Мигрант, или Brevi Finietur
Шрифт:
«Хорошее слово „можно“, — подумал Крокодил. — Не команда „Давай!“, не приказ „Пошел!“. Философия жизни: можно. Возможно. А значит, должно быть сделано. В конце концов, я в любой момент могу открыть глаза…»
Он качнулся взад-вперед, перекатывая центр тяжести, как яблоко на тарелке. Снова глубоко вдохнул, оттолкнулся от камня и прыгнул в темноту. Приземлился на этот раз удачнее, почти не ушибся. Камень был окружен травой, будто лысина длинными волосами, и Крокодил непроизвольно вцепился в мокрые стебли; над водопадом ходил ветер и бросал в лицо
«Мои веки срослись, — подумал Крокодил. — У меня вовсе нет глаз. Это можно, можно; вот уже второй камень. А всего их пятнадцать… Или шестнадцать?»
— Левее.
Крокодил повернулся, как глобус, и поворачивался очень долго, пока не услышал «стоп». И подумал, что правилам испытания все это ни в коей мере не противоречит, но если Аира в какой-то момент укажет ему неверное направление…
Трава, заселившая трещины, легко расставалась с корнями. Крокодил стряхнул с пальцев прилипшие травинки; зачем это Аире? Зачем убивать Крокодила?
Он стал свидетелем чего-то и сам не знает, насколько это серьезно. Аира, с самого начала только и мечтавший отправить Крокодила на материк, почему-то сам предложил пройти испытание… Именно такое, в котором смерть легко спишется на объективные трудности, естественные потери, мигрант так хотел стать полноправным гражданином, как жалко…
Но ведь в любой момент можно просто открыть глаза?
— Четыре шага, новая опора ниже на полладони. Можно.
Кажется, вышло солнце. Крокодил почувствовал, как под веками сделалось светлее; Аира молчал.
Четыре шага. Прыжок с места. Отталкиваться надо одной, приходить на другую, выйдет длинный шпагат в воздухе…
Крокодилу очень хотелось заговорить в этот момент. Окликнуть Аиру. Еще раз услышать его голос… хотя по голосу этого человека невозможно что-то определить.
Он прыгнул почти без подготовки, оттолкнулся правой ногой и пришел на левую. Ушиб ступню. Прохладный мокрый камень жался к ноге, будто желая поскорее унять боль.
— Правее. Чуть-чуть. Стоп. Три с половиной шага, опора на том же уровне, можно.
Голос звучал совсем близко. Аира следовал за Крокодилом по пятам и сейчас сидел на камне посреди потока. За спиной. «Ты выполняешь ненужные, невозможные действия, причем с риском для жизни…»
Крокодил прыгнул.
— Ты не будешь открывать глаза? Так и останешься?
Веки болели, мышцы лица свело судорогой. Крокодил не знал, как сообщить Аире о своей проблеме, когда громкий хлопок под самым носом заставил его подскочить и глаза наконец-то открылись.
Ему казалось, что путь занял несколько часов. На самом деле солнце едва успело приподняться над лесом и облачная пленка на небе превратилась в частую облачную сетку. Глаза болели и слезились, ступни пульсировали, но он чувствовал себя неплохо. Пожалуй, лучше, чем когда-либо в жизни.
Аира уже уходил — по тропинке, вытоптанной многими счастливцами, прошедшими испытание. И немногими неудачниками, струсившими и открывшими глаза
на полпути; Крокодил пошел следом. У него шумело в ушах, хотя грохот водопада становился все дальше и дальше.— Если ты сдашь Пробу — будешь первым мигрантом, кому это удалось, — сказал Аира, не оглядываясь.
— Ура, — пробормотал Крокодил.
— Но у тебя есть время, чтобы окончательно решить, нужно ли тебе это счастье.
— У меня всегда полно времени.
— Ты был когда-нибудь солдатом? — Аира оглянулся через плечо. — У себя на планете? Воином?
— Ну… Я служил в армии. Но был не столько воином, сколько… э-э-э… подневольным болваном, и вреда от этого получилось больше, чем пользы…
Тропинка свернула к веревочному мосту через поток, в этом месте довольно-таки широкий и еще относительно спокойный. Крокодил преодолел неожиданный страх, ступая на хлипкую опору. Все-таки испытание над водопадом забрало у него больше сил, чем он рассчитывал. «Да уж, — подумал он, — я обыватель, а не воин, и считаю такое положение дел нормальным и желательным. Допустим, я ничего не достиг в жизни, допустим, у меня нет семьи, и сына я не видел три месяца… Или четыре? А теперь уже никогда не увижу. И как мне поможет готовность прыгать по камням вслепую, бегать по углям, резать себя и затягивать раны?»
Аира шагал, как человек, всю жизнь проведший на веревочных мостах. Крокодил болтался следом, то попадая в ритм чужих шагов, то выбиваясь из него. Очень хотелось переодеться в сухое. Или хотя бы посидеть у костра.
— Аира, в чем разница между мной и Тимор-Алком?
— Ты в два раза старше. Ты мигрант, он полукровка. У тебя черные волосы, а у него…
— Почему ты приказал ему на дистанции, чтобы он открыл глаза? Почему ты провел меня по этим камням и не провел его? Ты вроде бы не хочешь его смерти — почему не сделал для него то, что сделал для меня?
— Всякий раз, когда я говорю с тобой, мне кажется, что я на суде, — пробормотал Аира.
— Что?!
Аира сошел с моста и, по-прежнему не оглядываясь, двинулся по тропинке в лес. Он шел, вроде бы не ускоряя шага, но Крокодилу, чтобы не отстать, приходилось бежать рысью.
— Махайрод!
Аира остановился. Медленно повернул голову. От его взгляда Крокодил попятился.
— Ты ничего не будешь мне объяснять? — спросил, уже готовый смириться с отказом.
Шея Аиры еле заметно дернулась.
— Потом, — сказал он отрывисто. — Пошли.
Бинор-Дан уехал. Его аккуратно сложенные штаны и тесак лежали в стороне от костра, и мальчишки поглядывали на них с опаской и сожалением, как на безвременную могилу.
Когда Аира явился из леса к костру, в лагере был уже закончен завтрак и подростки, переговариваясь, сидели на траве двумя тесными группками. В одной центром был Полос-Над, в другой, как ни странно, Тимор-Алк: зеленоволосый торопливо жевал и что-то рассказывал с набитым ртом. «Бабушка бы не одобрила», — подумал Крокодил.