Милая Шарлотта
Шрифт:
– Сударь, неужели я не вполне ясно сказала, что не намерена выполнить вашу просьбу?
– Достаточно ясно, сударыня.
– Тогда что вы желаете мне сказать?!
– Ничего, - отозвался он и перевел тяжелый взгляд на Шарлотту, - однако знайте, что если вы сейчас вернетесь в комнату, я не замедлю вызвать вас снова. Я не позволю вам остаться с герцогиней наедине, понимаете?
Та прищурилась и дерзко улыбнулась:
– Значит, так, да? Вы решили действовать измором!
– Вы не оставляете мне выбора, сударыня.
С полминуты они стояли в полутьме коридора и глядели друг на друга вовсе недружелюбным взглядом. Шарль понимал,
Молчание у двери герцогини было нарушено возвращением камеристки:
– В столовой уже подают завтрак, - нерешительно сказала женщина, - Ее Светлости надобно одеться…
И проскользнула между Шарлем и Шарлоттой за дверь.
– Тогда я скажу все герцогине во всеуслышание - прямо за завтраком!
– заявила Шарлотта, когда дверь за камеристкой закрылась.
– Я не стану никого покрывать, слышите!
– Вы не посмеете… - произнес Шарль с сомнением.
– Желаете проверить?!
– На прощание Шарлотта хмыкнула и удалилась, гордо держа голову.
Что подавали на завтрак Шарль даже не заметил: он вполне обосновано опасался, что Шарлотта выполнит свою угрозу, а потому без умолку что-то рассказывал, не давая ей вставить и слова.
Сперва он долго и нудно цитировал по памяти все, что читал о Лотарингии, делая вид, будто не замечает, что Шарлотта буквально испепеляет его взглядом, а герцогиня изо всех сил пытается подавить зевоту. Лишь Филипп, поняв его намерения, делал вид, что ему безумно интересно слушать какие птицы обитают в этих широтах.
– Шарль, вы, я смотрю, сегодня в ударе, - заметила Жизель, стоило ему лишь перевести дыхание. И тут же заговорила с Шарлоттой: - милая, чем вы планируете заняться после завтрака? Мне показалось, вы хотели что-то со мной обсудить.
Но тут вступил Филипп, совершенно невежливо перебив начавшую говорить Шарлотту - но, видимо, ему было совершенно не до приличий: он был ужасно бледен, и даже испарина выступила на лбу.
– Как же, Жизель, дорогая, вы обещали этот день провести со мной!
– Когда обещала?
– изумилась та. И улыбнулась: - и, потом, Филипп, это невежливо по отношению к гостям: все наше время мы должны посвящать им.
И чарующе улыбнулась, заставляя и остальных присутствующих изобразить улыбки.
Шарль так много говорил за завтраком, что, кажется, вовсе ничего не ел. Когда же слуги начали убирать посуду, он собрался уже вздохнуть с облегчением, но понял, что рано.
– Жизель, я придумала, чем мы займемся: я видела в вашем будуаре пяльцы с великолепной вышивкой, вы ведь не откажете мне показать, как делали этот узор? Заодно мы могли бы посплетничать - надеюсь, мужчины не станут нам мешать?
– она, совершенно невинно хлопнув ресницами, посмотрела на Шарля.
– Ведь все важные дела мы уже обсудили, мсье де Руан, не так ли?
На сей раз Шарль не знал, что ответить: пришлось наблюдать, как Шарлотта и Жизель уходят, а Шарлотта вдобавок, последней выходя из столовой, еще и недвусмысленно ухмыльнулась им, не оставляя сомнений, что выполнит свою угрозу в ближайшее время.
– Она великолепна… - изрек Филипп, как только дверь за дамами закрылась, и тут же пояснил: - Жизель. Поверьте, Шарль, я сам ненавижу себя за то, как с ней поступаю, и не могу
понять, что меня не устраивает в собственной жене. Она идеальна.– Ее Светлость действительно достойнейшая из женщин, которых мне доводилось видеть, - ответил Шарль, мрачно глядя на герцога.
Тот перевел на него усталый взгляд:
– Да, достойнейшая. Моя покойная матушка крепко ей вбила в голову, что истинная благородная дама должна улыбаться и выглядеть счастливой, какое бы дурное настроение у нее ни было. А казаться благородной дамой - всегда было единственным желанием Жизель.
Шарль смотрел на Филиппа с сомнением: он говорил, причем уже не в первый раз за день, так, словно с домашними, когда посторонних не было рядом, Жизель вела себя как-то иначе. Шарлю подобная мысль показалась бредом, даже возникла неприязнь к герцогу: зачем он наговаривает на жену?
Как будто услышав его мысли, Филипп продолжил, встав из-за стола и прохаживаясь по просторной столовой:
– Я предпочитаю не выносить сор из избы, но вы, мой друг, по воле случая и так втянуты в наши семейные дела слишком сильно.
– И, глубоко вздохнув, продолжил, - Жизель очень чувствительная натура. Из-за малейшего расстройства она выходит из себя: запирается в своей комнате, ни с кем не желает разговаривать… Я боюсь за ее душевное здоровье, понимаете? И еще она очень боится меня потерять: доходило просто до абсурда. Однажды, когда мы только-только поженились и из-за родителей вынуждены были жить при Дворе, мне выпал неплохой шанс проявить себя. Я должен был командовать войском в ходе одного из сражений при Франш-Конте - я с детства мечтал о военной карьере, - пояснил, чуть смущаясь, Филипп, - разумеется, я мог погибнуть, и Жизель этого боялась. Она не желала меня отпускать, а в ночь перед отъездом мы даже поссорились. Она ушла в свои апартаменты, а наутро ее не нашли ни в комнате, ни в Лувре. Совсем как тогда, после смерти Мадо… Разумеется, я упросил короля освободить меня от должности - Его Величество и сами разволновались, на поиски Жизель был пущен небольшой отряд гвардейцев. Ее нашли спустя двое суток в бедняцком квартале Парижа, в доме для душевнобольных. Она не сразу узнала меня, а только повторяла «все меня бросают, я никому не нужна»…
Глава 47. ТАЙНА ОХОТНИЧЬЕГО ЗАМКА
Шарль сомневался в правдивости рассказа Филиппа - слишком это не похоже было на герцогиню. С трудом можно было представить ее требующую чего-то или хотя бы повышающую голос. А уж решиться на то, чтобы убежать из дома… право, это не о ней.
И, тем не менее, Шарль шел к комнатам герцогини, зная, что вызовет ее недовольство, но все равно желая сохранить ее счастье, заключающееся в неведении.
Когда он вошел в будуар Ее Светлости, то первой его мыслью было, что Шарлотта успела уже рассказать о неверности Филиппа - настолько враждебным был взгляд Жизель.
– Мсье де Руан, хочу заметить, вы требуете к себе слишком много внимания, - на сей раз лукавой улыбки на ее лице не было, только раздражение, которое она отчаянно пыталась скрыть.
Шарль действительно переходил все границы приличия своим вторжением.
Коря и ругая себя, внешне он держался спокойно и с достоинством. Обворожительно улыбнулся обеим дамам и без позволения уселся в кресло напротив Шарлотты и герцогини.
Ненавидя себя за нагловато-слащавый тон, молвил в лучших традициях парижских ловеласов, выдумывающих самые невероятные предлоги, дабы задержаться в женском обществе: