Миг возмездия. Невидимый спаситель. Загадка планеты гандов. Сквозь дремучий ад
Шрифт:
Пот градом катился по лицу Грэхема. Крадучись, проскользнул он по дороге к больнице Самаритэн. Прежде, чем встретиться с Гармонией, он отер пот и решил ничего не рассказывать о трагедиях, свидетелем которых он был.
Доктор Кэртис выглядела, как обычно, — сдержанной и спокойной. Во взгляде глубоких темных глаз чудилась убаюкивающая безмятежность. Однако видели эти глаза насквозь.
— Что случилось?
— Ничегошеньки! Откуда вы взяли?
— У вас ужасный вид. И лоб вытираете платком.
Грэхем еще раз провел намокшей тканью по лбу и спросил:
— Как вы узнали?
—
— Да… То есть, гнались, но не за мной.
— За кем же?
— Это что, допрос? — осведомился Грэхем не без ярости.
— Наконец-то! В кои веки вышли из себя!
— Я всегда выхожу из себя, с вами беседуя. — Он временно выкинул из головы гнетущие мысли, одарил девушку нежным взглядом. — Но понемногу привыкну к вашему обществу, если будем видеться чаще.
— В каком смысле?
— Вы прекрасно понимаете, в каком.
— Уверяю, что понятия не имею, о чем идет речь, — холодно произнесла девушка.
— О свиданиях, — подсказал Грэхем.
— О свиданиях! — Она подняла глаза к потолку. — Подумать только: он явился назначать свидания! При всем при том, что творится вокруг! — Она села за свой стол и взяла ручку. — Вы, должно быть, совсем сошли с ума, мистер Грэхем. Добрый день — и всего наилучшего.
— Сейчас ночь, а не день, — напомнил Грэхем. — Ночь, отведенная людям для любви.
Доктор Кэртис негодующе фыркнула и углубилась в бумаги.
— Хорошо, — сдался Грэхем. — Похоже, мне опять дали отставку. За последние дни я понемногу начал к этому привыкать. Давайте-ка переменим тему. Что удалось разузнать?
Она отложила перо.
— Я ждала, покуда вы опомнитесь. Уже несколько часов хочу повидаться.
— Правда? — оживился Грэхем.
— Не потому! — она жестом велела собеседнику сесть. — Все весьма серьезно.
— А разве чувство мое не серьезно? — изрек Грэхем в пространство.
— Профессор Фармилоу заходил на чай.
— В нем имеются качества, в профессоре, а не в чае, — не присущие мне?
— Да. Умение себя вести, — отрезала девушка. Грэхем поморщился, но промолчал.
— Кстати, очень милый старик. Вы знакомы?
— Был знаком. Теперь и знать его не желаю, — Грэхем изобразил на лице презрительную ненависть. — Тихий вечерок с седеньким козликом? Кажется, он чем-то занимается у Фордхэма — тропическими бабочками или другой подобной пакостью.
— Он мой крестный отец. — Девушка произнесла эти слова с таким видом, будто они объяснили все. — Он физик, мистер Грэхем.
— Билл.
Доктор Кэртис оставила эту реплику без внимания.
— Думая, что он…
— Билл!
— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо отмахнулась она, — Билл, если это столь важно! — Девушка старалась сохранить на лице непроницаемое выражение, но Грэхем заметил мелькнувшую тень улыбки, и очень обрадовался. — Мне кажется, Билл, он что-то задумал. Я боюсь за него. Не успеет человек задумать интересное, как тут же гибнет.
— Вовсе не обязательно и непременно. Мы не знаем, сколько людей, месяцами вынашивающих опасные для витонов замыслы, по сей день живы и здоровы. И ведь я — я тоже пока не умер.
—
Вы живы, ибо вынашиваете лишь один замысел, витонам безразличный, — ядовито бросила девушка и проворно убрала ноги под стол.— Как вы можете говорить такое? — с притворным негодованием спросил Грэхем.
— Господи, да вы позволите мне рассказать, наконец, ради чего я поджидала вас?
— Безусловно. — Грэхем насмешливо осклабился. — Откуда явствует, что старик Фармилоу носится с некоей витоноубийственной идеей?
— Мы говорили о витонах, и я попросила объяснить: почему так трудно найти против них оружие?
— И каков же был ответ?
— Он сказал, мы умеем довольно уверенно обращаться с веществами, но с энергией управляемся куда менее умело; что мы сделали заметный шаг вперед, обнаружив и распознав витонов, но покончить с ними, обладая только современными познаниями, немыслимо. — Девушка не спускала с Грэхема своих умных, проницательных глаз, наблюдая за реакцией собеседника. — Он сказал, что можно обстрелять витонов энергетическими пучками различного свойства, и ничего не понять, даже добившись результата. И тем более, не добившись. Ведь невозможно даже поймать витона — узнать, отражает он излучение или поглощает, а потом излучает сам. Мы не знаем, как устроена эта мерзость.
— Некоторые виды энергии они, действительно, поглощают, — вставил Грэхем. — Нервные токи витоны выпивают жадно, будто лошади, мучимые жаждой. Еще они поглощают определенные электромагнитные импульсы — радары тоже не видят светящихся шаров. Что касается загадочного строения — тут старик Фармилоу полностью прав. Понятия не имеем, не представляем даже, откуда подступиться. И вся загвоздка — в этом.
— По мнению профессора, шары обладают неким электродинамическим полем и умеют произвольно изменять его, обволакивать себя разнообразными скоплениями энергии, поглощая лишь действительно необходимые для питания. — Ее передернуло. — Вроде нервных токов, о которых вы сказали.
— И никакой прибор не в состоянии создавать подобные токи, — посетовал Грэхем. — А то пичкали бы голубчиков до отвала, покуда не лопнут, обожравшись!
На лице девушки вновь промелькнула улыбка:
— Я пошутила, сказала профессору: “Взять бы волшебную ложку и перемешивать их, взбивать, чтобы получился голубой пудинг!” — Ее тонкие пальцы сомкнулись вокруг воображаемой ложки, покрутили этой ложкой в воздухе. — Странно: моя шутка заинтересовала Фармилоу. Он стал подражать, вертел пальцем и вертел, будто играл в какую-то новую игру. Я просто дурачилась, но почему профессор дурачился вместе со мной? Ведь об энергии он знает больше, чем можно себе представить.
— Н–да… А быть может, старик, начал впадать в детство?
— Как не совестно?
— Сдаюсь, — Грэхем поднял руки.
— И даже намекнул, что у него на уме, — продолжила доктор Кэртис, — но казался ошеломленным и вскоре откланялся. А направляясь к выходу, задумчиво пообещал: “Постараюсь раздобыть тебе такую ложку”. Я убеждена: Фармилоу что-то замыслил. Это были не пустые слова! — Ее плавно изогнутые брови вопросительно приподнялись. — Он действительно что-то замыслил. Но что же именно?