Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 6. Часть 8. Под другими знаменами. Часть 9. На кругосветной орбите

Въезжаем в Пусан. Настоящий мегаполис. Но выглядит не столь современным и опрятным, как Сеул. Больше скромных традиционных построек, обилие складов, гаражей, ремонтных мастерских. Меньше шика, чем в столице, и в центре города. Выруливаем к морю. Корейцы называют его Южным, китайцы – Восточным, а мы (и многие другие) – Восточно-Китайским. У берега россыпь отелей, магазинов, ресторанов. Красивый песчаный пляж. Входим в отель «Парадайз Бич» («Райский Пляж»). Это популярное «гнездышко» для молодоженов, здесь состоятельные пары проводят медовый месяц.

Оставляем у портье вещи и гуляем вдоль берега. На желтом песке много загорающих, кое-кто купается. Дует прохладный ветерок, разносит кулинарные ароматы. Ким Ен Ман предлагает отведать дары моря. Садимся на деревянные скамейки. Женщина подает сырые креветки, трепанги, ракушки. Макаем деликатесы в острый соус и пытаемся их съесть. Я с трудом впихиваю в рот сопротивляющуюся креветку. А у Наташи креветка вырывается из палочек, пугает супругу. Ким Ен Ман просит поджарить дары моря для беспомощных иностранцев.

Но пора возвращаться в «Райский пляж», там предстоит ужин. В фойе отеля знакомимся с госпожой Ю, владелицей художественного салона. На ней дорогие наряды. Подходят два молодых человека. Сун – бизнесмен, долго жил в США, но с английским языком у него все-таки проблемы. Ким – местная «шишка». Рядом с ним, полусогнувшись, маячит помощник, жадно ловит каждую реплику шефа. Появляются еще какие-то люди, но нас с ними почему-то не знакомят.

Разросшаяся компания поднимается на второй этаж, в китайский ресторан. Шикарный кабинет, а пища скорее корейская, чем китайская. В очередной раз невкусная. И разговора за столом не получается. Присутствующие корейцы не в ладах с английским, щебечут на родном языке. Наташа объясняет: обсуждают внутрикорейские политические баталии. Ким Ен Ман интересуется, как нам нравится еда. Говорим, что блюда, вроде, китайские, но не похожи на то, что готовят в Китае. Ким поясняет: соусы отличаются, они не такие жирные, как у китайцев. Корейцам жирное не по нутру.

После ужина спускаемся в дискотеку. Там гремят западные ритмы, под которые девушки танцуют с девушками, а парни – с парнями. Я полюбопытствовал, почему бы местной «шишке» Киму не пригласить госпожу Ю на танец. Он аж вздрогнул от испуга и прошептал: «В Корее такое не принято. Во-первых, мужчины слишком стеснительны; во-вторых, приглашение послужит сигналом серьезных намерений, а их нет». Подобное пуританство удивило нас тогда и продолжало удивлять впоследствии. Особенно на фоне многочисленных баров, где к клиенту обязательно подсаживается кисэн (гейша) и начинает в буквальном смысле слова приставать. Зачастую на втором этаже размещен настоящий бордель. Корейские мужья любят бывать там, а жены закрывают на это глаза. Официально в Южной Корее категорически запрещена порнографическая литература, но из-под полы ею торгуют направо и налево.

Кстати, несмотря на все табу, и Ким, и Ли пригласили в ходе вечера на танец Наташу. Видимо, на иностранцев традиционный этикет не распространяется.

Церемониальная вежливость южнокорейцев вообще соседствует с некоторыми элементами неучтивости в их поведении. Так, поклоны, уступание дороги, улыбки – повсеместное явление. Вместе с тем пока вы не представлены, вас словно не замечают. Скажем, подходим к столу, где сидит знакомый сеулец и пять неизвестных мужчин. Приветствуем всех, отвечает только знакомый. Остальные даже не смотрят в нашу сторону. При этом случалось, что нам отвешивали поклоны прохожие старички. Можно наблюдать, как люди, невзначай задев друг друга на улице, долго и злобно ругаются.

Уже ночью, после дискотеки, угощения пивом и кофе с арбузами в придачу, нас везут в горы, в знаменитый буддийский монастырь Помоса. Буддизм – лишь одна из составных частей сложного, многослойного религиозного мировоззрения корейцев, которое складывалось тысячелетиями и в котором причудливо переплелись местные и заимствованные верования и ценности.

Одна из наиболее ранних религий Кореи – шаманизм, который, возникнув в Сибири, был принесен на Корейский полуостров племенами эпохи неолита, предками современных корейцев. Согласно этому верованию, мир населен многочисленными добрыми и злыми духами, а шаман, совершая ритуалы, включающие в себя заклинания, музыку и танцы, может не только общаться с миром духов, но даже умиротворять и побеждать их.

Шаманизм, правда, в несколько видоизмененной форме сохранился и по сей день. Современные корейцы по-разному относятся к шаманизму и даже могут отвергать его, однако шаманистское мировоззрение по-прежнему оказывает сильное влияние на их образ мышления. Вера в то, что человек – это часть природы и может достичь счастья только в гармонии с силами природы; отсутствие веры в Бога, который является центром Вселенной и образцом для подражания в достижении совершенства; отношение к браку как к союзу семей; отношение к личности как к частице в вечном потоке жизни, который несет в себе все прошлое, настоящее и будущее рода, – все это корнями уходит в шаманизм. Хотя, безусловно, эти религиозные мысли и верования на пути развития испытали влияние и других, более поздних течений.

Даосизм также появился в Корее в глубокой древности. Это религиозное течение так и не получило там четкого организационного оформления, тем не менее его влияние до сих пор ощущается, в частности, в культе здорового тела и здорового духа, в изображениях бессмертных, в 10 символах долголетия, в китайских иероглифах «счастье» и «долголетие», украшающих чуть ли не все предметы домашнего обихода, в символах «инь» и «ян» на государственном флаге, в геомантии, которая и по сей день играет огромную роль в выборе места, например, для постройки дома или могилы, а также в традиции всегда, даже в нынешний век высоких технологий, обращаться к предсказателям судьбы в трудных ситуациях.

Буддизм пришел в Корею в IV веке и быстро распространился по всей территории страны. В период объединенного королевства Силла буддизм стал государственной религией, сохранив тот же статус и в период королевства Корё. Особый расцвет буддийской культуры наблюдался в Кёнджу, столице Силла. Буддийские храмы являлись одновременно центрами знаний и искусств. Скульптурные, живописные и печатные работы, выполненные и хранящиеся в буддийских храмах, составляют большую часть историко-культурного наследия Кореи.

Падение государства Корё повлекло за собой снижение роли и влияния буддизма. На смену ему пришло конфуцианство, которое стало государственной философией последующего королевства Чосон. Сейчас наблюдается возрождение буддизма. Его последователи составляют наиболее многочисленную религиозную группу в стране. Влияние буддизма до сих пор заметно и в искусстве Кореи, и в мироощущении корейцев. День рождения Будды, как уже упоминалось, отмечается в стране как национальный праздник.

Конфуцианство оказало особенно сильное влияние на политическую, интеллектуальную и духовную жизнь страны в период Чосон, когда высшие слои общества, следуя дворцовой политике, рьяно исповедовали конфуцианство. Другие верования и течения были низведены до положения религий низших классов, но они тем не менее продолжали развиваться, так или иначе смягчая жесткие каноны конфуцианства.

Согласно одной из заповедей конфуцианства, гармония в семьях является одним из залогов мира и процветания страны, и поэтому конфуцианство придает огромное значение крепости семейных уз, установлению правильных отношений между королем и подданными, родителями и детьми, старшими и младшими, старыми и молодыми, мужчинами и женщинами, а также между друзьями. Сыновняя преданность и почтительность, с точки зрения конфуцианства, – это не просто фактор правильных отношений в семье, но и основа патриотизма. До сих пор образ мыслей и поступков корейцев несет на себе сильную конфуцианскую окраску.