Михаил Петров

— Даже тогда я найду тебя.

— Ты обещаешь? — шепчу я, закрывая глаза, когда восхитительное ощущение льда перекатывается вокруг моего соска.

— Всегда.

Он ласкает твердую горошину, согревая мою кожу своим языком.

— Так приятно, — говорю я, протягивая руку назад и запуская пальцы в его волосы. — Еще.

Еще один маленький комочек снега остается на моей груди, кружась и заставляя мою голову опуститься к нему на плечо.

— Ты не единственная, кто хочет умереть счастливой.

Михаил выскальзывает из-под меня и переворачивает, толкая грудью на заснеженную палубу.

— Я не могу придумать лучшего способа искупить свои грехи, чем попасть туда через твою сладкую пизду.

К тому времени, как я проснулась этим утром, Михаила уже не было. Он оставил сообщение, в котором говорилось, что вернется к 10 утра и мы встретимся в кафе за завтраком. Наш рейс запланирован на полдень, и хотя у нас еще есть два часа, я не могу избавиться от чувства беспокойства. У меня в груди тяжесть, с которой ничего не могу поделать, но, вероятно, это потому, что он не ответил ни на один из моих звонков или сообщений.

Детка, где ты?

Я снова набираю номер его мобильного, и на этот раз он переходит сразу на голосовую почту. Начинается паника.

Я вскакиваю на ноги, не уверенная, куда, черт возьми, иду, но мне нужно двигаться. Мне нужно чувствовать, что я что-то делаю…что угодно, чтобы сжечь этот адреналин.

Михаил здесь никого не знает. Я не могу придумать ни одной вещи, которую он мог бы сделать, которая удерживала бы его подальше от телефона, не говоря уже о том, чтобы выключить его.

Что-то не так.

Когда разворачиваюсь, то натыкаюсь на то, что кажется кирпичной стеной. Чьи-то руки сжимают мои плечи до боли.

Черт. Один из мужчин прошлой ночи нашел меня?

Когда я тянусь за своим огнестрельным оружием, вижу знакомое лицо, смотрящее на меня сверху вниз. Темные брови раздраженно сдвинуты.

— Карло?

Карло — правая рука моего отца. Он был его партнером-телохранителем в течение многих лет. Но какого хрена он здесь делает?

Очередной прилив крови приливает к пальцам ног, когда я оглядываюсь вокруг массивного тела, держащего меня в плену.

Папа.

— Что…что ты здесь делаешь? — заикаюсь я, переводя взгляд с одного на другого, не веря своим глазам.

— Думаю, мне следует спросить тебя о том же, не так ли?

Взгляд отца пригвождает меня к месту. И я внезапно чувствую, что мне снова шестнадцать. Бессильная и полностью в его власти.

— Ты хоть представляешь, в какое дерьмо мне пришлось вляпаться, чтобы найти тебя?

Карло отходит в сторону, чтобы отец мог приблизиться ко мне, наконец разжимая мертвую хватку на моих руках. Однако я не уверена, кто из двух хуже.

— Почему ты здесь?

— Повторяю, это мой вопрос к тебе.

Взгляд отца опускается на мою шею, ноздри раздуваются при виде характерного покраснения на моей коже. Он качает головой и прищуривает свой стальной взгляд, глядя на меня так, словно я самое большое разочарование в его жизни.

— Ты только и делала, что саботировала себя на каждом шагу, — стиснув зубы, он понижает голос: — Ты знаешь, как трудно будет найти достойного мужчину, за которого ты могла бы выйти замуж в твоем возрасте, когда ты уже была запятнана Бог знает сколькими. А теперь еще этот гребаный русский ублюдок, Петров. Я знал, что должен был позаботиться об этой проблеме много лет назад, в тот момент, когда он положил на тебя глаз.

Отец хватает меня за руку, в то же больное место, что и Карло, и я шиплю от боли.

— Но я слушал твоего брата как дурак. Я не повторю эту ошибку дважды.

Когда он начинает тащить меня, приходит осознание, разбудившее меня, как ведро ледяной воды. С учащенным пульсом от боли вырываю свою руку из его хватки и отступаю назад.

— Что ты с ним сделал?

Я ненавижу, как дрожит мой голос, но это не от страха. Это гнев и приторные волны горя, которые тяжелым грузом давят мне на грудь из-за возможности того, что Михаилу причинят боль… или что похуже.

— Тащи свою задницу в машину. И если ты посмеешь устроить сцену…

— Нет! Я больше не чертов ребенок. Ты не будешь диктовать мне как жить.

Глаза отца расширяются от шока и негодования.

— Теперь скажи мне. Где он? Что ты сделал?

Меня не волнует, что люди пялятся и шепчутся. Не тогда, когда я умираю внутри и увядаю в неизвестности.

— Папа, пожалуйста.

Ради Михаила я готова только умолять.

— Я люблю его. И если бы ты любил меня, ты бы понял. Ты знаешь, что я чувствовала это долгое время.

Слезы текут по моим щекам, но он молчит, морщины на его лице не сходят с места. Ему наплевать на меня или мое счастье. Для него все сводится к деньгам, власти, территории…в его глазах я едва ли даже человек.

Я просто ходячая сделка.

— Я ненавижу тебя, — произношу сквозь зубы.

Рот моего отца сжимается, его челюсть напрягается.

— Что, черт возьми, ты мне только что сказала?

— Ты слышал меня. Я ненавижу тебя. И не притворяйся удивленным или как будто тебе не все равно, потому что мы оба знаем правду.

— Лия, пойдем со мной прямо сейчас.

Я качаю головой и отступаю назад.

— Нет. Я не хочу иметь с тобой ничего общего. И когда Николай узнает, что ты сделал… — мой голос срывается, и я прерывисто вдыхаю. — Ты заслуживаешь всего, что с тобой произойдет.

— Ты неблагодарная маленькая шлюха. Если ты думаешь, что можешь проявлять ко мне неуважение без последствий… — он кивает Карло. И хотя я пытаюсь вырваться из его хватки, он настигает меня прежде, чем успеваю моргнуть. — Сейчас ты узнаешь, на что я действительно способен. Ты будешь подчиняться.

Большие руки залезают мне под куртку, затем прижимают мои руки к бокам, лишая меня возможности отбиваться от него.

— Я не буду! Отпусти меня! Я убью тебя.

Мои мольбы о помощи и попытки освободиться не заставляют ни одного человека вмешиваться.

Гребаные трусы.

Карло тащит меня на улицу, и ведет к черному внедорожнику.

— Ты не можешь этого сделать. Пожалуйста. Папочка, пожалуйста! Не делай этого.

Я пинаю толстые ноги Карло, но мужчина даже не дрогнул.