Милашка для грубияна

Петровна без стука открывает дверь и заходит с чистым стаканом и графином, в котором холодный чай с лимоном и мятой. Знает, что это наш с Пашкой любимый напиток.

Меня нагло игнорирует, а друг наблюдает за нами, поднимая вверх обе брови в немом изумлении, задавая, таким образом, вопрос: «Я чего-то не знаю?»

Женщина молча разворачивается, на прощанье посылая Павлу улыбку, показывая мне спину, после чего покидает кабинет, громко хлопнув дверью.

— Безумно рад тебя видеть, — начинаю я с главного, как рекомендовал друг.

— Заметил, — усмехается в ответ. — А это? — кивает головой на дверь.

— А это, Павлик, маленькое недоразумение под названием «женская солидарность».

— Давай-ка с подробностями, друг мой ситный. А то, боюсь, тут без пол-литра мы не разберемся. А я сегодня за рулем, так что лучше рассказывай всё без утайки.

— Подробности, говоришь, — подхожу к окну, отодвигаю штору и снова смотрю на бассейн. Точнее на шезлонги, где сейчас лежат девчонки. — Вон они, — киваю в окно, — мои подробности.

Паша встает и подходит ко мне, выглядывая в окно. Через пару секунд поворачивается ко мне лицом, на котором четко написано удивление.

— Откуда такая красота?

— Затрудняюсь ответить на столь прямой вопрос.

Друг снова поворачивается лицом к окну, глядя через стекло на улицу.

— Так, — начинает он, — та, что с большими, — в этом месте он двумя руками очерчивает в воздухе полушария груди, показывая на себе, — я так понимаю, Катя, — киваю в ответ головой. — Блондинка в сдельном купальнике рядом с ней, — присматривается. — Что-то до боли знакомое.

— Внимательнее присмотрись, — усмехаюсь.

— Подожди, это Анечка, у которой тачки ремонтируем. Черт, — хмурится, сжимая рукой волосы, — фамилию забыл.

— Мартынова, — подсказываю другу.

— Точно, — щелкает пальцами. — Не знал, что они подруги.

— Представь себе, я тоже.

— А третья кто? — снова смотрит в окно. — Я ее знаю?

— Уверен, что да, — тяжело вздыхаю.

Дарина лежит на животе, отвернувшись лицом в противоположную от нас сторону. Парень присматривается повнимательнее, но даже я бы ее не узнал, если бы до этого не видел девушку в полуобнаженном виде, хоть общался с ней буквально вчера.

— Прикольная надпись под лопаткой, — улыбается Пашка. — Тащусь от баб с татуировками.

— Я в курсе, — киваю утвердительно в ответ. — У нее еще одна надпись на правом боку. Сейчас повернется…

Договорить я не успеваю, так как в момент моей речи Дарина переворачивается на живот, поворачиваясь лицом к девчонкам. И к нам тоже.

— Твою мать, — кричит Павел, не давая мне закончить фразу. — Скажи, Темыч, — смотрит на меня пристально, — что это глюк. Или ущипни меня. Этого не может быть, — снова смотрит в окно вытаращенными глазами.

— Может, Паша, может, — говорю спокойно, хлопая его по плечу и ожидая реакции друга. И она следует незамедлительно.

— Я не верю своим глазам, — он отходит от окна. — Есть что выпить? — резко поворачивается ко мне лицом.

— Ты за рулем, — отпускаю штору, подхожу к столу и сажусь в кресло. Пашка мечется по кабинету, а я в ответ усмехаюсь, делая глоток уже не совсем холодного чая.

— Темыч, ты вот сейчас меня реально провоцируешь на статью от десяти до пятнадцати. Дарина Громова — кровопийца, самая коварная женщина в мире, а главное — мой ночной кошмар. На прошлой неделе два часа мурыжила, еле отбился. Если бы не адвокат, я бы ее прямо там придушил, клянусь.

— Нормальная девчонка, — отвечаю спокойно.

— Кто нормальный? — Пашка останавливается посреди кабинета и таращится на меня. — Громова нормальная? Она съест нас двоих и даже не подавится.

— По-моему, ты преувеличиваешь, — произношу чуть ли не по слогам.

— По-моему, я сильно приуменьшаю, — кричит в ответ Павел.

— Держи себя в руках, — немного повышаю тон. — Девочки — Катины подруги, и я не смог ей отказать. Поэтому прошу тебя, давай без эмоций и бурной реакции на присутствие Дарины, — Пашка хмурится. — Пожалуйста.

— Только ради тебя, — тычет в меня указательным пальцем, после чего садится в кресло. — Кстати, о Кате. Я жду подробностей, — меняет тему, а я улыбаюсь.

О своей голубоглазой блондинке я готов думать и мечтать часами. А вот говорить откровенно… Даже лучшему другу пока не могу открыть все свои чувства и желания. Хоть и очень хочется поделиться, а главное совета спросить.

— С Катей вроде порядок, — отвечаю расплывчато, но Пашка не отстает.

— Что значит порядок? — смотрит удивленно. — Ты давай, не тяни резину. Что, как, когда, зачем и почему. Я хочу всё знать. Судя по купанию в бассейне с подружками, она еще от тебя не сбежала?

— Надеюсь, что уже не сбежит, — улыбаюсь, глядя на Павла.

— Вот это я съездил в командировку. На неделю оставил, а тут такие новости. И как у вас? Полный порядок? — подмигивает.

— Решил пока не торопиться, — тяжело вздыхаю, а Пашка таращит на меня глаза, после чего хватается за сердце. Смеюсь его реакции, понимая, что он хочет этим сказать.

— Темыч, я тебя не узнаю. Неужели запал?

— Причем всерьез и, кажется, надолго, — наконец-то я сам себе в этом признался.

— Теряем друзей, — снова смеется Пашка. — Но я очень рад за тебя. За вас, — смотрит мне прямо в глаза.

— Не торопи события, я пока и сам не уверен, что получится. Прикинь, впервые в жизни хочу сделать девушке приятное: ношу подносы с соком и чаем, вожу ее с подругами в клуб, просто радуюсь, что она улыбается. Не знаю, что со мной происходит, — провожу руками по волосам.

— Это любовь, Темыч, — говорит Павел серьезно, а я чуть ли не подпрыгиваю на месте.

— Сдурел? — таращу глаза на друга. — Какая, нахрен, любовь?

— Большая и чистая, — вздыхает. — Другой не бывает.

— Точно не любовь. Симпатия — да, но до любви далеко.

— Тебе виднее, — усмехается и встает с места. — Пойду еще посмотрю.

Теперь уже и я поднимаюсь за ним следом. Подходим вместе к окну и снова выглядываем, отодвигая немного штору. Девочки как раз вылазят из бассейна.

— Не пойму, какого цвета у Кати купальник, — внимательно присматриваюсь. — Какой-то непонятный.

— Розовый, — отвечает серьезно Пашка.

— В каком месте он розовый? — прикрикиваю. — Персиковый. Точно, персиковый.

— Какой, нахрен, персиковый? — кричит в ответ мой друг. — Такого цвета в природе не существует, балбес. Говорю тебе — насыщенно-розовый.