Миланский черт

Когда она наконец отстранилась от него, он уже держал наготове бумажный носовой платок. Она высморкалась.

Он с улыбкой смотрел на нее. Соня заставила себя улыбнуться ему в ответ.

— Похоже, здесь мне оставаться больше нельзя.

Он молчал, но в его улыбке появилось сожаление.

— И вернуться назад — тоже.

— Почему?

— Может, тогда я и смогла бы там остаться. Но вернуться сейчас туда — нет, это мне не под силу.

После обеда Соня услышала, как кто-то кашляет в римской бане. Она не видела, чтобы кто-то туда входил, и решила заглянуть внутрь. Там, на гранитной ступеньке, сидел господин Казутт. Небритый и голый. В раскаленном воздухе стоял крепкий запах алкоголя. Увидев Соню, Казутт встал.

— Господин Казутт?..

Он стоял перед ней, худой, с круглой спиной и впалой грудью. Его стеклянные глаза влажно блестели, зубы были оскалены.

— Теперь вы поняли, чего стоит ее любезность? — произнес он, тяжело дыша.

— Вам здесь нельзя находиться.

— Здесь может находиться каждый, кто купил входной билет.

— Это вредно для вашего кровообращения. Вы же выпили.

— Это вредно для отеля… Для его репутации… Труп ночного портье в римской бане… Дохлый портье, уволенный с работы! Это не пойдет ей на пользу…

Казутт опять сел и вызывающе уставился на Соню. Та сходила в комнату для персонала и привела Мануэля. Но тому тоже не удалось убедить пьяного портье покинуть баню. Не успел Мануэль прибегнуть к силе, как дверь распахнулась и на пороге появилась фрау Феликс. Протянув Казутту полотенце, она спокойно произнесла:

— Всё, закончили процедуру.

Казутт встал, обмотал полотенцем бедра и вышел. В коридоре стояла фрау профессор Куммер в ядовито-зеленом купальнике. Ее дряблая кожа была похожа на плиссированную ткань.

Одним из уютнейших помещений «Гамандера» был читальный зал с большим стрельчатым окном в стиле модерн, из которого открывался вид на сосны и лиственницы, окаймлявшие территорию отеля. Две стены занимали книжные стеллажи в том же стиле, что и ароматная кедровая обшивка стен. Мягкая мебель — два утопленных в стену дивана и несколько кресел для чтения — тоже была частью первоначального внутреннего убранства отеля. На торцевой стене пестрели фотографии, иллюстрирующие историю строительства и открытия «Гамандера»: гости, прибывающие в карете, гости в вечерних платьях и карнавальных костюмах, гости, катающиеся на коньках, групповые фото с поварами, официантами, прачками и горничными. Над дверью висело большое распятие — явно из той же эпохи, потому что оно четко вписывалось в нишу, врезанную в обшивку стены. Единственной данью времени было несколько галогенных ламп для чтения, приятно дополнявших оригинальное освещение.

Библиотека состояла из пестрого собрания книг, оставленных гостями за восемь десятилетий, и маленькой, профессионально подобранной коллекции новых изданий в твердой обложке и карманных томиков на разных языках.

Соня зашла сюда по просьбе Мануэля, который прочел очередной том своего «Мегрэ» и хотел бы начать следующий. Он сегодня дежурил до восьми вечера и умирал от скуки в пустом велнес-центре.

Единственным посетителем читального зала в этот день оказался один из сыновей Хойзерманнов. Он сидел в мягком кресле, самозабвенно щелкая кнопками и клавишами своего «Game boy», издававшего возбужденные электронные звуки, и даже не заметил Соню.

Она быстро отыскала полку с романами Сименона, взяла «Ошибку Мегрэ» и поставила принесенный том на ее место.

На приставном столике рядом с креслом, мимо которого она хотела протиснуться, беспорядочно лежало несколько книг, как будто кто-то выбирал себе подходящее чтение, но неожиданно вынужден был прервать это занятие. Одна из них была раскрыта. Название другой, лежавшей рядом, наверху небольшой стопки, вызвало у Сони зрительный образ — два слова, написанные на пыльном стекле черного лимузина: «Миланский черт».

Она взяла старый, потрепанный том в руки. Золотыми, растрескавшимися от старости буквами на темно-зеленом холщовом переплете было оттиснуто название: «Миланский черт», а под ним, более мелким шрифтом: «и другие альпийские легенды».

Соня взяла книгу с собой.

— Он и в самом деле голубой.

— Нет.

— А чего же он тогда играет Цару Леандер?

— Он играет это для тебя, Соня.

Она сидела с Мануэлем в баре. Их сюда «заманила» Барбара Петерс, объявившая, что для сотрудников напитки отпускаются по специальному прейскуранту. Потому что, мол, нет более удручающего зрелища, чем пианист, играющий в пустом баре.

Когда они вошли, пианист мельком взглянул на них и вновь углубился в свою игру «для собственного удовольствия». Его звали Боб. Боб Легран из Канады. Мануэль узнал это в конторе. Он мог бы и сам спросить его, но не хотел, чтобы тот подумал, что он его клеит.

— Ну и что тут такого? — спросила Соня. — Ты же и в самом деле хочешь его склеить?

— Нет, — возразил Мануэль. — Я хочу, чтобы онсклеил меня.

Боб, судя по всему, был далек от подобных намерений. Он сидел за роялем и в глубокой задумчивости внимал звукам, извлекаемым его руками.

— А почему вы расстались — ты и твой муж?

Соня залпом допила свое шампанское и, подняв бокал, дала понять бармену, что желает повторить.

— Что, такая длинная история? — спросил Мануэль.

— Нет, такая скучная.

— Расскажи.

— Все произошло, как это чаще всего и бывает: мы стали чужими друг другу. Вернее, мы всегда были чужими. Мы постепенно заметили, что чужие друг другу.

— Оба?

— Да. Но призналась в этом только я. Для него это было не важно. По-моему, для него так даже было лучше. Жизнь, которой он жил и которой собирался жить дальше, возможна лишь с чужим человеком.

— И что же это за жизнь?

Ванни принес ей новый бокал шампанского.

— Жизнь напоказ. Как живут все его друзья, его родители, его братья и сестры. Как все, кому он стремился подражать.

Мануэль откинулся на спинку кресла, как ребенок, слушающий сказку на ночь.

— А потом?

— Как обычно: у него были какие-то женщины, и он считал, что в этом нет ничего особенного. Потом у меня были какие-то мужчины, и он уже не считал, что в этом нет ничего особенного.

— И вы расстались?

— Я рассталась. Он был за то, чтобы мы попытались «притереться» друг к другу, но я не большой любитель этого вида спорта и сначала переехала на другую квартиру, а потом подала на развод.

— И проиграла процесс?

— Выиграла.

— Так зачем же тебе работать? Насколько я понимаю, капусты у него хватает. Я думал, ты вынуждена работать…

— Я не вынуждена. Я хочуработать.

— Почему, черт побери?