Мигранты

Уж лучше бы Морозова взяли за жабры солдаты…

Дверь внезапно распахнулась, и Игорь чуть не вывалился наружу.

— Выходи, — велел внук. Качнул стволом автомата. — Давай- давай.

Морозов вышел, делая детям знак «не высовываться».

— Что пришел? Хотел грабить? — По-русски молодой эстонец говорил плохо, приблизительно так же, как сам Игорь по-эстонски. — Я тебя буду стрелять. И всё.

— Я хотел попросить соль, поменяться… — Взгляд Игоря упал на мешок. Не хватало меда. Бутылка с «кальвадосом» стояла рядом. Пустая. — Понятно…

— Mida? [10]

— Да ничего уже.

— Что пришел? Хотел грабить?

Игорь покосился на старика. Тот сидел за столом, хмурый и злой. На пленников не смотрел. Женщины видно не было.

— Хотел грабить или попрошайка? — Белобрысый ткнул его стволом автомата.

Морозов промолчал. Говорить с пьяным засранцем, которому дали в руки автомат и объяснили, на кого этот автомат можно наставлять, не хотелось. Да и о чем с ним, собственно, говорить?

10

Что? (эст.) (Прим. автора).

Картина была ясна, как день.

Подал голос старик. Молодой ему ответил — резко, как плюнул. Игорь ни черта не понял. Ему показалось, что дед не особенно заинтересован в том, чтоб ставить гостя к стенке. Оставалась призрачная надежда, что умудренный жизнью старик сумеет найти подходящие слова, чтобы успокоить воинственного внучка.

«А ведь беженцев с дерьмом равняли не армейцы, — неожиданно подумал Морозов. — А вот эти… добровольцы».

Хуторяне продолжали активно ругаться.

Игорь прикинул шансы на успешный побег. «Дверь не закрыта. Копье снаружи оставил, когда входил под дулом ружья. Вещи… черт с ними, не так много осталось. Веревка под силки в кармане. Как-нибудь… Главное, шибануть молодого чем-нибудь. Может, сковородой? Эх, если б не дети… Они ведь могут не сориентироваться…»

Игорь сделал полшага в сторону плиты.

Белобрысый резко обернулся, ткнул в Морозова стволом и плотоядно оскалился. Сердце пропустило удар. Игорь приготовился к вспышке и боли…

Но тут случилось то, чего Игорь никак не ожидал.

Из-за спины вынырнула маленькая светловолосая фурия. Яростная и неукротимая. Аня с разбегу ударила молодого кайтселийтчика в живот головой и завопила.

По-эстонски!

— Аня, стой! — заорал Игорь.

Но было поздно…

Подвыпивший юнец, хлебнувший вместе со спиртным и власти, махнул левой рукой, продолжая в правой держать автомат. Удар пришелся девочке по скуле. Аня вскрикнула и отшатнулась.

Белобрысый схватил ее за горло.

На миг возникла страшная пауза.

Мальчишки замерли у двери кладовой. Старик исподлобья уставился на внука.

А Морозов неожиданно понял: сейчас он может… всё.

Ярость ослепительным потоком ударила в голову.

Игорь одним прыжком очутился у плиты, схватил тяжелую чугунную сковороду, которая оказалось горячей, толкнул белобрысого под руку, уводя автомат вверх, и врезая ему по башке. Гулко бамкнуло.

Морозов выпустил сковороду и метнулся к двери.

— Бегом! — просипел он, выдергивая из ослабевшей руки эстонца придушенную девочку и вскидывая ее себе на плечо. — Все бегом!

Дети высыпали на улицу.

— Живо за мной!

Игорь понесся, как обезумевший лось, проламываясь через кусты.

Кашель рвал легкие изнутри. Дышать было нечем. В груди пылал огонь.

Но останавливаться было нельзя! Ни в коем случае нельзя!

На бегу он успел пересчитать детей… Пока все на месте, это главное…

За спиной громыхнула очередь.

Что-то сильно толкнуло в спину, но боли не было.

Игорь перекинул Аню на другое плечо и нырнул в овраг, примеченный еще днем. Пробежал по его дну до конца, притормозил, оглянулся.

— Все тут? Андрей! Коля, Олег, Максим…

Мальчишки были в сборе — запыхавшиеся, перепуганные, окрысившиеся, словно маленькие хищники.

Аня не шевелилась.

«Неужто придушил, сволота белобрысая…» — мелькнуло в голове.

За спиной раздался треск. Морозов сорвался с места, и побежал, подгоняя пацанов, в обход чертова поселка.

Бежал и бежал, чувствуя, как груз на плече становится все тяжелее. Потом шел. Шел, не слыша просьб остановится и передохнуть, шел, не решаясь остановиться, шел, не смея даже взглянуть на бледное лицо девочки…

Аня умерла сразу. Пуля попала ей под лопатку.

Игорю хотелось выть, кататься по земле, жрать ее… Но он не мог, нельзя было пугать детей. И без того им досталось слишком много.

Утром он, надрываясь кашлем, вырыл палкой могилу. Долго копать не пришлось: девочка была совсем маленькой.

Примолкшие мальчишки собрали голубых васильков. Укрыли Аню одеялом из цветов в последний раз.

Синие цветы, черная земля и светлые волосы.

Как зарыл могилу, Игорь помнил плохо. На сознание наполз странный искристый туман, мешавший сосредоточиться. Мальчишки вроде бы, как могли, помогали ему. Максим плакал. Коля утешал его, гладил по голове. Олег молча стоял в стороне.

Потом Игорь еще долго сидел у свежего холмика, прижав одной рукой к себе Сипсика. Замызганная матерчатая кукла глупо улыбалась, глядя на мир глазками-пуговками.

Игорь очень боялся погони, старался делать длинные переходы. Детям было тяжело. Максима временами приходилось нести на плечах. Остальные пацаны терпели, но было видно, что сил у них почти не осталось. Развести огонь толком не получалось, небо постоянно было затянуто облаками, моросил дождь. Ночью грелись, сбившись в кучу. Ели что под руку попадется, сырое и несоленое.

В груди теперь болело постоянно. Сильно. Игорь то и дело сплевывал рыжеватую мокроту, его бил озноб. А после того как они попали под ливень, он целый день провалялся под разлапистой елью, стараясь прийти в себя. Проваливался в забытье, снова возвращался в реальность. И опять терял сознание… Как маятник — туда-сюда.

Андрюшка поил его водой.

Лучше Игорю не стало. Но все же он нашел в себе силы, чтобы подняться и снова идти. Идти туда же, куда и раньше.

На восток.

Несколько дней подряд параллельным курсом с ними трусила небольшая собачья стая.