Михаил Черниговский
Шрифт:
Михаил еще долго давал наставления внукам, призывая их к усердию, трудолюбию, стремлению к знаниям, книгам, основам наук. Потом он обратился к старшему внуку:
– Напомни мне, Борисушка, какой годок тебе идет?
– Пятнадцать недавно минуло, дедушка.
– Самый подходящий возраст, чтобы жениться. Достойная девица-то на примете есть?
Борис покраснел и опустил глаза. Пробормотал что-то невразумительное.
– Что ты произнес, Боренька? Я что-то не понял, - сказал дед.
Выручила сына княгиня Мария Михайловна:
– Присмотрели мы славную девушку. Тоже Мария, дочь муромского князя Ярослава Святославича. Молода еще. Года два надо повременить,
Последние слова были обращены к сыну. Борис подтвердил слова матери.
– Матушка правильно говорит: приглянулась мне Мария.
– Вот и славно, коли приглянулась, - поддержал внука дед.
Для оживления семейной встречи пригласили двух гусляров. Оба исполняли на гуслях старинную мелодию, терпеливо перебирая струны.
Ранним утром Михаила Всеволодовича разбудил келейник, присланный от епископа.
– Дозволь, княже, побеспокоить тебя.
– Случилось что-нибудь?
– спросил Михаил спросонья.
– Прибыл человек из града Владимира. Сам настоятель собора с тревожным известием.
– Что за известие?
– Сам от соборного настоятеля узнаешь. Тревожное известие, - повторил келейник.
– Кто еще будет у владыки?
– Приглашена княгиня Мария, инокиня.
– Возьму с собой своего человека, боярина Феодора.
В архиерейских палатах собрались владыка, епископ ростовский Кирилл, осанистый пышнобородый человек в рясе, назвавшийся отцом Гедеоном, и княгиня Мария. К ним присоединились князь Михаил и его боярин Феодор.
– Представляю вам, дорогие мои, человека из Владимира. Можно сказать, мой тамошний местоблюститель, отец Гедеон. Привез горькие новости, - проговорил владыка Кирилл.
– Каковы же эти новости?
– не утерпел, чтобы не спросить князь Михаил.
– При дворе великого монгольского хана скоропостижно скончался великий князь Ярослав, - произнес человек из Владимира.
– Божья кара. Сей князь был с соседями неуживчивый, мстительный, - не удержался Михаил.
– Кто старое помянет… Не будем судить покойного, ворошить его прегрешения, - остановил его Кирилл.
– А было их, прегрешений-то, немало. Зело немало, - заметил гость, отец Гедеон.
– Не были в восторге от Ярослава и ханские люди. Он имел обыкновение настраивать Батыя против других князей, плел интриги, чтобы самому выглядеть в глазах хана и его окружения этаким праведником. Там не одни бестолочи обитают.
– Нашлись и неглупые, проницательные люди. Раскусили интригана и высказали свое мнение о нем хану. Батый послал Ярослава в Монголию на суд великого хана в сопровождении доверенного человека. А сей человек представил великому хану подробнейший доклад о сомнительном поведении Ярослава. Суд над русским великим князем, в котором участвовали высшие ханские вельможи, был недолгим. Великий хан не был настроен долго размышлять.
– Произошло умышленное умерщвление Ярослава?
– снова не удержался Михаил.
– Полагаю, что это было отравление с помощью сильнодействующего яда. Все признаки того. Царствие ему небесное, - сказал Гедеон.
– Какова судьба останков убиенного?
– Останки в дороге.
– Откуда же вам стало известно об умерщвлении или скоропостижной кончине князя Ярослава?
– спросил Михаил и услышал ответ от отца Гедеона:
– Узнал об этом от владимирского баскака. А того, по-видимому, известили из ханской ставки.
Баскак при дворе великого князя считался главным над всеми другими баскаками, приставленными к удельным князьям Северо-Восточной
Руси.– Какова же теперь судьба великокняжеского стола во Владимире?
– спросил епископ Кирилл настоятеля владимирского храма.
– Мы известили о событии суздальского князя Святослава, брата покойного, как ближайшего претендента на великокняжеский стол, - ответил отец Гедеон.
– Святослав пребывал в размышлении, ехать ли в Сарай-Бату за ханским ярлыком или посетить главного баскака, дабы посоветоваться с ним, как поступить в таком случае. Баскак велел князю оставаться во Владимире на великокняжеском столе и обещал известить хана о переменах в великом княжении. "Если сие будет потребно, хан сам вызовет тебя в свою ставку", - услышал Святослав. Я приехал к вам в Ростов с его ведома. Теперь он мой великий князь, - заключил отец Гедеон.
– И что же произошо дальше?
– спросил владыка Кирилл.
– Святослав передает вам, ростовчанам: "Не считайте меня, соседи, продолжателем политики, характера правления покойного брата моего Ярослава. Хочу жить с вами в мире и добрососедстве. Пусть между нами не возникнет ни одной ссоры, ни одной размолвки. Мир вашему дому, родне". Таковы были его слова, с которыми он провожал меня к вам, ростовчанам.
– Мудрые и добрые слова произнес твой князь, - заметил владыка Кирилл.
– Это еще не все его слова, которые я должен передать вам, ростовчане.
– Что еще ты должен сказать нам? Говори, пастырь, - промолвил Кирилл.
– Святослав желает видеть тебя во Владимире и просит, чтобы ты провел торжественное богослужение в кафедральном соборе города в ознаменование его вступления в великое княжение.
– За этим дело не станет. Непременно наведаюсь во Владимир в ближайшие дни. Кстати, не напомнишь ли мне имя и родство супруги твоего нового князя?
– Урожденная муромская княжна Евдокия Давидовна, дочь князя Давида Юрьевича.
Михаил Всеволодович решил направить новому владимирскому князю Святославу послание, в котором поздравлял его с обретением великокняжеского стола и даже упоминал о своей близости с ним: "Мы ведь состоим в родстве или свойстве. И сие отрадно. Внук мой от дочери Марии, схимницы, сосватан тоже с Марией, дочерью муромского князя Ярослава Святославича, а твоя Евдокия - дочь другого муромского князя, Давида Юрьевича".
Отклик на это послание не заставил себя долго ждать. Через неделю прискакал конный рассыльный из Владимира с ответом великого князя Святослава. Он благодарил Михаила за дружелюбное послание и выражал надежду, что он будет поддерживать добрые отношения с киевским князем и не станет повторять дурной опыт своего брата Ярослава, который перессорился со всеми князьями и которого в конце концов судьба жестоко наказала.
Михаил Всеволодович не решился немедленно отпустить владимирского гонца, а приказал сытно накормить его и одарил дорогим поясом, расшитым бисером и украшенным кистями.
А тем временем ростовский баскак Бурхан не спешил выезжать в Сарай-Бату. Человек он был трусоватый. Его пугали слухи о бесчинствах ушкуйников - разбойников, грабивших проплывавшие мимо суда, особенно на Волге. Потеря дани, собранной с ростовской земли для пополнения ханской казны, могла стоить Бурхану головы. Ушкуйники не гнушались ни внушительным купеческим судном, ни скромным рыбачьим челноком.
Бурхан уговаривал управляющего при ростовском князе, именитого боярина, дать ему в дополнение к его людям и двум дощаникам еще пару дощаников и к ним четыре десятка дружинников. Управляющий нашел требования баскака чрезмерными и начал упрямо спорить с ним: