Михаил Васильевич Ломоносов. 1711-1765

Помора Ломоносова несомненно интересовало все, что писалось в этой книге о Севере. Но узнать он мог не так уж много: всю сушу Гибнер делил на «ведомые» и «неведомые» земли. Среди «неведомых» земель «знатнейшие и важнейшие лежат около полюсов, куды для великия стужи притти невозможно». А в главе («ландкарте») о «Новом свете» сообщалось: «К северу есть великое мерзлое море и тамо не можно знать, где матерая земля пересекается».

Общие сведения о земле, которые сообщал учебник Гибнера, носили печать отсталости и не отвечали уровню, достигнутому передовой наукой. О земле сообщалось, что «свет есть кругл, яко шар», и потому «мыслить себе должно, что и под нами живут люди, которые ногами вверх обретаются», т. е., иными словами, антиподы. Но вот что говорилось далее в этой книге об учении Коперника: «понеже именно во св. библии написано, что солнце течет в круг, а земля недвижима, того ради св. писанию больше в том верить надлежит, нежели человеческому знанию».

В конце книги говорилось: «Ежели я доброй астроном, и погода будет как днем, тако и нощию светла, то могу и на мори знать, где я обретаюсь, а по последней мере можно высоту полюса или широту найти, почему могу признать, коль далеко к северу или к югу кто отъехал. А против того, когда смутная погода и темная, что ни солнца, ни звезд видеть не-можно, тогда не без труда бывает, а особливо прежде сего не возможно было, чтоб на мори долготу за подлинно найти могли. Ибо хотя б и не много которой корабль от обычайного пути удалился, то в темную погоду не ведомо было, коль далеко к востоку или западу прошли. И сия есть пожеланная проблема, за которую голанцы, агличане и французы многие деньги ставили, и о которой Варениуш в заключении географии своея пишет».

Эта «пожеланная проблема» вставала перед юношей Ломоносовым со всей своей суровой неумолимостью, о которой и не подозревал составитель немецкого географического учебника.

Знакомясь с иностранными учебниками и учеными сочинениями, Ломоносов убеждался, что они не дают ответа на эти вопросы.

Географические познания, приобретенные Ломоносовым в Москве, несомненно не ограничивались материалом учебника Гибнера.

Наряду с этим элементарным пособием, Ломоносов сумел познакомиться с капитальным трудом Бернгарда Варения, изданным на русском языке в 1718 году также по повелению Петра Великого.

Заглавный лист был украшен гравюрой на меди, вверху которой был помещен поясной портрет Петра I в латах, внизу две женских фигуры — Астрономия и Геометрия с математическими инструментами в руках. По сторонам пеликан кормит своих птенцов и орел с орленком смотрят на солнце.

В книге Варения были систематически изложены все отделы физической географии с элементами математической, а описание отдельных стран включало в себя сведения по антропологии, этнографии и истории. Варений подробно рассматривал вопрос о форме и движении Земли в мировом пространстве, посвятив этому целых пять глав, причем особенно много уделял внимания учению Коперника, которое объявил единственно правильным и достоверным. Также подробно описывал он различные земные явления — извержения вулканов, землетрясения, морские течения, приливы и отливы. В целом книга замечательна своим стремлением к универсальному постижению природы.

Варений уделял большое внимание вопросам мореходной астрономии и навигации — «корабельной науки». Он излагал и науку о строении корабельном, «которая вкупе движение корабля на воде рассуждает», «о бремени, на корабль налагаемом» и как компас корабельный строити», уделял большое внимание вопросам мореходной астрономии и навигации.

Библиотека Славяно-греко-латинской академии располагала отличным книжным фондом для занятий почти всеми гуманитарными науками, в особенности филологией и историей. Особенное значение для Ломоносова имело то, что она открывала доступ к главнейшим памятникам античной литературы. Все последующие труды Ломоносова, его оды и торжественные речи, литературные примеры в его «Риторике» и ссылки в ученых сочинениях обнаруживают широкое знакомство его с античной культурой. Основные познания в этой области он приобрел в Москве, хотя, по существу, он не вышел из обычного для своего времени круга источников, которые были непременным условием классического образования. Решающую роль здесь сыграло общее направление его мысли, которое определило его поиски и характер усвоения материала.

Ломоносов искал у древнегреческих и латинских писателей отнюдь не то, к чему толкала его схоластическая традиция.

Он надолго запоминает рассеянные в произведениях античных писателей описания замечательных явлений природы, которые нередко отвечали его собственным юношеским впечатлениям.

Даже среди бесчисленных эпиграмм Марциала, не имеющих никакого отношения к изучению природы, Ломоносов выискал одну, весьма его заинтересовавшую. Впоследствии он сам перевел ее и включил в «Риторику», материалы для которой стал собирать на школьной скамье.

В тополевой тени гуляя, муравей В прилипчивой смоле увяз ногой своей. Хотя он у людей был в жизнь свою презренный, По смерти в ентаре у них стал драгоценный. [114]

Желтый полупрозрачный камень с мутными переливами и заключенными в нем «мушками» был хорошо знаком Ломоносову с дней его юности.

Ломоносов не мог миновать и такой книги, как «Метаморфозы» Овидия — излюбленного чтения всех, кто начинал знакомиться с латинской литературой. Но Ломоносов, обратившись к этой книге, нашел в ней не только пленительную вереницу античных сказаний и мифологических образов, но и глубокие размышления о природе, близкие и созвучные его ясному уму.

114

Марциал. Эпиграммы, кн. VIII, эпиграмма 15. Перевод сделан Ломоносовым значительно позднее, когда он овладел новым стихом.

Вопреки школьной схоластике, преподносившей ему обеспложенного Аристотеля, Ломоносов сумел пробиться к живым истокам античной философии. Он черпал из них свежие и глубокие мысли, пробуждавшие в нем непреодолимую потребность самому заново осмыслить строение мира.

Вероятно еще в Москве он познакомился с гениальной поэмой Лукреция Кара, содержащей поэтическое изложение учения великих материалистов древности Демокрита и Эпикура. Ломоносова захватывали встречающиеся в этой поэме картины бурно и неустанно действующей «Натуры». Но он, несомненно, с еще большим вниманием отнесся к изложенным в ней общим воззрениям на природу. Здесь он нашел основное положение материалистической философии о вечности и несотворенности материи, подробно познакомился с античной атомистикой — учением о строении материи из первоначальных плотных, обладающих массой и весом, непроницаемых и неделимых частиц, или атомов, рассеянных в пустоте и находящихся в вечном и непрестанном движении.

Знакомство с исходными положениями великих материалистов древности, полученное в России, помогло Ломоносову не только преодолеть старую церковную схоластику Спасских школ, но и противостоять натиску метафизики, обступившей его, когда он стал знакомиться с новой наукой.

* * *

Не только под сводами старинной монастырской библиотеки Московского печатного двора собирал он нужные для себя знания. Они текли к нему отовсюду в пробужденной петровскими реформами Москве. Он ловил их на лету, встречал и подбирал прямо на улице. Как раз неподалеку от академии, на Спасском мосту, через ров, отделявший Кремль от Китай-города, шел заманчивый и известный на всю Москву книжный торг. Здесь можно было найти всё, что только обращалось тогда в русском быту: богослужебные церковно-славянские книги, затрепанные рукописные сборники, содержащие то выписки из «житий святых», то светские оригинальные и переводные повести, «карты» и «гистории», «травники» (т. е. лечебники) и тетради с техническими рецептами. Тут же продавались затейливые «фряжские листы», сатирические лубочные картинки, осмеивавшие петровские реформы, вроде знаменитой картинки «Мыши кота хоронят», и гравюры, прославлявшие петровские баталии, товар благочестивый и смехотворный, стародавний и самоновейший, полемические сочинения старообрядцев и академические «Примечания к Ведомостям». На правой стороне Спасского моста, посреди мелких лавочек, ларей, рундуков и рассыпанной на рогожах книжной рухляди, высилось довольно вместительное здание с хоромами и галлерейкой, горделиво называвшееся «Библиотекой».

«Библиотека» была основана Василием Анофриевичем Киприяновым, которому также принадлежала учрежденная в 1705 году по указу Петра I гражданская типография, где печатались различные учебные пособия и «самонужнейшие таблицы» — «синусов, тангенсов и секансов» (1716), склонения Солнца (1723) и т. д. Киприянов наладил печатание карт и гравюр научного содержания. Талантливый русский человек, Василий Киприянов самоучкой овладел математическими знаниями и началами латинского и греческого языков и, кроме того, сам гравировал карты. В 1713 году Киприянов выпустил «Всего земного круга таблицы», т. е. карты обоих полушарий. Карты были украшены портретом Петра I и планом Москвы, заключенным в рамку в форме сердца.

Киприянов также гравировал и издавал огромными тиражами (по 6 тысяч экземпляров) морские карты. Одна из них (в так называемой меркаторской проекции) представляла карту Атлантического океана с нанесенными на нее курсами, другая (в плоской квадратной проекции) — берега Пиренейского полуострова в северной части Африки. Издания эти штабелями лежали в «Библиотеке» и не могли не привлечь к себе внимания помора Ломоносова. Глубокий интерес Ломоносова к картографии, его знание техники этого дела, вероятно, наметились уже в Москве. Во всяком случае, «маппы, тисненные в Москве», не могли не попасть в поле его зрения. [115]

115

А. В. Бородин. Московская гражданская типография и библиотекари Куприяновы, «Труды Института книги, документа, письма», Академия наук СССР, т. V, 1936.