Миколка-паровоз (сборник)
Шрифт:
Есть на аэродроме особый ангар, в котором не «стоят самолеты. Тут расположены склад и укладочная, где готовят парашюты к прыжкам, проверяют их исправность, укладывают под строгим наблюдением инструкторов. Как выходной день, так сюда и спешит Янка. Он уже в совершенстве знает парашют. Завяжите глаза Янке, дайте купол со стропами, и он уложит парашют так, что даже самый взыскательный инструктор не придерется.
Укладка парашюта укладкой и останется. На этом Янка не останавливался. Не пропустил ни одного занятия по теории. И знал, как надо вести себя в воздухе при любом происшествии во время прыжка, как совершаются
Шутки в сторону: Янка и впрямь стал знатоком парашютного дела. И одного только недоставало ему — самостоятельного прыжка с парашютом с борта самолета. И как ни просил, ни уговаривал Янка начальника парашютной школы разрешить ему прыгнуть, ничего не получалось. Всегда повторялся один и тот же ответ:
— Мал ты еще, потерпи годика два, а там прыгай, сколько твоей душе угодно…
— Я ведь сотню парашютов уложил, а те, кто прыгает, и десятка не укладывали.
— Они взрослые. Вот уложишь тысячу парашютов, тогда и прыгай! — не то в шутку, не то всерьез говорил начальник.
Вот с того дня и потерял Янка покой: надо было ему уложить ровно тысячу парашютов. С год старался Янка, занося каждый парашют в свою записную книжечку, и докладывал чуть ли не каждый день отцу:
— Сегодня, папа, на восьмую сотню перевалило.
Отец посмеивался над Янкиным пристрастием к парашютам. Но, пошучивая, не забывал задать и вполне серьезный вопрос, проверял Янкины знания. Янка отвечал четко и уверенно.
И вот наступил долгожданный день, когда был уложен последний десяток из тех заветных парашютов. И появилась в Янкиной записной книжке выведенная красным карандашом цифра «1000».
— Теперь-то уж я прыгну! — воскликнул Янка и помчался к начальнику школы, а тому и неловко отменять свое обещание.
— Сперва будешь прыгать с вышки! — сказал он, выслушав рапорт Янки.
И долго еще пришлось ждать разрешения на самостоятельный прыжок. Прыгал Янка с парашютной вышки, побывал в специальных подготовительных облетах на самолете, и только потом начальник школы, посоветовавшись с Янкиным отцом, сказал:
— Что ж с тобой делать! Теперь, братец, можно тебе и прыгнуть. Завтра летная погода, назначаю день твоего первого прыжка. Ложись спать нынче пораньше, чтобы утром перед прыжком чувствовать себя бодрым и здоровым!
Надо ли говорить, что Янка в тот день был самым счастливым человеком на свете! Даже спать он лег без всяких уговоров, и бабушке Арине пришлось только руками развести:
— Что с тобой, внучек, случилось? Уж не заболел ли?
И не удержался тут Янка, не мог он не похвастаться:
— Да ведь я завтра прыгаю с самолета! На парашюте!..
Дрогнули руки у бабушки Арины, упала на пол тарелка с вишнями, ягоды по всей комнате рассыпались. Опустилась бабушка Арина на край постели.
— Да ты, Янка, в своем уме? Рехнулся, что ли? Это ж тебе не кота Ваську с шестого этажа скинуть… Ваське лапку переднюю отбил, теперь сам носом в землю хочешь нырнуть? Ты меня не пугай, пожалуйста! Плохие это шутки…
— А я не шучу, бабушка! Полечу, как ласточка…
— Ты у меня камнем полетишь, разбойник! Я тебе так полечу, что ты своих не узнаешь!..
И в самом деле,
не на шутку разволновалась бабушка Арина. Расхаживает по комнатам и ворчит что-то себе под нос, ждет, пока Янкин отец с работы придет. А когда тот подтвердил, что действительно Янке предстоит прыгать не с какого-то там сарайчика, а с самого что ни есть настоящего самолета, поднялась в доме буря.— Я вам полетаю! Пускай Янка еще без ума-разума, так хоть ты-то, взрослый, не сходи с ума! Я пойду да все самолеты переломаю, чтоб вам и от земли не оторваться…
— А мы новые построим! — смеется Янка из-под одеяла.
— Ты долго еще будешь издеваться надо мной?! — вспыхнула бабка и решительно зашагала к Янкиной кровати. Тогда покорно закрыл Янка глаза и сделал вид, будто спит богатырским сном.
А утром, когда отец с Янкой стали собираться на аэродром, бабушка Арина чуть драку не затеяла. Накинулась на сына:
— Не забывай, что Янка сын тебе, а не просто летчик из твоей эскадрильи… А мне он внук родной — вот кто!
И пришлось на несколько дней отложить Янкин полет. Пришлось агитировать бабушку Арину, рассказывать ей про достижения современной авиации, про надежную технику. Янкин отец сказал, что в наши дни прыгнуть с парашютом — это все равно, что ей, бабушке Арине, выпить чашку чая с любимым вареньем.
— Любимое варенье — и любимый внук! Да разве можно так говорить, — грустно покачивала головой бабушка Арина, но видно было, что она готова сдаться.
Однажды утром отец с Янкой, как ни в чем не бывало, ушли из дому. Вроде бы и не на аэродром вовсе, а так прогуляться.
Было свежее утро. На плоскостях самолетов серебрилась роса. И когда начинали реветь моторы, роса, вздрагивая, сползала, скатывалась с фюзеляжей и крыльев. А пропеллеры отливали золотом на солнце. И трава под самолетами, казалось, плескала зеленые волны вдогонку ветру. И самолеты выглядели трепетными сказочными птицами, готовыми вот-вот взмыть в небо, к самому солнцу.
Среди самолетов был и учебный, на котором предстояло лететь Янке. Люди, которые прежде шутили с Янкой, теперь были серьезны и строго давали последние инструкции. Подогнали по росту подвесные ремни парашюта, проверили каждую застежку.
— Теперь можно садиться в самолет!
Шагнул Янка к машине, чувствует, тяжело стало передвигаться: парашюты на спине и на груди к земле прижимают. В самолет его подсадили, нырнул он в полумрак, сел. Пристегнул ремни. Легче сидеть с парашютами, чем ходить. Вот и вздохнул Янка с облегчением. Тут отец дотянулся до Янки, поцеловал на прощание и руку пожал, как взрослому товарищу:
— Смотри ж, сынок, не подкачай!
— Команда — на взлет!
— От винта-а!
Раздались привычные команды. Где-то впереди мелькнул флажок. Мотор взревел на полную мощность. Заметил Янка, что у отца из рук даже газету вырвало. И вот уж побежали вспять от самолета ангары, промелькнули дома, вот уж где-то внизу торчат фабричные трубы, сверкнула лента Днепра, мост через него. Дома казались спичечными коробками. По ровной, как струна, дороге полз пассажирский поезд, и до того был он маленьким, до того смешным, так забавно пыхтел белыми клубами дыма, что казалось, будто его можно накрыть ладонью и поезд прекратит свой бег. С высоты все на земле выглядело крошечным, не говоря уж про людей, — те просто как мурашки.