Миг бытия так краток
Шрифт:
— Касательно вашей книги, срин Штиго… — перебил я. Употребленная мною форма почтительного обращения — срин — остановила его.
— Да?
— У меня сложилось впечатление, — сказал я, — что вы не желаете в данное время обсуждать никаких подробностей. Я, конечно, уважаю ваши чувства, но это ставит меня в неловкое положение как руководителя этой поездки.
Мы оба прекрасно понимали, что мне следовало бы выяснить это с ним наедине, тем более после ответа Филу, данного им на приеме в Управлении, но я испытывал желание поругаться и хотел дать ему знать об этом, так же как и направить разговор в другое русло. Поэтому я
— Мне любопытно, будет ли она главным образом отчетом о путешествии по посещаемым нами местам или вы хотите, чтобы мы помогли привлечь ваше внимание к каким-то особым местным условиям — скажем, политическим — или к текущим культурным новинкам.
— Я заинтересован главным образом в написании подробной книги о путешествии, — ответил он. — Но рад буду выслушать ваши замечания по ходу дела. Я думал, это все равно входит в ваши обязанности. А так, я знаком в общих чертах с традициями и текущим положением дел на Земле, и они меня не очень занимают.
Расхаживавший и куривший в ожидании обеда Дос Сантос резко остановился и спросил:
— Срин Штиго, как вы относитесь к движению возвращенцев? Сочувствуете ли вы нашим целям? Или вы считаете это мертвым делом?
— Да, — ответил он. — Последнее. Я считаю, что когда кто-то умер, единственное, что тут можно сделать, — это похоронить его. Я уважаю ваши цели, но не вижу, как вы можете даже надеяться осуществить их. С какой стати вашему народу бросать обеспеченность, в которой он теперь живет, и возвращаться сюда? Большинство людей нынешнего поколения даже не видели никогда Землю, не считая видеозаписей, а вы должны признать, что они едва ли могут кого-нибудь завлечь.
— Позвольте с вами не согласиться, — возразил Дос Сантос. — Я нахожу ваше отношение к данному вопросу патрицианским.
— Каким ему и следует быть, — отозвался Миштиго.
Джордж и обед прибыли почти одновременно. Официанты начали подавать на стол еду.
— Я предпочел бы есть за отдельным столиком, — проинструктировал Дос Сантос официанта.
— Вы здесь потому, что напросились сами, — напомнил я.
Он остановился и бросил украдкой взгляд на Рыжий Парик, которая сидела, по случаю, по правую руку от меня. Мне показалось, что я заметил почти незаметное движение ее головы, сперва налево, а затем направо. Дос Сантос собрал лицо в подобие легкой улыбки и чуть поклонился.
— Простите мой латиноамериканский темперамент, — извинился он. — Мне едва ли следует ожидать, что я обращу кого-нибудь в возвращенческую веру за пять минут… И мне было трудно скрывать свои чувства.
— Это заметно.
— Я проголодался, — заявил я.
Он уселся напротив нас, рядом с Джорджем.
— Посмотрите на Сфинкса, — показала Рыжий Парик на висевший на противоположной стене офорт, — чья речь перемежается долгими периодами молчания да задаваемой иногда загадкой. Древний, как время. Высокочтимый. Несомненно, впавший от старости в маразм. Он держит язык за зубами и ждет. Чего? Кто знает? Ваш вкус допускает существование монолитов в искусстве, срин Штиго?
— Иногда, — заметил тот, слева от меня.
Дос Сантос бросил через плечо быстрый взгляд, а потом снова посмотрел на Диану, но ничего не сказал.
Я попросил Рыжий Парик передать мне соль. На самом-то деле мне хотелось превратить ее в соляной столб и заставить остаться неизменной, так, чтобы была возможность изучить ее на досуге, но вместо этого я всего лишь посолил картошку. Вот уж действительно, «посмотрите на Сфинкса»!
Солнце в зените, короткие тени, жара — вот как все было. Я не
хотел, чтобы какие-нибудь пескоходы или скиммеры испортили эту сцену и поэтому заставил всех пройтись пешком. Идти было не так уж далеко, но для достижения желаемого эффекта я выбрал несколько окольный путь.Мы прошли больше мили, то поднимаясь, то опускаясь.
Я конфисковал у Джорджа сачок для предотвращения любых незапланированных остановок, когда мы проходили мимо клеверных полей, лежащих на нашем пути.
Сейчас, глядя назад в прошлое, я вижу все именно так: ярких птиц, мелькающих в небе, и пару верблюдов, появляющихся на горизонте на фоне неба всякий раз, как мы подымались на взгорок. (На самом-то деле эти верблюды были вырезаны из фанеры, но и этого хватало. Кому интересны выражения верблюжьих морд? Даже другим верблюдам неинтересны. Тошнотворные животные…)
Мимо нас, тяжело ступая, прошла женщина — невысокая и смуглая, с высоким кувшином на голове. Миштиго отметил этот факт в своем карманном секретаре. Я кивнул женщине и поздоровался. Женщина поздоровалась в ответ, но, естественно, не кивнула.
Эллен, уже взмокшая, продолжала обмахиваться большим зеленым треугольным веером из перьев; Красный Парик шла выпрямившись во весь рост, на верхней губе у нее выступили крошечные бисеринки пота, глаза же были скрыты под солнцезащитными хамелеонами, потемневшими до предела. Наконец мы добрались до места назначения, забравшись на последний невысокий холм.
— Смотрите, — сказал Рамзес.
— ! Madre de Dioc! [14] — воскликнул Дос Сантос.
Хасан крякнул.
Красный Парик быстро повернулась ко мне, а затем отвернулась вновь. За очками я не смог прочесть выражения ее глаз. Эллен продолжала обмахиваться веером.
— Что они делают? — спросил Миштиго. Я впервые видел его искренне удивленным.
— Как что, разбирают великую пирамиду Хеопса, конечно, — ответил я.
Через некоторое время Рыжий Парик задала нужный вопрос:
14
Матерь Божья! (исп.).
— Почему?
— Ну, — объяснил я ей, — у них здесь, в некотором роде, дефицит по части стройматериалов, ведь камни Старого Каира все еще радиоактивны, и поэтому они приобретают их, растаскивая тот старый образчик трехмерной геометрии.
— Они оскверняют памятник минувшей славы человечества! — воскликнула она.
— Нет ничего дешевле минувшей славы, — заметил я. — Нас заботит слава нынешняя, и им сейчас нужны стройматериалы.
— И сколько это продолжается? — спросил Миштиго, глотая от волнения слова.
— Эту разборку начали три дня назад, — ответил Рамзес.
— Кто дал вам право совершать подобное деяние?
— Оно одобрено Земным Управлением по делам Художественных Произведений, Памятников и Архивов, срин.
Миштиго повернулся ко мне, его янтарные глаза странно светились.
— Вы! — произнес он.
— Я, — удостоверил я. — Уполномоченный данного Управления. Подтверждаю.
— Почему никто ничего не слышал об этом вашем акте?
— Потому что очень немногие забираются теперь в эту глушь, — объяснил я. — Что является еще одной веской причиной для разборки этой штуковины. Ныне на нее почти никто не смотрит. У меня есть право давать разрешения на такие действия.