Милая Кассандра

Кассандра кинулась ему на шею и обняла двумя руками.

— Какой ты ангел, — прошептала она. — Мне так жаль! Ты же знаешь, как мне не хочется бросать тебя здесь одного, дорогой. Но мне, наверное, придется остаться там на ночь.

— Боюсь, что да, — мрачнея еще больше, согласился молодой человек.

А он так предвкушал их первую ночь в новом доме… Ну что за жизнь! Только повезет в чем-нибудь, раз в жизни, как тут же на голову сваливаются неприятности с другой стороны.

Девушка переоделась в городской костюм и села на первый поезд из Колд-Даттон до улицы Ливерпуль.

Было странно и немного грустно идти по знакомой улице с акациями по обеим сторонам к своему старому дому. Кассандра подошла к парадному входу. «Надо же, — думала она, — прошел уже целый год с того дня, когда мне было велено никогда больше сюда не возвращаться».

Генерал сам открыл дверь. Как всегда безукоризненно аккуратный, в легком летнем костюме, в тяжелых роговых очках и с серьезнейшим выражением лица. Он посмотрел на Касс без малейшей симпатии и буркнул:

— А, это ты! Спасибо, что приехала.

Отчим никогда ее ни за что не благодарил, и Касс поняла, насколько серьезно положение дел.

Дороти Вудбер действительно была при смерти. После того как генерал поговорил по телефону с падчерицей, женщина впала в беспамятство. Врачи говорили, что она вряд ли доживет до завтрашнего дня.

Генерал, закашлявшись, сам сказал об этом Кассандре, без обычной своей напыщенности. Если бы девушка хоть на секунду поверила, что у него есть сердце, то решила бы, что он по-настоящему расстроен. Отчим поведал, что роковой удар случился с его женой неожиданно и оказался для него большим потрясением. Дороти вышла в магазин, вернулась с покупками и вдруг рухнула на пол.

Касс, слушая все эти подробности, затосковала. Она стянула с себя перчатки и, окинув быстрым взглядом знакомую гостиную, произнесла:

— Пойду поднимусь к ней.

— Да, иди, — ответил мистер Вудбер.

В дверях девушка встретила медсестру, выходившую из комнаты.

— Я Кассандра Мартин, дочь миссис Вудбер. Как моя мать? — тревожно спросила Касс.

— Мне очень жаль, но она в плохом состоянии, миссис Мартин, — мягко откликнулась женщина. — Надеюсь, генерал вас предупредил.

— Да, — кивнула девушка и с тяжелым чувством вошла в комнату. Жалюзи были полуопущены. Посередине большой двуспальной кровати без движения лежала ее мать. Она казалась очень маленькой, словно сморщенной, и очень трогательной; ее красивая темноволосая голова утонула в подушках, лицо было серовато-белого цвета.

Огромный тугой комок вдруг поднялся к горлу Касс. Годы унижений, бедствий, горя и раздоров вдруг забылись, как сон, и вот она снова — маленькая девочка. А рядом лежит ее мама.

— О! — простонала Кассандра, и слезы покатились у нее из глаз. — О, бедная моя, бедная мамочка!

Она присела на постель, взяла мамину руку и прижала ее к своей теплой щеке. Рука была совсем холодная и очень слабая.

На пару секунд — не больше — Дороти Вудбер очнулась и узнала дочь. Она открыла глаза и улыбнулась.

— Привет, Касс-Касс, — прошептала женщина.

От этих слов у девушки перехватило дыхание. Она так долго не слышала этого детского имени — лет, наверное, с пяти или шести, когда ее папа был еще жив. Один малыш, живший тогда по соседству, приходил к ним играть с ней, он и придумал ей прозвище Касс-Касс.

— Дорогая, милая мама. Ты обязательно поправишься. Теперь я здесь, с тобой, — откликнулась она, пытаясь придать голосу бодрость.

Но рука, которую держала Кассандра, не ответила на ее пожатие, и веки миссис Вудбер снова опустились. К постели подошла сиделка, посмотрела на пациентку, потом перевела взгляд на миссис Мартин.

— Думаю, вам лучше попросить отца подняться, шепнула она.

Дороти Вудбер так и не пришла в сознание.

С ужасом ощутив, как зыбка грань между жизнью и смертью, Касс пошла в свою старую детскую спальню и долго горько рыдала там.

Кассандра позвонила Кевину и сказала, что сегодня не вернется, но обязательно приедет завтра рано утром.

— Какой ужас, что мама так внезапно скончалась, — выговорила она.

— Грустно, да, — согласился ее муж. — И тебе тоже тяжело, бедняжка.

— Ты не поверишь, — пробормотала девушка приглушенным голосом, чтобы никто не подслушал. — Но мне даже стало жалко нашего вояку. Он храбрится, как старый солдат, — расправляет плечи, поправляет усы и говорит: «Мы должны вести себя так, как ей хотелось бы». Но мне кажется, он искренне расстроен.

— Не трать на него особенно свое сочувствие. И возвращайся скорее ко мне, ты мне нужна, — попросил ее возлюбленный.

От этого у Касс на сердце потеплело. Пробыв в доме умирающей матери несколько часов, она почувствовала страшный холод близкой смерти. Кассандра отчаянно захотела вернуться обратно к Кевину, очутиться в его объятиях, ощутить его родную, согревающую душу близость.

Мистер Вудбер расплатился с сиделкой, распорядился о перевозе тела жены в морг, затем съел яичницу с беконом, которую приготовила падчерица, и выпил чашку крепкого черного кофе. Он, видимо, был не расположен говорить о смерти жены, и речь за столом шла о политике. После ужина генерал объявил, что похороны состоятся через три дня.

— Тогда мне, придется сначала съездить домой, — заметила девушка. — Но, разумеется, я приеду на мамины похороны, и, если вы не возражаете, мой муж прибудет со мной.

Отчим вытер усы салфеткой и уставился прямо перед собой.

— Как хочешь, — недовольно проворчал он наконец.

— Я хочу вам сказать, — продолжала Касс, — что я очень сожалею о кончине мамочки. И сожалею об этом тем больше, что мы с ней расходились во мнениях по поводу моего замужества и в последнее время совсем не виделись.

— В этом нет ее вины, — холодно ответил генерал.

Кассандра не стала с ним пререкаться в такой момент. Пусть старик остается при своем мнении. Кто бы мог подумать, что придет день, когда она будет готовить ему еду! Девушка вдруг почувствовала, что очень устала, и ей захотелось плакать.

Она попыталась продолжить разговор с отчимом, но он наглухо замолчал. Наконец Касс спросила его, какие у него планы на будущее.

— С этим все ясно, — последовал сдержанный ответ. — Скорее всего, я продам этот дом и буду жить у себя в клубе. Я не хочу оставаться здесь один, без твоей матери. — Тут мистер Вудбер позволил себе единственную похвалу в адрес жены, в первый и последний раз: — Бедная Дороти, она была хорошей женщиной и так славно ухаживала за мной.