Мифы и загадки нашей истории
Шрифт:
Блокадный трубопровод
Однако вскоре проблема с доставкой в город топлива была решена радикальным способом – под водой! Такой опыт в стране уже был. Первый отечественный трубопровод для военных целей разработали в СССР еще в 1933 году. Длина комплекта составляла 1,5 километра. Трубы диаметром 80 сантиметров соединялись в линию при помощи специальных муфт и резиновых колец. В 1942 году было решено проложить трубопровод по дну Ладожского озера между мысом Кареджа и поселком Борисова Грива для снабжения топливом блокированного города. Для этого стальные трубы доставлялись на западный берег, где оборудовали площадку для сборки. Готовые секции длинной по 200 метров укладывали на деревянные катки, сваривали и покрывали битумной изоляцией. Потом секцию трактором волокли в озеро, где ее конец закреплялся на понтоне, который тащил буксир. Затем доставлялась вторая секция и т. д. Сначала
«Троллейбусный» план
Оригинальный способ снабжения блокированного города, как уже говорилось, предложил Исполкому Ленинградского совета профессор Н. Бутников. «Не исключена, – писал он, – возможность устройства троллейбусной линии, питаемой током от Волховской гидростанции через трансформатор, для чего можно использовать все городские вагоны троллейбусов, сняв диваны. Столбы для проводов легко вморозить в лед».
Предложение Бутникова внимательно рассмотрели, но принято оно не было. По всей вероятности потому, что троллейбусы нужны были для самого города. А может, и потому, что показались руководству Ленинграда слишком «экзотичным».
На буерах
Но был еще более экзотичный план доставки в Ленинград продовольствия через Ладогу – на буерах! Ленинградское отделение Научного инженерно-технического общества машинстроителей (ЛОНИТОМАШ) за подписью заместителя председателя В. Комлева и ученого секретаря Т. Тимофеевского составило записку по использованию буеров для перевозки грузов через Ладожское озера и эвакуации населения. В записке сообщалось, что ЛОНИТОМАШ разработал конструкцию грузового буера, рассчитанного на эксплутационную скорость 40–50 км в час и грузоподъемностью 0,75-1 т. И предлагает создать флотилию из 300 буеров. По мнению авторов записки, такая флотилия при работе, в среднем, по 12 часов в сутки сможет ежедневно перевозить в Ленинград 900-1200 грузов и переправлять через озеро 8400 человек. «Буерная флотилия указанных размеров, – говорилось в записке, – заменит не менее 600–700 машин ГАЗ-АА, не требуя для перевозки бензина».
Однако и этот проект не был реализован. Помимо уже упомянутого выше эпизода с доставкой буерами небольшой партии бензина, широко их применять не стали. Дело в том, что хотя для буеров и не было нужно топливо, но был необходим ветер. А он дул далеко не всегда, а когда и дул, то зачастую с недостаточной силой.
На планерах и под водой
Часть грузов, как известно, доставлялась в Ленинград еще и самолетами. Особенно, когда речь шла о документах для штаба фронта, матрицах центральных газет, которые, несмотря на блокаду, печатали в осажденном городе, письмах и т. п. Иногда для воздушных перевозок формировали специальные «воздушные поезда». К самолету ПС-40 прицепляли один-два планера. Такой «поезд» на бреющем полете преодолевал Ладогу и приземлялся в Ленинграде. Однако он мог стать и нередко становился легкой мишенью для немецких летчиков.
По этой же причине – мины и постоянные обстрелы – не удавалось доставлять грузы на подводных лодках. Зимой 1942 года подлодка П-2 под командованием капитан-лейтенанта И. Попова доставила в Кронштадт 700 тонн топлива для электростанции, которое было залито в цистерны вместо балласта. Однако за время перехода она получила 14 пробоин, и ее пришлось списать.
Цена подвига
Нынешним поколениям трудно даже вообразить те ужасы, которые пришлось пережить населению осажденного города. В документальной книге «Ленинград в осаде» приводится отчет треста «Похоронное дело», подчиненного управлению предприятиями коммунального обслуживания города. Из сухих, бюрократических отчетов возникают страшные подробности пережитой ленинградцами трагедии. Читать об этом страшно. Но надо. Чтобы в полной мере оценить величие подвига ленинградцев.
К началу войны, говорится в отчете, кладбища Ленинграда обслуживали 10 могильщиков, 64 уборщика и 77 сторожей. Работа по захоронению протекала нормально без каких-либо
затруднений. В первые дни Отечественной войны при управлении трестом «Похоронное дело» из рабочих предприятий последнего был сформирован отряд в количестве 21 человека с приданными им 4 автобусами. Личный состав отряда был обеспечен резиновыми сапогами, передниками, перчатками и переведен на казарменное положение, а дежурная часть – на круглосуточное дежурство при управлении трестом».Начало трагедии
Город еще не был осажден и никто не догадывался о масштабах предстоящей трагедии. Руководители Ленинграда, как и все тогда в СССР, считали, что это будет война «малой кровью, на чужой территории» и очень скоро враг будет разгромлен. Однако в действительности все произошло иначе. Тем не менее, первые дни войны, когда уже начались бомбардировки и артобстрелы, людей хоронили более или менее цивилизованным образом. «В первый период бомбардировок и артиллерийских обстрелов 80–85 % трупов, доставляемых в морги из очагов поражения, опознавались родственниками, и хоронилось в обычном индивидуальном порядке на кладбищах города. Неопознанные трупы по истечении 48 часов фотографировались представителями соответствующего отделения милиции, прикомандированного к моргам, оформлялись составления актов опознания, на основании актов представителя милиции и врачей оформлялись свидетельства о смерти в ЗАКСах, после чего такие трупы помещались в траншеи. Над каждым захороненным устанавливалась деревянная, окрашенная в красный цвет колонка, на которой писалось имя захороненного, а при невозможности установить личность, писалось – «Неизвестный». Ценности, обнаруженные при трупах, изымались представителем милиции и последним, по актам, сдавались представителям соответствующего райфо».
Но, даже описывая это еще сравнительно «организованное» погребение погибших, в отчете уже содержатся тяжелые подробности. «Морги, куда трупы людей доставлялись со всех очагов поражений, представляли собой жуткое зрелище. Здесь можно было увидеть изуродованные, обезображенные трупы людей, части трупов, т. е. оторванные головы, руки, ноги, размозженные черепа, трупы грудных детей, трупы женщин с крепко обнятыми в агонии смерти трупиками детей… В моргах с утра до наступления темноты бродили люди с унылыми, озлобленными лицами и искали: родители – погибших детей, дети – погибших родителей, братья – сестер, сестры – братьев и просто знакомых».
«Спрос населения на этот вид изделий…»
«До декабря 1941 года, – меланхолически повествует отчет, – «Похоронное дело» удовлетворительно справлялось с захоронениями. Правда, встречались затруднения в удовлетворении спроса населения на гробы, т. к. столярно-веночная мастерская треста не в состоянии была удовлетворить быстро растущие запросы населения на этот вид изделий». В ответ исполнительный комитет Ленгорсовета депутатов трудящихся своим решением обязал к 20 октября 1941 года обеспечить ежедневный выпуск 200–250 гробов». Однако уже в ноябре положение в городе стало становиться катастрофическим. Нормы выдачи хлеба по рабочей продовольственной карточке снизили до 250 граммов и по служащей до 120 граммов на человека в сутки. На город надвинулся страшный призрак голода, что тут же сказалось на стремительном росте смертности.
Страшный призрак
«Уже в начале декабря, – говорится в отчете, – в городе все чаще можно было встретить людей истощенных, с опухшими лицами, отекшими ногами и замедленной неверной походкой, опирающихся при ходьбе на палочки. Наблюдались нередко случаи, когда люди разных возрастов, нередко молодые мужчины, без всякой видимой причины падали на мостовых и панелях… Смертность среди населения на почве истощения от голода, суровых холодов, отсутствия дров в декабре 1941 г. резко возросла и, по неполным данным треста «Похоронное дело», достигла 42050 человек, что по отношению к смертности ноября 1941 г. Составило рост на 247 %. Аппарат треста с его персоналом кладбищ и контор оказался совершенно неподготовленным по захоронению в таких небывалых масштабах…».
«А смертность в городе все возрастала и возрастала, – говорится далее в отчете. – В густой дымке трескучих морозов закутанные человеческие фигуры медленно и молча с сумочками-авоськами двигались по улицам осажденного, непокоренного города, волоча за собой саночки, фанерные листы с уложенными на них в самодельных гробах, ящиках или зашитыми в одеяла или простыни одним или несколькими покойниками…».
«С половины декабря 1941 года кладбища, особенно Серафимовское, Большеохтинекое и Волковское представляли такую картину: перед воротам прямо на улице, на самих кладбищах у контор, церквей, на дорожках, в канавах, на могилах и между ними десятками, а иногда и сотнями лежали оставленные покойники… Скоро трупы хоронить было некуда и они складывались штабелями…».