Мифы воды. От кракена и «Летучего голландца» до реки Стикс и Атлантиды

Вернемся еще раз в далекое прошлое, чтобы как следует разобраться в мифических корнях морских дев и морских мужей. Что касается первых, то чаще всего древнейшей женщиной-рыбой называют сирийскую богиню Атаргатис, или Деркето. Это ошибка, но все-таки расскажем сначала о ней. Диодор Сицилийский в «Исторической библиотеке» пишет о Деркето как о морской деве и пересказывает миф, бытующий в Аскалоне: согласно этому мифу, несчастная каким-то образом оскорбила Афродиту и под влиянием мстительной богини любви отдалась красивому сирийцу, от которого родила дочь, а потом, застыдившись греха, убила возлюбленного, отнесла ребенка в пустыню и бросилась в озеро — где и превратилась в рыбу. Ее дочь, спасенная благодаря птицам, впоследствии стала легендарной царицей Семирамидой.

Овидий пишет то же самое:

…То ль о тебе, Деркетия, дочь Вавилона,

Им рассказать, как тебя, чешуей заменив тебе кожу,

В вид превратили другой палестинские — будто бы — воды.

Или, пожалуй, о том, как дочь ее, став окрыленной,

Поздние годы свои провела в белокаменных башнях?34

И наконец, Лукиан Самосатский в произведении «О сирийской богине» рассказывает, что видел в Финикии изображение Деркето: нижняя часть ее тела представляла собой рыбий хвост. Но наряду со свидетельствами о химерном облике Деркето были и другие, изображавшие ее без рыбьего хвоста, поэтому богиню нельзя однозначно причислить к морским девам.

Альфонс Барб отследил родословную морских дев, нимф, ундин и прочих дам, обитающих у воды, до первозданного океана Абзу — точнее, до Тиамат, его соленой и темной части, плодящей демонов. К этому выводу его подтолкнул сравнительный анализ многочисленных заклинаний, призванных отгонять болезнетворных демонов женского пола, в первую очередь владычицу мигрени — Антауру, «явившуюся из моря». Визуальные отображения этих демонесс очень часто содержат характерные признаки, сближающие их с рыбами (хотя не всегда можно с уверенность утверждать, что хвост у того или иного существа именно рыбий, а не змеиный, — к тому же оно может быть еще и крылатым). Объяснение А. Барба заключается в том, что все они пришли из океана хаоса и изначально выглядели как подобает хтоническим существам, но в эпоху древних греков, славившихся своей любовью к красоте, почти все переродились, за исключением сирен, горгон и некоторых других созданий. Позже все в некотором смысле вернулось на круги своя, и водные нимфы опять стали хвостатыми. Интерпретация А. Барба, с одной стороны, позволяет сделать вывод, что морские девы, наяды, нереиды и даже лебединые жены — если не родные, то хотя бы двоюродные сестры; с другой стороны, она сближает их с суккубами и злыми духами вроде Ламии и Мормо. Не очень-то хорошо с точки зрения классификации: совокупность мифических и легендарных персонажей получается чересчур пестрой. И все же трудно отрицать, что между ними и впрямь существует некое сходство: безобидная Русалочка Ханса Кристиана Андерсена — не правило, а исключение среди существ, большей частью коварных и опасных.

Есть еще один шумерский мифический персонаж, о котором упоминают совсем редко, — некая женщина-рыба Кулианна, одно из чудовищ, над которыми одержал победу древний бог-воин Нинурта, прицепивший ее труп к своей славной колеснице35. Приблизительно в тот же период, когда было записано предание о Нинурте (XXII в. до н. э.), были созданы некоторые артефакты шумерской культуры, содержащие изображения людей-рыб: существа женского пола именуются кулилту, мужского — кулилу. Кроме того, в мифах упоминается рыбочеловек Кулулу, входивший в число одиннадцати помощников грозной Тиамат. Его изображения также сохранились до наших времен. Вероятно, именно кулилту — древнейшие мифические морские девы, известные на сегодня.

Если уж мы перешли к морским мужам, нельзя не упомянуть о том, что повествует вавилонский историк и астролог Берос. Еще до потопа, случившегося при царе Ксисутре, к людям, жившим «беспорядочно, как звери», из вод Красного моря пришла некая ужасная амфибия с рыбьим телом, человеческой головой (в дополнение к рыбьей) и человеческими ногами (в дополнение к хвосту). Звали этого гостя из глубин Оанн — и его можно назвать предшественником Тритона или Главка. Оанн провел с людьми год, не принимая никакой пищи и возвращаясь на ночь в морские глубины. Он научил на тот момент диких обитателей Вавилона «всему, что относится к культурной жизни»: грамоте, математике, включая геометрию, разным искусствам, строительству городов и храмов, законотворчеству; а еще поведал им предание о сотворении мира, известное как «Энума элиш». Позже, по словам Бероса, появились другие такие же существа. Оанн считается одним из апкаллу — Семи Мудрецов, полубогов, которых создал благоволивший людям бог Энки (кстати, его время от времени изображали чешуйчатым, поскольку он изначально был богом воды, но все же без хвоста). Апкаллу были его помощниками, и в период до потопа этих существ описывали как химер с крыльями или иными нечеловеческими признаками. В более поздних мифах апкаллу внешне не отличаются от людей.

Иногда помимо Оанна упоминается еще один морской муж — древний сирийский бог Дагон (или Даган), чей образ известен благодаря упоминанию в Библии, где он назван «богом филистимлян», и творческому переосмыслению в «Мифах Ктулху», литературной вселенной Говарда Филлипса Лавкрафта, где он стал одним из грозных и непостижимых Древних богов. Историк и археолог Итамар Зингер указал, что представление о Дагоне как об амфибии или химере основано на том, что древнееврейское слово «даг» в переводе означает «рыба». Однако это пример так называемой народной этимологии, не опирающейся на неоспоримые свидетельства. Библейский текст — в том числе в синодальном переводе — никоим образом не намекает на то, что Дагон был наполовину рыбой: «И встали они поутру на следующий день, и вот, Дагон лежит ниц на земле пред ковчегом Господним; голова Дагонова и обе руки его лежали отсеченные, каждая особо, на пороге, осталось только туловище Дагона» (1-я Царств, 5:4). Можно согласиться и с выводом Зингера относительно того, что на образ Дагона могли повлиять изображения ранее упомянутой Атаргатис / Деркето. Изображение морского мужа в характерном головном уборе, которое чаще всего связывают с Дагоном, скорее всего, месопотамский монстр Кулулу.

Традиционное изображение Дагона, или Кулулу.

Morphart Creation / Shutterstock.com

Порождения предвечного океана Абзу, древнегреческие женщины-птицы, реальные дюгони, ламантины и тюлени — это лишь истоки русалочьей мифологии, основа для мотива, который буйным цветом распустился в европейском фольклоре. Русалки — морские девы — под разными именами и названиями встречаются повсюду, о какой бы эпохе мы ни говорили. В средневековый период получила распространение — не в последнюю очередь благодаря Парацельсу — легенда о Мелюзине, которая в результате материнского проклятия обзавелась рыбьим (по другой версии — змеиным) хвостом. Знаменитый алхимик называл таких, как она, ундинами и считал духами воды. Внешне они совсем как люди; хвост Мелюзины — связанное с проклятием исключение, а вовсе не правило. В отличие от лебединых дев и людей-тюленей, ундины не чураются людей, а стремятся к ним: дело в том, что, поскольку эти прекрасные женщины не сотворены Господом, у них нет души, поэтому после смерти они обречены превратиться в прах — или, по версии Андерсена, в морскую пену.

Мы живем триста лет, зато, когда нам приходит конец, от нас остается одна пена морская, у нас нет даже могил близких нам. Нам не дано бессмертной души, и мы никогда уже не будем жить, мы — как тростник; раз срезанный, он не зазеленеет вновь! У людей, напротив, есть бессмертная душа, которая живет вечно, даже и после того, как тело превращается в прах; она улетает тогда в синее небо, туда, к ясным звездочкам! Как мы можем подняться со дна морского и увидать землю, где живут люди, так они могут подняться после смерти в неведомые блаженные страны, которых нам не видать никогда!

Х. К. Андерсен. «Русалочка»36

— Душа — это, должно быть, что-то очень милое, но и очень страшное. Боже правый! Не лучше ли, святой отец, и вовсе не иметь ее?

Фридрих де ла Мотт Фуке. «Ундина»37

Помимо Русалочки Андерсена и Ундины Фридриха де ла Мотт Фуке, существует еще одна довольно известная европейская водяная дева — Лорелея. Однако ее миф — совсем новый, литературный, придуманный в начале XIX века немецким автором Клеменсом Брентано и включенный в сборник Des Knaben Wunderhorn. Alte deutsche Lieder («Волшебный рог мальчика. Старинные немецкие песни»). Плод воображения Брентано оказался крайне живучим: история о Лорелее вдохновила Генриха Гейне на всемирно известное стихотворение, написанное в 1824 году, а затем породила и другие литературные и музыкальные произведения.

Миф о рейнской нимфе, несущей погибель судам, теснее соприкасается не с историями об ундинах и наядах, а с преданиями о никсах, германских водных духах (или даже демонах), у которых есть множество северных собратьев, а также кое-что общее со славянскими водяными.

В разных регионах Северной Европы никсы и аналогичные им духи могли быть мужского или женского пола (иногда соответственным образом менялось их наименование: например, водяной мужского пола — никс, женского — никса). Они обитали у воды и часто играли на скрипке или пели, заманивая прохожих — как правило, с целью их утопить, но бывали исключения. Норвежский фоссегрим и швейцарский стрёмкарл славились своей игрой, от которой пускались в пляс даже хромые, и могли обучить желающего, однако требовали жертвоприношения, чьи скрупулезно продуманные детали зависели от региона обитания существа (где-то был нужен белый козел, а где-то — черный ягненок). Впрочем, если соискатель ошибался, с ним ничего страшного не случалось: водяной мог в гневе сломать собственный инструмент или мстительно обучить человека только настройке, а не игре. В удачном случае фоссегрим или стрёмкарл брал ученика за руку и водил его пальцами по струнам до тех пор, пока те не начинали кровоточить. После такого непростого урока человек становился музыкантом, которому не было равных.

Теодор Киттельсен (1857–1914). Водяной.

Национальный музей Норвегии, Осло

Никсы и их многочисленные собратья могли менять облик: иногда они выглядели как мужчины или женщины, но порою становились животными (как правило, лошадьми, о которых подробнее рассказано в следующем разделе, а еще рыбами и змеями) или даже предметами, которые плавали на поверхности воды. В качестве предмета могли выступать красивый цветок или что-то драгоценное — иными словами, то, за чем очень хочется подойти поближе к реке и наклониться, протянуть руку… Что еще надо водяному?