Михаил Петров

— Стой! Отпусти меня. Papa, te lo ruego. Porfavor. (с итал. Отец, пожалуйста. Я умоляю тебя.)

Он даже не оборачивается, а просто отмахивается от меня рукой, как будто я ничего не значу.

— Я должен был сломать тебя давным-давно.

Слова моего отца не доходят до меня, потому что в следующее мгновение возле моего уха раздается хлопок, и я падаю на холодный тротуар. Хотя хватка Карло на мне ослабевает, этого недостаточно, чтобы высвободиться, прежде чем он утащит меня за собой. Я достаточно сильно бьюсь головой о землю, чтобы почувствовать себя слегка дезориентированной.

— Черт, — выдыхаю я, держась за висок. Мое оцепенение длится недолго, когда оказываюсь лицом к лицу с безжизненными глазами Карло. Сторона его головы залита кровью, в центре — пулевое ранение.

Задыхаясь, я пытаюсь отползти, но другая пара крепких рук поднимает меня на ноги. Михаил толкает меня за спину, продолжая целиться в моего отца.

— Лия, — рычит он, мышцы его так напряжены, что он почти дрожит. Я знаю, о чем он просит. Он ждет разрешения лишить жизни моего отца.

Я закрываю глаза и утыкаюсь лбом ему в спину. Как бы сильно ни презирала своего отца и его намерения в отношении меня…Я не могу заставить себя сделать это.

— Поехали. Он не стоит такой вины.

Михаил переводит взгляд в мою сторону и сжимает челюсть, шея подрагивает, когда он тяжело сглатывает. Ему требуется еще целых пять секунд, чтобы опустить прицел.

— Если ты когда-нибудь прикоснешься к ней, будешь искать ее — хотя бы подумаешь о ней, я оторву тебе голову.

Поднимая оружие во второй раз, Михаил приказывает ему раздеться до нижнего белья. Мой отец не сводит своего грозного взгляда с Михаила, пока тот снимает костюм.

— Похоже, мне нужно позвонить Николаю, — насмехается он. Его ухмылка растягивается. — Или, скорее, Юрию Косковичу.

— Не искушай меня, потому что ты уже использовал свой единственный спасательный круг.

Я беру его под руку: — Пожалуйста.

Это все, что ему нужно услышать. Его тело заметно расслабляется, и он касается моей щеки.

— Ты в порядке?

— Я буду.

В тот момент, когда дверца машины закрывается, Лия обнимает меня и рыдает. Я притягиваю ее к себе на колени, уверенный в своем решении занести наши сумки в машину, прежде чем встретиться с ней в кафе. Хотя я ненавижу то, через что ей пришлось пройти, лучше, чтобы Эмилио и его человек набросились на меня.

— Ты в порядке. Я держу тебя.

Ее кулак внезапно врезается мне в грудь, затем снова во второй раз. Я ловлю ее запястье на третьем замахе.

— В чем дело, любовь моя?

— Я думала, ты умер. Я думала, что тебя убил мой отец …Михаил, тебя не было в номере этим утром и ты не отвечал на мои звонки или сообщения. Где, черт возьми, ты был?

Я не буду ей лгать.

— Общался с мужчинами из бара.

Ее глаза расширяются, и она качает головой.

— Зачем тебе делать это в одиночку? Что, если…

— Я был не один. Вызвал подкрепление. Они помогли мне разобраться со всем, и они наводят порядок, пока мы разговариваем.

Руки Лии снова обвиваются вокруг меня.

— Ты не должен был этого делать. Мы уезжали.

Отстраняюсь и подставляю ей лицо, наши глаза встречаются, чтобы она знала, насколько я серьезен.

— Мне нужно, чтобы ты поняла, что я нехороший человек. И никогда не наступит день, когда кто-то обидит тебя, и я не вырву его сердце, пока оно еще бьется.

— Всегда такой романтичный, — говорит она с легким смешком, кладет голову мне на плечо и замолкает.

Я даю ей минуту поразмыслить о том, что произошло с ее отцом. Потребовалась каждая капля самообладания, чтобы не наброситься на этого сукина сына. Я слышал его последние слова, обращенные к ней.

Он ее не заслуживает. Но это прекрасно, потому что Лия теперь моя.

Поездка в ангар частного аэропорта проходит в тишине. Я подумал, что она на мгновение уснула, но поймал ее отражение в окне: открытые глаза пусто смотрели на проплывающий город.

— Мы сделаем небольшой крюк, — говорю я, пристегивая ремень безопасности, пока она делает то же самое рядом со мной. — Остановимся у Романа в Вегасе.

Лия смотрит с пристальным вниманием, ожидая объяснений.

— Как ты знаешь, задержка поставок означает потерю денег. Они хотят доплаты за трехдневную задержку.

— Три дня?

Я киваю.

— Они утверждают, что мы вызвали проблемы в расписании и нам понадобился еще один день, чтобы уладить все. Так они говорят.

— И ты забираешь еще припасы у Романа?

— Точно. Передача состоится завтра в 3 часа дня.

Лия похлопывает себя по карманам, и на ее хорошеньком личике появляется выражение паники.

— Черт.

— Что такое?

— Должно быть, я уронила свой телефон, или, может быть, его забрал Карло. Я должна позвонить Энн и Родри. Они должны знать, что он сделал …что он пытался сделать со мной.

Мы с Родриго были близкими друзьями четырнадцать лет. Я даже считаю его братом. Но обстоятельства изменились. Он верен своему отцу и бизнесу, который однажды унаследует, так же, как я своему. Ожидать, что он бросит все, над чем работал, только ради того, чтобы встать на сторону своей сестры, кажется невероятным, какими бы хорошими не были наши связи.

— Мне неприятно предполагать это, — говорю я, вкладывая телефон ей в руку, в конечном счете оставляя решение за ней. — Но можешь ли ты доверять своему брату? Он мне небезразличен. Ты это знаешь. Но Родриго был единственным человеком, который знал о нашем местонахождении.

Черты ее лица мрачнеют, пристальный взгляд направлен куда-то мимо меня, пока она впитывает мои слова.

— Он бы никогда… — шепчет она, почти про себя. — А он бы стал?

Глаза Лии находят мои, телефон падает ей на колени. Лаская ее щеку, я смахиваю одинокую слезинку, стекающую по ее коже.

— Сердце мужчины может быть предательским, если его правильно поощрить, lyubov moya. А Родриго амбициозен, его стремление к власти и богатству соперничает со стремлением вашего отца.

— Если он меня предал, я никогда ему этого не прощу.

— Мы разберемся с этим. Я обещаю.

Она целует меня.

— Спасибо тебе за то, что ты там сделал.

— Не благодари меня, потому что то, что я способен для тебя сделать, испугало бы тебя. Иногда это пугает даже меня.