Мифы и легенды народов мира. Том 6. Северная и Западная Европа

— Что с тобой? — закричал с ходу Вилли Скарлет. — Почему ты весь мокрый, как медведь под дождем? И в крови — что это значит?!

— Значит, что этот хороший парень надавал мне тумаков и свалил в ручей! — весело отозвался Робин.

— Скажи хоть, как тебя зовут? — спросил Робин.

— Да кто зовет Джон из Мэнсфилда, а кто — Джон Литтл.

— Литтл? — захохотал Вилли Скарлет. — Так ведь это же значит «маленький»…

— Маленький! Маленький он и есть! — смеялся Робин. — Вот что, друг мой, — продолжал он. — Принимаем тебя в свое братство, и завтра же ты получишь костюм из зеленого сукна. А сегодня устроим крестины. Я сам буду твоим крестным отцом.

— А как же мы теперь его назовем? — спросил Мач, сын мельника. — Ведь когда крестят, тогда и нарекают именем, я знаю.

— Отныне и навсегда, — торжественно возгласил Робин, — будет имя ему Маленький Джон!

Тут не преминули добыть королевского оленя и, разложив костер, устроить веселый пир в честь нового стрелка — новокрещеного Маленького Джона.

И поднималась к вершинам деревьев и уносилась в небо к розовым вечерним облакам дружная песня:

В зеленом Шервудском лесу Звенит призывно рог, Несутся сорок молодцов Сквозь чащу без дорог. Их подвиги лихие ждут. Зовет их славный Робин Гуд…

Так они пировали, а затем устроили веселые состязания, на которых выяснилось, что Маленький Джон не хуже, чем дубинкой, владеет и луком и мечом. Лучше его был только сам Робин Гуд.

Глава IV СЕРЕБРЯНАЯ СТРЕЛА С ЗОЛОТЫМ НАКОНЕЧНИКОМ

А время катилось, точно колесо под гору. Шериф со своими лучниками, королевские лесничие — и кто только не пытался выследить и изловить вольных зеленых стрелков. Следить–то следили, ловить–то ловили, да Шервудский лес не предает!

Иногда под видом ремесленников или торговцев мелькнут двое–трое из них в городе Ноттингеме. Но пока нерасторопные слуги доложат об этом шерифу, пока успеют распорядиться закрыть городские ворота да поднять мост, смельчаков и след простыл, точно привиделись, точно и не было их вовсе.

А Большая Королевская дорога… ах, Большая Королевская дорога! Единственный путь на север! Какой же неуютной она была для известного рода путников!

…Дождь был веселым и теплым. Он отплясывал джигу на листьях и травах, на самой дороге, на крупах лошадей и на капюшонах двух слуг Божьих, спешивших к себе домой, в аббатство Святого Квентина.

И отец приор, и каноник, оба были довольны своим путешествием. Они объехали много отдаленных приходов. Теперь они обсуждали, как провести аббата и приголубить часть выручки, не вызывая подозрений.

— Мне думается, отец приор, святой Квентин не осудит нас и не поставит нам во грех, если часть честно заработанного мы переложим из кошеля, что приторочен к правой стороне седла, в тот, что слева, — говорил каноник, смахивая дождинки со своего красного, расплывшегося лица и стараясь удержать ноги в стременах. Толстый живот при коротеньких ножках — вещь очень неудобная. Каноник дружил с монастырским келарем, и видно, последний слегка перебарщивал, угощая друга жирными паштетами и церковным вином.

— Да бросьте вы мучиться вздорными сомнениями, каноник, — подал голос приор из–под низко надвинутого капюшона. — Смешно, право. Вон светские власти себя ни в чем не стесняют. Вы что, думаете, Симон де Жанмер все отдает в городскую и королевскую казну и ничего не отгребает себе?

Каноник неопределенно хмыкнул.

— Они собирают с йоменов налог на землю, за содержание скота, за выпас на общинной земле, чуть ли не за воздух и солнечный свет! Уж поверьте мне…

Тут приор оборвал свой монолог и, придержав лошадь, уставился на придорожные кусты. Лошадь приора тоже резко остановилась, ткнувшись мордой в мокрый круп приоровой лошади, и неуклюжий каноник едва удержался в седле.

— Что случилось, отец приор? — спросил он.

— Помолчите! — зашипел на него приор. — Мне кажется, что там как–то странно качаются ветки.

— Может быть, это сойка прячется от дождя? Или пробежала белка?

Однако обоим стало не по себе. Оба разом вспомнили слухи и разговоры про Робин Гуда, который был как будто бы не кто иной, как изгнанный Роберт Фитцутс, дальний родственник их аббата, и о том, что будто бы из–за этого он терпеть не может все их сословие.

Но вокруг все было тихо. Ветки кустов не шевелились. Святые отцы тронулись в путь.

Дождь побормотал, поплясал еще немножко и начал стихать. Облака посветлели. Скоро сквозь голубое небесное окошко выглянуло солнышко. И в тот самый момент, когда у обоих отлегло от сердца, прямо перед лошадиными мордами, точно тут на дороге и сотворились из воздуха и солнечного света, появились трое, одетые одинаково — в кожаные штаны и куртки из зеленого сукна.

— Мир вам, святые отцы, — сказал один из них, сверкнув веселыми глазами и одновременно дотрагиваясь правой рукой до прикрепленного к кожаному поясу меча.

А двое крепко схватили лошадей за уздечки.

— Вы что это себе позволяете? — завопил отец приор. — Как вы смеете задерживать посланцев аббата?

Он занес было хлыст, но его руку перехватила другая, более сильная рука.

— Не тревожьтесь, святые отцы, — сказал тот, что с веселыми глазами. — Мы всего лишь просим вас принять участие в нашей трапезе и благословить пищу на столе, потому что среди нас нет ни одного священника.

Сказано это было спокойно, беззлобно, но настойчиво. У духовных пастырей, похоже, не было выбора.

Предварительно завязав им глаза, их повели куда–то в лесную глухомань. Лошади их спотыкались о корни деревьев. Ветки хлестали по лицу.

Через некоторое время повязки с них сняли, помогли слезть с лошадей. Их обоих подвели к столу. Стол был сделан из длинных дубовых досок, положенных на высокие козлы. На этих чисто выскобленных досках лежали куски жареной оленины, каравай свежего пшеничного хлеба, и стояли глиняные кувшины с пенящимся элем. Располагался этот стол на поляне, прямо под голубым небесным потолком.

— Ну что же вы, патеры, молчите? Только после молитвы мы сможем приступить к еде!

Святые отцы, со страху забывая слова, прочитали «Патер ностер». И тогда все принялись за еду.

Принимавших участие в трапезе было человек сорок или пятьдесят. За столом было весело, раздавались шутки, произносились веселые тосты. Затем все посерьезнели и выпили стоя за короля Ричарда Львиное Сердце.

— А теперь, святые отцы, — сказал тот, кого называли Робин и у кого были лукавые, веселые голубые глаза и русая бородка, — а теперь, как только вы заплатите по счету за обед, мы проводим вас обратно на дорогу.