Мифы и факты русской истории. От лихолетья Cмуты до империи Петра

Прежде чем перейти к рассмотрению мифологии и фактических данных о допетровской и петровской России, следует кратко остановиться на терминологии, используемой для наименования Российского государства в XVII в.

Названия России в XVII в. Царство русское или Российское царство — наименования, принятые со времени провозглашения Ивана IV царем «всеа Русии» (1547) и вплоть до провозглашения Петра I императором Всероссийским (1721). Другое название, Московское государство, возникло под влиянием польско-литовских политиков, не желавших признавать Россию царством и боявшихся допустить слово русский в название соседней страны. Ведь Речь Посполитая владела западной половиной Руси и даже имела Русское воеводство в Галиции. Сами русские в названии государства допускали разнообразие: «руское царьство», «царьство Руское», «Московское государьство», «Московское царьство», «Росийское царство».

Царство русское развилось из Великого княжества Московского. Вместе они представляют историческую и культурную общность, известную как Московская Русь — понятие, введенное в обиход историками XIX в. Московскую Русь нередко называют допетровской Русью. Если речь идет о государстве, то все же правильнее использовать понятие допетровская Россия. Слово Русь здесь не очень подходит, ведь ещё в XVI в. сложилось многонациональное Российское государство, включавшее покоренные татарские царства. Период допетровской России Романовых продолжался 76 лет — с 1613 по 1689 г., до прихода к власти Петра I. В то же время вполне уместно говорить о Московской или допетровской Руси при рассмотрении русской цивилизации, ибо не было разрыва в культуре и образе жизни русского народа при переходе от Руси к России.

4.2. ПРЕРВАННЫЙ ПУТЬ МОСКОВСКОЙ РУСИ — ТРАГЕДИЯ ИЛИ БЛАГО?

Хвала Петру I. О старой, допетровской России до сих пор ведется спор: нуждалась ли она в реформах Петра I, сломавших прежний ход жизни? Была ли Россия конца XVII в. настолько безнадежно отсталой, что спасти её могла лишь жесточайшая встряска, «поглотившая пятую часть населения» (согласно популярному клише) и культурно расколовшая русский народ? Большинство отечественных историков, писателей и государственных деятелей положительно относились к Петровским реформам. Делами Петра I восхищались все русские цари, М.В. Ломоносов, А.С.Пушкин, В.Г. Белинский, А.И. Герцен, известные историки — СМ. Соловьёв, К.Д. Кавелин, С.Ф. Платонов. Петра I очень уважал И.В. Сталин. Не без его влияния А.К. Толстой написал лучший исторический роман в русской литературе — «Пётр I» (1930—1945). Деяния Петра по Пушкину и Алексею Толстому, Санкт-Петербург и российский флот, Полтава — всё слилось в чувстве народного почитания реформатора, возвеличившего отсталую Россию. Не случайно портрет Петра I висит в кабинете В.В. Путина. Высоко оценивают Петра I историки современной России. В «Истории России XVIII-XIX веков» Л.В. Милова и Н.И. Цимбаева (2006) о Петре-реформаторе написано в восторженных тонах:

«С уходом из жизни Петра Великого окончилась, пожалуй, самая важная эпоха в развитии Российского государства. Пётр Алексеевич совершил крутой переворот в политической культуре государства, ибо вместо священной особы самодержца перед народом явился "первый гражданин" этого общества, гражданин властный, но энергичный, тянущий в гору за десятерых, как точно сказал о нем И.Т. Посошков, в то время как под гору тянули миллионы... Великий преобразователь сделал гигантский вклад в создание могучей России, обладающей сильной армией и флотом... В конце своей деятельности он горделиво назвал Россию империей... Главный вклад великого преобразователя — это создание в государстве промышленного производства, способствовавшее гигантскому скачку в развитии производительных сил страны... Выдающейся заслугой Петра I является и модернизация, хотя во многом преждевременная, государственной машины (создание чиновной бюрократии и т.п.)... Наконец, ещё один исторически значимый аспект Петровских преобразований — крутые реформы в области культуры».

Карамзин о Петре. Не все русские историки и писатели были согласны с хвалебной оценкой Петра I. Не все считали допетровскую Россию страной безнадежной, выведенной на имперскую орбиту нечеловеческими усилиями Петра. Н.М. Карамзин, оценивавший в первую очередь моральную сторону событий, писал: «Пётр не хотел вникнуть в истину, что дух народный составляет нравственное могущество государств... Сей дух и вера спасли Россию во времена самозванцев; он есть не что иное, как привязанность к нашему особенному, не что иное, как уважение к своему народному достоинству. Искореняя древние навыки, представляя их смешными, хваля и вводя иностранные, государь России унижал россиян в собственном их сердце». Ведь «русская одежда, пища, борода не мешали заведению школ».

Карамзин вовсе не считал, что Пётр, при всех его заслугах, был творцом величия России. Он пишет: «Забудем ли князей московских: Иоанна I, Иоанна III, которые, можно сказать, из ничего воздвигли державу сильную, и, — что не менее важно, — учредили твердое в ней правление единовластное?.. Пётр нашел средства делать великое — князья московские приготовляли оное».

Славянофилы. Мысли Карамзина о самостоятельном пути России, как православной и самодержавной монархии, были использованы в трудах славянофилов. Ранние славянофилы (1840-е —1860-е гг.), в гораздо большей мере, чем «монархисты-государственники», обращали внимание на своеобразие русской истории и культуры.

Главным идеологом славянофильства был православный философ А.С. Хомяков; значительную роль играли И.В. Киреевский, К.С. и И.С. Аксаковы и Ю.Ф. Самарин. Славянофилы объявили об особом пути России как православной славянской страны. Исходя из православного понимания цельной личности и соборности, славянофилы подняли вопрос о переоценке значения Московской Руси.

Славянофилы были склонны рассматривать допетровскую Россию как соборное общество. Под соборностью они понимали «единство во множестве» — общность людей, объединенных верой в православные ценности и преданностью государю. В московской России соборность выражалась буквально — в земских соборах, там осуществлялась прямая связь между царем и народом. Славянофилы призывали к «ликвидации Петровского переворота» путем сознательного отречения от иностранного пути» и «возвращения на прежний, оставленный русский путь». Но они не призывали к возврату всех форм старой жизни. Допетровскую Россию почитали и поздние славянофилы — «почвенники» (1870-е—1880-е гг.) — Н.Я. Данилевский, Н.Н. Страхов и Ф.М. Достоевский. Достоевский писал:

«До-Петровская Россия была деятельна и крепка, хотя и медленно слагалась политически; она выработала себе единство и готовилась закрепить свои окраины; про себя же понимала, что несёт внутри себя драгоценность, которой нет нигде больше — православие, что она — хранительница Христовой истины, но уже истинной истины, настоящего Христова образа, затемнившегося во всех других верах и во всех других народах».

Достоевский и Розанов. Достоевский, в отличие от ранних славянофилов, обвиняет Московскую Россию в замкнутости, в нежелании делиться духовным дарами с остальным миром. В этой связи он оправдывает Петровские реформы. «С петровской реформой явилось расширение взгляда беспримерное, — и вот в этом, повторяю, и весь подвиг Петра». Симпатия к реформам Петра I заметна и у Василия Розанова. Согласно Розанову, в допетровский период господствовали общие, а не частные формы устройства жизни, преобладало общинное, соборное сознание, но пришел Пётр и открыл дорогу индивидуализму: «Этот покров общих форм, скрывавших живую индивидуальность, эту искусственную условность жизни и разбил Пётр силою своей богатой личности... он одной натурой своей перервал и перепутал все установившиеся отношения, весь хитро сплетенный узор нашего старого быта, и, сам вечно свободный, дал внутреннюю свободу и непринужденность своему народу» [137] .

137

Розанов В.В. Эстетическое понимание истории // Русские философы. Антология. М: Книжная палата, 1994. С. 112.

Евразийцы. В 1921 г. группа молодых русских эмигрантов опубликовала сборник «Исход к Востоку». Авторы сборника — Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий, Г.В. Флоровский, П.П. Сувчинский, — провозгласили Россию вместе с тюрко-монгольскими народами особым геополитическим миром — Евразией, противопоставляя его Европе, т.е. Западу. Отсюда началось движение евразийцев, популярное среди русской эмиграции 1920-х—1930-х гг. По мнению евразийцев, Российское государство есть скорее продолжение гуннской и монгольской держав, чем княжеств дотатарской Руси. Строй, в котором все классы общества являются «служилыми», несут «тягло», где нет настоящей частной собственности на землю и где положение социальных групп определяется службой государству, — этот строй коренится в укладе кочевых держав. Он был воспринят Московской Русью и дал ей огромную политическую силу.

Отрицание принципов «Московской Руси», начавшееся с церковной реформы Никона, привело к созданию «антинациональной монархии», двухсотлетнему «романо-германскому» игу. Гибель империи Романовых явилась итогом навязывания россиянам идеологии и порядков чуждого мира. Возрождение «тягловых» и «служилых» евразийских начал наблюдается в Советском Союзе. Из евразийского источника идёт и регулирование государством (государем) общественной и частной жизни и хозяйства страны. Вместе с тем крах большевизма неизбежен в связи с его антирелигиозной и западнической основой.

Солоневич и Башилов. Пожалуй, никто столь страстно не восхвалял допетровскую Россию как жившие в Аргентине И.Л. Солоневич и Б.П. Башилов. В книге Ивана Солоневича «Народная монархия» (1952) большое внимание уделено государственной организации допетровской России. Солоневич утверждает, что подобной системы не существовало нигде в мире — «даже в лучшие времена Рима и Великобритании», ибо эти империи властвовали над побежденными по принципу «разделяй и властвуй», тогда как «Москва властвовала, не разъединяя, а соединяя». Русский народ построил государство, удовлетворявшее большинство его жителей: