Михалыч и нанофобия

– Так как надо, - ответил Семен.

– А как надо?
– переспросил Федор.
– Ты что, не понимаешь, что послезавтра решится судьба моей лаборатории? И моего проекта, и всего института? Если ты меня послезавтра не поддержишь, если не согласишься с началом проведения опытов с наномодулями с открытым контуром, финансирование урежут, исследования отложат, а через полгода под эту же тему подпрягутся еще с десяток лабораторий, и не факт, что мы будем наиболее предпочтительным вариантом.

– Знаешь, что меня пугает больше всего?
– спросил Семен, войдя в воду и задумчиво смотря, как прижатые ступнями длинные зеленые ленты водорослей шевелятся на течении.

– Что?

– Вот эта спешка. Ты же сам прекрасно понимаешь, что расчеты не подтвердили прогнозируемость образуемых систем. Да, тысячи опытов на мышах и на рыбках. Да, оздоровление организмов, увеличение в полтора раза активного срока жизни объекта. Но ведь ты сам не вполне представляешь, как это работает. И готов начать эксперименты на людях?

– Эксперименты?
– переспросил Федор.
– Возможность спасти миллионы жизней уже сегодня ты называешь экспериментами? Ну ладно, я согласен, что отдаленные последствия могут быть неожиданными. Наномодули с неполным контуром взаимодействуют друг с другом, самовоспроизводятся и демонстрируют способность создавать системы с неожиданными и не всегда предсказуемыми характеристиками. Но ведь на этот случай всегда есть банальная процедура очистки организма от наноэлементов. Процедура, которая практически не дает сбоев. Никогда. Ты слышишь? Мы застрахованы!

– Слышу, - хмуро сказал Семен.
– Хорошее сочетание понятий. Практически и никогда. Давай вернемся к этому разговору, но позже. Сходим в баньку, попаримся, а потом поговорим.

– Ну что ж, давай, - хмуро бросил Федор, поднялся, а затем прямо в одежде с диким криком бросился в речку.

4

Банька выдалась на славу. Казанок с горячей водой дымился в углу потемневшего сруба. Вода шипела на раскаленных колосниках. Под потолком стоял густой пар. Распаренные и довольные дамы, скрутив длинные волосы полотенцами, отправились пить чай на веранду, а Семен и Федор, заняв места на опустевших полатях, еще долго нещадно хлестали друг друга дубовыми вениками и глотали влажный пар.

– Все, больше не могу, - пожаловался Федор, вываливаясь в предбанник и погружая ковш в кастрюлю с квасом.
– Вот теперь я уже точно не удивляюсь, что Михалыч в девяносто пять как козлик прыгает.

– Как козлик, говоришь?
– пустил смешок в бороду, открывая дверь, Михалыч.
– Хорошо, если бы как козлик. Семка, ты лекарство-то мое не забыл? Опять спина неметь начала, и провалы в памяти повторяются. Вроде бы помню, что до обеда делал, а бывает, просыпаюсь утром, и половину вчерашнего дня из памяти как корова слизнула.

– Склероз, дед, - покачал головой Семен.
– Ну, ничего, это мы сейчас поправим с тобой. Укольчик и все пройдет.

– Ну, давай свой укольчик, - закряхтел дед, ложась на скамью и приспуская штаны.
– Только ты смотри, чтобы как обычно, без этих ваших нанов.

– Какие наны?
– улыбнулся Семен, наклоняясь к сумке.
– Через иголку? Брось!

– Боишься, Михалыч?
– приготовился поддеть деда Федор, но осекся, увидев побелевшее лицо Семена и показанный кулак.

– Боюсь, милок, - согласился дед.
– Только не этих ваших микроштучек, а смерти своей. Она ж рядом ходит, я знаю. Слышу я ее. На зубах она у меня хрустит. Так вот, чтобы смерти избежать, главное ее увидеть. Глаза-то у меня о-го-го, а все одно мелочь вашу, что я тряпкой процеживаю, разглядеть не могу. А то, чего не видишь, оно самое страшное как раз и есть.

– Вероятно, - растерянно пробормотал Федор, расширенными глазами наблюдая, как Семен снаряжает шприц, как наполняет его розовой жидкостью из четырехугольного бокса и, наконец, делает укол в дедову ягодицу. Дед слегка напрягся, затем вздохнул и замер.

– Тридцать минут отключки, - пробормотал Федор.
– Но пять кубиков очистки! Как бы реанимацию не пришлось вызывать?

– Только десять минут, - хмуро ответил Семен, убирая инструмент.
– Но зато, надеюсь, до нашего отъезда он будет безопасен.

– Что значит, безопасен?
– переспросил Федор.
– И вообще, ты собираешься мне хоть что-то объяснить? Ты же только что проделал наноочистку. Причем ввел убийственную дозу.

– Именно для этого я тебя сюда и привез, - ответил Семен.
– Смотри.

Он задрал дедову рубаху, и глазам Федора предстало тело двадцатилетнего парня. Идеальный изгиб позвоночника, крепкие мышцы, широкие плечи. Не иначе дед по привычке сутулился. Да и какой дед?

– Что это?
– еле проговорил Федор.
– Что это?!

– То самое, - усмехнулся Семен.
– Наномодули с открытым контуром. Самоорганизующиеся системы. Стабильные и безотказные. Именно те, над которыми мы с тобой безуспешно бьемся уже десять лет.

– Это ты сделал?
– побелевшими губами спросил Федор.

– Нет, - покачал головой Семен.
– Отец.

– Он же умер пятнадцать лет назад!
– вскричал Федор.
– Ты же говорил, что его эксперименты закончились неудачей?

– Он погиб пятнадцать лет назад, - повысил голос Семен.
– Я тогда в его лаборатории всего лишь лаборантом подвизался. Здесь это и случилось. Отец приехал по звонку. Фельдшерица звонила, сказала, что удар у деда. Отец и рванулся сюда. Приехал, упал и умер. Кровоизлияние. Хотя патологии никакой не было. И у фельдшерицы сельской, которая Михалычу укол делала, тоже кровоизлияние. Вот там, где я круги на луговине нарезал, ее и нашли. И все это в один день.

– Убийство?
– переспросил, похолодев, Федор.

– Кровоизлияние, - повторил Семен.
– Инсульт. Отец был ведущим специалистом института. Ни одна комиссия ничего не нашла. Случайное совпадение. Просто два здоровых, практически молодых человека получили одновременно и в одном месте инсульт. И умерли.

– А дед?
– спросил Федор.

– Дед больше всех убивался, - ответил Семен, подбрасывая в руке четырехугольный бокс.
– С тех пор и нанофобия у него. Он после того безобидного укола этой фельдшерицы едва тоже не умер. Страшная аллергия у него началась, глаз видно не было. Не знаю, как я его от больницы уберег. Вот этой штукой и спас. Это сейчас ей организм от наномодулей очищают и аллергии лечат. А тогда мы только мышам ее и кололи, чтобы приготовить их к следующим опытам.

– Бред, - покачал головой Федор.
– Ни склероз, ни сенсорику этим не лечат. Раствор действует только на наномодули.

– А ты не больно ему верь, - вздохнул Семен.
– Он говорит не то, что чувствует, а то, что в голову ему втемяшилось. Вот, например, Михалыч считает, что неминуемо погибнет, когда от дома отойдет. На похороны не поехал. Он вообще дальше родника от дома не отходит.

– Что твой отец сделал с ним?

– Года за два до смерти отца у деда тоже инсульт был. Полный паралич, потеря дара речи, прогнозы неутешительны. Ему тогда уже под восемьдесят стукнуло. Организм дряхлый, хуже некуда. Короче смерти ждали с часа на час. А отец уже тогда занимался этой темой. Ну, вот именно тогда и выяснилось, что некоторые микромеханизмы могут вступать во взаимодействие с организмом на клеточном уровне, и более того, перестраивать себя с учетом изменения внешних условий.