Миксы

– Он маленький, с ноготь. Желтоватый.

– И куда он полз?

– Он поднимался повыше. Искал место, где мог бы застыть и выпустить споры. Потом, правда, пошли дожди. Он наверняка спрятался в дрова и замер, чтобы его не смыло потоками холодной воды, но... Но можно представить, что как раз сейчас он добрался до места и готовится к продолжению рода.

Лёля слушала, пристально глядя на него голубыми глазами, ярко блестящими в первых рассветных лучах.

– Тебе интересно? – переспросил он.

– Конечно. И потом: у тебя очень красивое лицо, когда ты рассказываешь. Правда! Глаза такие живые. И тебе идёт без очков... Так как она готовится?

– Она уже присмотрела себе местечко, где солнце и ветер быстро высушат её наполненное спорами тело. С тех пор, как плазмодий решил, что готов к размножению, он больше не боится солнца, он стремиться к нему. Должно быть, он уже выбрал какой-нибудь уютный краешек, и если хочешь, мы завтра пойдём к поленнице и поищем молоденькую арцирию, чтобы посмотреть, прав я или нет.

– Пойдём. Конечно, сходим, тем более, что идти недалеко.

– Теперь он замер и сотни ядер, плавающие в цитоплазме, начинают снова делиться пополам. Их любовь окончена, они уже обменялись информацией, их дети будут умнее и сложнее, чем они сами. Каждое ядро опять с одиночным набором хромосом. Каждое, чтобы превратиться в спору, образует вокруг себя сгусток цитоплазмы, чтобы чуть позднее превратиться в твёрдый шарик споры. Остальное вещество пойдёт на строительство плодового тела...

У Валерика затекла рука, на которой лежала Лёлина голова. Он слегка пошевелился, и вдруг понял, что её шея расслаблена: девушка спала.

Валерик не расстроился: он и сам хотел спать – и, честно говоря, сейчас ему было не до науки.

Он проспал, наверное, час и проснулся. Тело было будто пропитано электричеством и, хотя Валерик бодрствовал почти всю ночь, он чувствовал себя отдохнувшим.

Не хватало только умыться, чтобы стало совсем хорошо, и Валерик тихонько встал.

Чайник – погнутый, алюминиевый – действительно стоял на печке, как и говорила Лёля. Валерик нагрел воды и долго и шумно плескался в бане.

Вода в чайнике быстро закончилась, он окатывался водой из-под крана, чувствуя то холод, то тепло, текущее в двери с залитой солнцем улицы. Он думал о Лёле и о Лере, и о том, что Лёлю любит сильнее и, пожалуй, просто любит. И ему было неважно, что Лёлю любить проще, потому что она умеет готовить, стирать и убирать, и не взваливает на него ответственность за чужого ребёнка, а, напротив, берёт её на себя. Валерика не интересовало сейчас, как он нашёл свою любовь. Ему был важен результат: ему было хорошо.

Когда Валерик вернулся в дом, дверь в их с Лёлей комнату оказалась закрыта, а из соседней раздавалось довольное гуканье Дани. Лёля что-то тихонько говорила ему, а он похохатывал.

Но в комнате была не Лёля. Острый чёрный локоть – всё, что Валерик мог видеть – не мог быть Лёлиным.

– Вы кто?! – крикнул он и вдруг понял, что перед ним – Лера.

Она сидела у кроватки сына, положив подбородок на перильца, и когда он вошёл, повернула к нему лицо.

Прошло не так много дней с её ухода, но это был как будто совсем другой человек. Лицо похудело и осунулось, глаза блестели, как у больной, волосы не были распущены: Лера заколола их в уродливый офисный узел, и оттого её черты казались острыми и непропорциональными. Она надела на себя чёрную водолазку и тёмные шерстяные брюки. Валерик никогда не видел, чтобы Лера одевалась так. Казалось, ей сразу стало тридцать. Она больше не была красивой, и Валерик вдруг почувствовал сквозь щемящее чувство жалости и отчаяния, что снова любит её, безумно любит, словно и не переставал любить.

– Это я, – ответила Лера. – Я вернулась к сыну.

Голос у неё был тоже тихим и тусклым. Слабым, будто она не могла разговаривать и заставляла себя через силу. Валерику захотелось обнять её.

– Здравствуй, – ответил он. – Хочешь чаю? Ты завтракала?

Он забыл и Лёлю, и минувшую ночь.

– Прекрати! – сказала Лера, повысив голос. – Прекрати разговаривать со мной, как с душевнобольной! Надоела твоя жалость! Иди вон, честное слово!

И тут за спиной раздались шаги. В дом с веранды вошла Лёля. Валерик обрадовался: в его душе поднялась злость и, увидев Лёлю, он тут же понял, как отомстить Лере, которая снова ранила его нарочно и сильно.

– Не указывай мне! – крикнул он в ответ. – Я тебе не тряпка! Ты вообще не можешь мной распоряжаться. Ты мне никто. У меня есть девушка.

И он протянул руки к ошарашенной Лёле. Та хотела было отстраниться, но не успела, а Валерик не заметил её движения. Его руки сомкнулись на её талии.

Лера насмешливо выпрямилась. На её лице играла кривая ухмылка.

Валерик не выдержал. Он должен был доказать, что на ней свет клином не сошёлся, и, не придумав ничего лучше, поднял руку и схватил Лёлю за грудь.

Лёля вскрикнула, будто не понимая, что происходит. Она вывернулась, больно дёрнув Валерику руку, отскочила на шаг, а потом размахнулась и влепила Валерику пощёчину, от которой во рту появился привкус крови.

– Почему?.. – растерянно спросил её Валерик.

Лёля ответила гневным взглядом и развернулась, чтобы уйти.

И в это время из закрытой комнаты раздался резкий женский вскрик. Лёля испугано обернулась, Лера недоуменно подняла брови.

– Кто там? – спросила она.

– Я не знаю, – Валерик испуганно замотал головой.

– Ляля? – вдруг спросила Лёля и ринулась к двери.

За открытой дверью оказалась ещё одна она, почти так же одетая, такая же стройная, но в то же время округлая и мягкая, с теми же длинными распущенными волосами девушка. И эта вторая Лёля сидела на кровати, прижав руку к груди испуганным жестом, который напомнил Валерику маму.

– Ляля! Что случилось?! – Лёля бросилась к ней. – Ты как? Я тебя искала! Что случилось?

А Ляля выглядела растерянной и смущённой. Она улыбалась, наморщив лоб, и старалась надолго не задерживаться на Валерике взглядом.

– Там был бомж, – ответила Ляля. – За окном. Я обернулась, а там косматая грива, лицо такое грязное и глаза... Один глаз словно заплыл, а второй – сумасшедший. Вот. Ну я и крикнула. Прости, Валер, я не хотела, чтобы меня тут видели, но...

– А ты зачем сюда пришла? – вдруг спросила Лёля. Потом подумала и, уже с явным раздражением в голосе, добавила: – А ты когда сюда пришла?!

Ляля молчала. Теперь она старалась вообще ни на кого не смотреть. Лёля сердилась всё больше и больше.

– Я думала, ты ушла к ребятам. А ты ушла сюда?! После того, как я вернулась и рассказала, как Валера... – она задохнулась от возмущения. – И вы?..

Лера за спиной Валерика начала смеяться. Он, возмущённый, обернулся: кисти её рук тонули в рукавах водолазки, и Лера, закрывая смеющийся рот запястьем, закусила ткань.

Валерик ненавидел её.

Он не совсем понимал, что происходит. Но ночью, очевидно, он был не с Лёлей. Теперь это поняла даже Лера.

Валерик взглянул на неё и мысленно заспорил, готовясь дать отпор. Он ждал только случая сказать, что сама Лера не имела в последние дни ни малейшего представления о том, что происходит с её ребёнком.