Михаил Васильевич Ломоносов. 1711-1765

Ломоносов преподает гимназистам правила товарищества, уважения друг к другу, честности и справедливости. Они не должны никого попрекать «природными недостатками», не быть мстительными и злопамятными: «Когда кто другого изобидит и за то наказан будет, а после снова тому же сделает обиду, показав знак неправедного мстительства, тот двойному наказанию подвержен», — сурово предупреждает он. Доброе товарищество — прекрасная вещь, но оно не должно вредить учению: «Хотя взаимное вспоможение гимназистов похвально, и один то изъяснить, чего другой не разумеет, свободно может, однако, когда задана будет школьная екзерциция (учебное упражнение. — Л. М.)от учителя или екзаминатора для того, чтобы знать в успехах каждого разность, тогда никто друг другу помогать не должен, равно как в то время, когда по спросу учительскому говорит кто свой урок наизусть и не знает твердо, близь его сидящий товарищ не должен ему тихонько подшептывать и тем помогать его лености. Такой помощник равному наказанию с незнающим подвержен».

Ломоносов стремится приучить учащихся к скромности и правдивости, развить в них высокие моральные качества и требовательность к самим себе. Он настойчиво советует им «остерегаться самовольства, хвастовства, а паче всего лганья, которое часто служит к сокрытию злых дел», учит их завоевывать к себе симпатию мягкостью и благородством, «гордостию и грубостию никого не огорчать, но больше учтивостью и снисходительством привлекать к своему люблению». Он требует от них не только нравственной, но и физической чистоты и опрятности во всем: «Чистоту наблюдать должно не токмо в делах беспорочных, но и при столе, в содержании книг, постели и платья. Кто внешним видом ведет себя гадко, тот показывает не токмо свою леность, [но] и подлые нравы».

Ломоносов полон твердой решимости покончить со всяческой распущенностью и неряшеством во вверенном ему деле. Но он не идет путем холодной строгости и устрашения. Он взывает к уму и сердцу юных сынов России. Он требует от них самоотвержения и самовоспитания во имя науки и служения родине. Жизнь не должна пройти втуне! Молодые люди не должны понапрасну растрачивать свои лучшие годы!

«Весьма должно, — пишет в заключение своих правил Ломоносов, — блюстись лакомства и гулянья и больше удаляться от неприличного и худого сообщества, которое подать скоро может повод к бездельному и праздному житью, прогуливать школы, не исправлять заданного уроку, и словом терять золотое младых лет время без приобретения той пользы, которая зрелым и престарелым летам большую приятность и веселие принести может чрез науки, нежели в юности игры и праздность».

В этих замечательных правилах, проникнутых гуманизмом и суровой сердечностью, раскрывается не только воспитательная программа самого Ломоносова и его передовые педагогические воззрения, но и находит отражение его собственный нравственный облик, его светлое и бескорыстное служение своему народу.

25 февраля 1759 года Ломоносов направляет в канцелярию Академии наук представление о необходимости составить и напечатать небольшую популярную книжку, которая давала бы «ясное представление и общее понятие» о всех наука к, каким «в академии обучают». Книга эта необходима гимназистам «верхних» (старших) классов, чтобы они могли легче избрать себе будущую специальность «всяк по своей склонности». «А так как известно, что такого общего понятия одному человеку сочинять невозможно», то Ломоносов и предлагает издать указ, чтобы «профессоры, каждый по своей профессии, сочинили краткое и ясное понятие о своей науке, токмо в дефинициях и в главных разделениях состоящее, так чтобы каждая в печати полулиста не превосходила, будучи набрана ведомственными литерами».

Ломоносов настаивает, чтоб «сие учинить» профессорам «без всякого умедления», так как он готовил первый выпуск гимназистов к поступлению в университет.

Предложение Ломоносова было принято, и 3 марта посланы указы в Академическое и Историческое собрание. Однако никто из профессоров на него не откликнулся, кроме Иосифа Адама Брауна, представившего краткое введение в философию.

Невзирая на все помехи, неприязнь канцелярии и равнодушие академиков, Ломоносов в первый же год добивается значительных успехов. В гимназии начинаются регулярные занятия, чего раньше не было и в помине.

Вот как описывает Ломоносов положение, в каком он застал гимназию, в письме к графу М. И. Воронцову 30 декабря 1759 года: «В Гимназии через тридцать лет было такое бедное состояние, что учащиеся ходили в классы в толь нищенском виде, что стыдно было их показать честным людям; получая жалованье, на пищу отцам своим отдавали и, будучи голодны и холодны, мало могли об учении думать; и сверх того хождением домой чрез дальное расстояние и служением дома отцу и матери теряли почти все время, имели случай резвиться и видеть дома худые примеры. Для того не дивно, что с начала Гимназии не произошли не токмо профессоры или хотя адъюнкты доморощенные, но ниже достойные студенты. Ныне, по моему представлению и старанию, все гимназисты чисто одеты одинаким зимним и летним платьем; имеют за общим столом довольную пищу, время употребляют на учение и ведут себя порядочно; и потому было в один уже год несколько в классах произвождений, и восмь человек от профессорского собрания удостоены в студенты по строгом екзамене».

Экзамены гимназистам «верхнего класса» происходили с 20 по 21 декабря того же года, а 19 января все восемь гимназистов постановлением академической канцелярии были утверждены студентами. Это была большая победа Ломоносова.

В тот же день в Историческом собрании был оглашен указ президента Академии наук К. Г. Разумовского, «по силе которого советнику Ломоносову одному поручены в смотрение Университет и гимназия». В указе (копия которого сохранилась на немецком языке) особо отмечалось, что благодаря заботам Ломоносова гимназия «приведена уже в значительно лучшее состояние, чем когда-либо прежде».

14 февраля 1760 года состоялось определение за подписями Разумовского и Ломоносова об увеличении суммы на содержание гимназии до 6148 рублей и университета — до 9100 рублей, так как они «к распространению наук и размножению ученых россиян в Отечестве нужее прочих Академических департаментов».

В связи с этим решением в «Прибавлении» к «Санктпетербургским Ведомостям» 22 февраля того же года было объявлено, что президент Академии наук «за благо рассудил для большего приращения наук в России умножить число содержащихся на жалованье академических гимназистов втрое против прежнего, которые по окончании гимназического учения производиться будут далее по наукам и по своим в них успехам надежду иметь могут со временем ученых градусов и чинов достигнуть». Во время своего пребывания в гимназий они будут «довольствованы готовою пищею и всеми потребностями, к содержанию учащихся надлежащими». Поэтому «всем дворянам и разночинцам, кои детей своих или сродников и состоящих под их опекою к обучению гимназическим наукам своего достатку на содержание не имеют», представлять «таких молодых людей при челобитьи Академической Канцелярии, которая о их определении к гимназическим наукам рассмотрительное попечение иметь будет».

Подготовку ученых россиян Ломоносов считает важнейшим целом Академии наук и твердо берет его в свои руки. Он настолько оберегает свою самостоятельность, что заводит для академической гимназии и университета отдельную книгу протоколов, которые и подписывает единолично.

Ломоносов прилагает огромные усилия, чтобы наладить обучение в гимназии. Он наталкивается на множество препятствий. Дом, где находилась гимназия, был ветх и полуразрушен, учителя по полгода болели, ученики, за которыми много лет не было присмотра, часто отлынивали от занятий. Все же в начале 1763 года Ломоносов мог со спокойной совестью сообщить Разумовскому, что «обучение во всех классах» гимназии происходит «с большим успехом» и что среди гимназистов есть «острые головы», только еще «летами очень молоды». Это были ученики, лично отобранные Ломоносовым для пополнения гимназии. Ломоносов просит президента прибавить на содержание гимназистов еще по 12 рублей в год, что составит «на весь комплект на 60 человек только 720 рублев». «Сумма, каковых не одна в Академии исходит на тунеядцев», — напрямик пишет он Разумовскому.

В этом же доношении Ломоносов касается больного вопроса о дисциплине в гимназии. «Малые ребята, — пишет он о поведении гимназистов, — как были прежде в вольности и только за неделю до выдачи жалованья в гимназию прихаживали», конечно, не сразу смогут привыкнуть к содержанию «в тесных пределах». «Однако уже старые бывшие на воле привыкают к лутчему, а вновь принимающиеся, при нынешнем учреждении прежнего небрежения не зная, ведут себя подобострастнее. И посему твердо надеюсь, что старая вольница поведениями поправлена или как скоро для затверделого злонравия из гимназии истреблена будет; то не иначе как нынешние студенты, или все новые, и гимназисты станут себя вести смирно и порядочно».

Ломоносову досталось тяжелое наследство. Бедственное положение гимназии лучше всего видно из рапортов Семена Котельникова, которого Ломоносов назначил инспектором в 1761 году. На Троицком подворье, где находилась гимназия в сентябре 1764 года, по донесению Котельникова, «двери во всем доме так ветхи, что не токмо не можно плотно затворить и запереть, но и замка и петель прибить нельзя. Окончины такожде ради ветхости стекол не держат, чего ради в покоях у учеников и студентов, такожде и в классах, принуждены сторожа зимою окны тряпицами и рогожами завешивать». На кухне замерзало в квашне тесто, в классах — чернила. Голодные студенты изнывали от стужи и болели цынгой. «Учители в зимнее время дают лекции в классах, одевшися в шубу, разминаяся вдоль и поперек по классу, и ученики, не снабженные теплым платьем, не имея свободы встать со своих мест, дрогнут, от чего делается по всему телу обструкция и потом рождаются короста и скорбут».