Миг власти московского князя [Михаил Хоробрит]

В то самое время, когда несколько дружинников, наскоро перекусив, по приказу сотника ушли за село, а остальные наслаждались неожиданным отдыхом, Михаил Ярославич завел разговор с Захаром.

Тот еле дождался этого момента, он все время, что гости трапезничали, украдкой переводил взгляд с кня­зя на посадника, думая, не даст ли какой-нибудь знак его старый знакомый, с которым ему сейчас так и не удалось перекинуться словом. Но Василий Алексич будто в рот воды набрал и лишь изредка смиренной улыбкой сопровождал короткие высказывания князя или сотника.

— Знаешь ли ты, Захар, зачем мы к тебе пожалова­ли? — спросил князь и, не дав ответить, продолжил: — Если скажешь, что тебе о том не ведомо, не поверю! А потому говори без утайки, как на духу, давно ли бы­ли в деревне бродни и не припрятали ли они здесь на­грабленное добро?

— Эх, Михаил Ярославич, не обижай недовери­ем! — заговорил старик с обидой в голосе. — Мы-то подмоги уж как ждали, все никак дождаться не могли, а, вишь, дождались, так ты нас чуть не в татьбе ви­нишь!

— Зачем же тебе подмога? — спросил с интересом князь и, поскольку понял, что и в самом деле поспе­шил и ни за что обидел человека, решил загладить оби­ду, проговорил мягко, улыбнувшись одними уголками губ: — Мы видали, какая у тебя защита, сыны твои чуть моих дружинников не распугали.

— Так то оно так, — со вздохом подтвердил оби­женный собеседник, — и вправду, сыны мои — надеж­да и подмога моя. Но вот только ни им, ни всем мужи­кам нашим с напастью, что зимой нынешней на село свалилась, не справиться. Поэтому, как дошел до нас слух, что Москва теперь с князем, так и стали мы как манны небесной ждать подмоги.

— Что ж это за напасть? — неожиданно спросил посадник, опередив князя, который хотел спросить о том же.

— Кузьма Косой, — вздохнул тяжело Захар и сгреб свою всклокоченную бороду в кулак.

— Это кто ж такой? — удивленно произнес Васи­лий Алексич и замолчал, поняв, что опять невольно допустил оплошность и не дал молвить слово князю.

— Да вот пришла его ватага издалека: может, из Муромских лесов, то ли от Твери — никто того до­подлинно не знает. Сначала по дальним починкам тати прохаживались, к нам, видно, сунуться побаивались, а потом и наш черед настал, — сказал Захар и, опять глубоко вздохнув, принялся за свой печальный рас­сказ.

Слушали его гости внимательно, лишь изредка удивленно переглядывались, и, когда наконец старик замолчал, князь, на протяжении всего рассказа нетер­пеливо постукивавший кулаком по краю стола, сказал резко:

— Видно, решил этот Кузька, что власти в княже­стве нет. Ишь до чего додумался! Дань ему, словно ха­ну татарскому, честные люди платить должны. Не бы­вать такому никогда! Будет его сотоварищам поруб вместо дани, а ему самому, как зачинщику, — кол! Чтобы неповадно другим «ханам» было! — Князь с силой стукнул по столу кулаком, и потом, помолчав не­много, исподлобья посмотрел на старика, и, стараясь выбирать слова помягче, заговорил хриплым голо­сом: — Ты, Захар… не молод уже, сказывал мне Васи­лий Алексич, что ты давно в селе за старшего, а вот, ви­дишь, проморгал супротивника… Нет, чтобы сразу, как вести об этом Косом до тебя дошли, послать гонца к посаднику! Его ведь не зря отец мой в Москву при­слал, хоть сил у Василия Алексича немного под рукой было, но, глядишь, сообща придумали бы, как с нечес­тивцем справиться. А ты, вишь, надеялся, что напасть эта село твое стороной обойдет, и просчитался. А кабы я не пришел, так бы и позволили себя обирать? Неуж­то так бы дань и платили?

— Что ты! Мы о том и думать не думали, — зама­хал костлявыми руками Захар, — ежели ты, князь, нынче не пришел бы, то уж назавтра мы в Москву гон­ца собирались отрядить.

— Припозднились вы сильно! — с горькой иронией проговорил князь. — Возы с награбленным мимо вас вчера ехали! Мы уж сегодня гадаем, куда они направи­лись, а когда ваш гонец до города бы добрался, а там пока думали, что делать, как быть, возков бы и след простыл. И доля вины твоей в том тоже была бы, — проговорил он и замолчал.

Молчал и сотник, и Василий Алексич, и Захар, ко­торый сразу как-то съежился и сидел, понурив седую голову. Ему оставалось утешать себя тем, что сейчас в горнице нет сыновей и никто из домочадцев не слы­шал, как князь отчитывал его, старого и опытного, до­пустившего такую непростительную оплошность.

— Что ж теперь попусту горевать, дело уже сдела­но, — прервал затянувшееся молчание князь, видя, как мучается Захар, как дрожат его сухие, длинные пальцы, которыми он прижал свою косматую длинную бороду к груди.

Михаил Ярославич не собирался как-либо наказы­вать старика за промах — ведь не для того покинул город, — но и хвалить его было не за что. Правда, рас­сказанное Захаром помогло по–новому взглянуть на ограбление хлебного обоза. Однако не поведай старик о том, что ватага Кузьки Косого уже не раз прошлась по селу, все равно рано или поздно об этом стало бы известно.

Посаднику было не по себе, он не мог ожидать, что все так обернется, и с сожалением смотрел на Захара.

— Придется нам теперь силу показать, — обра­тился тем временем князь к сотнику, который соглас­но закивал, — бродни должного отпора не получили, потому и осмелели, за обозы принялись. Ладно хоть Аким не оробел и сметку свою выказал, а то бы, гля­дишь, только к лету про все прознали. А где ж он, ку­да подевался? — оглядев сидевших за столом, спросил князь.

— Так он с дружиной остался, — ответил сотник.

— Что ж угощеньем хозяйским побрезговал? — Князь удивленно поднял брови.

— Да разве он посмел бы! — проговорил Василько поспешно. — Но ведь ты, Михаил Ярославич, его к сто­лу не приглашал, а кому, кроме тебя, дозволено ре­шать, кто с князем трапезничать будет?

— Да, да, — кивнул князь и, исподлобья оглядев присутствующих, спросил: — Так что делать будем? Как думаете ватагу ловить? Хочу слово ваше услы­шать.

— Мимо нас Кузька свою ватагу вел, но не быстро, как прошлые разы. Тогда налетали разбойники, слов­но вороны, и опосля мигом в лесу скрывались, — осме­лился заговорить Захар, его суровый взгляд, которому беспрекословно подчинялись все в доме, куда-то исчез, но говорил старик твердо. — Теперь перед самым рас­светом тихо по дороге двигались, будто не хотели, что­бы кто-то видел, куда путь держали.

— И куда же шли они, по–твоему? — спросил князь старика, в выцветших глазах которого он теперь не увидел страха, а была там лишь смертельная уста­лость и покорность судьбе.

— Думаю, что с большой дороги свернули к Горелому болоту, туда подались. За ним, я слыхал, где-то в починках они одно время кров нашли.

— Далеко ли это?

— Да как тебе, Михаил Ярославич, сказать, — за­думался Захар и, найдя ответ на вопрос князя, уточ­нил: — От Кучкова урочища до нас — это как отсель до ближнего болота, может, чуток поболе, и столько же пути до Горелого болота.

— Так то летом! — вставил свое слово Василий Алексич.

— Да–да, верно говоришь. То летом! А нынче что на болотах делать — ни ягод, ни грибов, а туда на ловы никто и летом не ходит — народ туда и дорогу забыл, не пройти, не проехать. Потому и путь долгим будет. Но с другой-то стороны, летом брод искать надо, чтоб Неглинку перейти, а теперь — иди, где хочешь: лед и пешего, и конного выдержит.

— Но они с возами! Сам говоришь, что в селе добро не прятали, — сказал Василько и посмотрел на стари­ка, который отрицательно закачал головой.