем конце света. Но и добрый бог Бальдр оказался в плену у Хель — преисподней. Отношения между разными мирами скандинавской мифологии есть отношения обмена и конфликта — так же, как и в человеческом обществе.

Мы видели, что этот обмен неравноценен: боги, по обычаю экзогамии, часто брали жен в Стране великанов, но тем так и не удалось заполучить ни Фрейю, ни Сив, ни Идунн. Все сокровища, выкованные подземными умельцами карлами или цвергами — молот Мьёлльнир и ожерелье Брисингов, остались у богов. Лишь однажды карлам и великаном удалось заполучить чудесный напиток. Об этом рассказывает самый поэтический миф.

Мед поэзии

В «Младшей Эдде» есть раздел, посвященный поэтическому языку. В нем содержится немало мифологических рассказов: ведь язык поэзии, поэтических метафор — это и есть язык мифа.

А начинается рассказ с того, что некий Эгир, или Хлёр, человек, сведущий в колдовстве, отправляется в Асгард, и асы радушно его принимают (хотя, как и в случае с Ганглери, и здесь не обошлось без колдовских уловок). Нам уже знаком Эгир — это великан, хозяин морской стихии: ведь его имя (как и другое имя — Хлёр) и означает «море». Обычно асы собираются к нему на пир, и Тор однажды добывал огромный котел для этого пиршества в Стране великанов. Но здесь настал черед богам принимать гостя, и все они уселись на свои престолы. Один же велел внести в залу мечи, которые сверкали так, что не нужно было освещать пиршественный чертог огнем. Боги выпили немало хмельного меду, что, как известно, развязывает языки.

Рядом с Эгиром сидел бог поэзии — скальд Браги, он и поведал Эгиру о многих чудесных событиях и, конечно, о главном для Браги — откуда взялось искусство поэзии.

Браги поведал о начале времен, когда асы и ваны заключили мир, смешав слюну в одном сосуде и сделав из нее мудрого человека по имени Квасир, как злодеи карлы убили Квасира и из его крови сделали волшебный напиток. Отведавший этого напитка станет скальдом или ученым.

Но злодеяния карлов на этом не кончились. Они зазвали к себе в гости великана Гиллинга и отправились с ним в лодке в открытое море. Там карлы перевернули лодку, и не умевший плавать великан утонул. Карлам было мало совершенных преступлений, и они рассказали жене утонувшего о его гибели. Великанша принялась оплакивать мужа и тем досадила его убийцам: когда она выходила из дому, чтобы посмотреть в море, они сбросили ей на голову жернов.

Но отмщение ждало злодеев, и сын Гиллинга, великан Суттунг, уготовил им гибель, достойную той смерти, которой погиб его отец: схватив карлов, он отвез их далеко на скалу среди моря, где карлы утонули бы во время прилива. Те взмолились о пощаде, и как выкуп за отца отдали Суттунгу волшебный мед. Тот увез драгоценный напиток к себе в горы и спрятал там в скалах, что зовутся Хнитбьёрг — Сталкивающиеся скалы, а сторожить сокровище приставил свою дочь, великаншу Гуннлёд.

Один же задумал раздобыть мед поэзии. Он отправился в Ётунхейм, где увидел девять косцов, трудившихся на лугу, что принадлежал брату Суттунга Бауги. Один достал точило и поточил им косы, да так искусно, что те стали просить чудесный инструмент себе. Один принялся торговаться, каждый из косцов сам хотел получить точило и, когда ас бросил свой оселок в воздух, бросились за ним. Коварный трюк удался, и все работники полегли мертвыми, перерезав себе горло косами.

Тогда Один явился к Бауги, который сетовал на то, что лишился работников. Бог назвался достойным его именем — Бёльверк — Злодей, и предложил работать за девятерых. Платой же должен стать глоток меда Суттунга. Бауги обещал ему помощь, Один же трудился все лето. Когда же настала зима, пришла пора расплачиваться. Бауги сказал брату о своем договоре с работником, но тот и слышать не хотел о том, чтобы делиться волшебным напитком.

Тогда Один придумал хитрость. Он взял бурав, чтобы пробуравить скалы и не быть раздавленным между ними, и заставил своего былого хозяина Бауги сверлить камень. Тот согласился и сделал вид, что пробуравил скалу. Но Бёльверк дунул в отверстие, и каменная крошка полетела ему в лицо. Тут бог понял, что великан хочет его провести, и велел сверлить дальше. Наконец Бауги просверлил дыру. Тут Одину понадобилось его умение менять обличья.