Миледи и притворщик

С телеграфным пунктом всё оказалось так же предсказуемо. Воздушная линия из Шангути проложена в Синтан, радиосигнал из Синтана принимают на Камфуни, в океане Надежды постоянно барражируют аконийские суда, поэтому с их помощью телеграмму из Шангути можно передать в Фонтелис, что нам и продемонстрировал оператор телетайпа.

Электростанция тоже не поразила воображение. Небольшое зданьице, гора угля рядом и провода, что протянулись к аконийской части города. Сарпальский квартал электрификация будто и не задела вовсе. Только вдоль одной из улиц я заметила электролинию, и то многоярусные дома на этой улице явно не принадлежали беднякам и лавочникам.

За день я успела сменить пару кассет с чёрно-белой плёнкой, пока снимала трудовые будни телеграфистов, обходчиков, сарпальских чернорабочих, что грузят уголь в тачки и везут его к котлу.

До чего же скучный репортаж получается. Такие же кадры я могла спокойно сделать в какой-нибудь глухой деревушке на севере аконийского королевства. Отправься мы в первоначальную поездку по железной дороге из Синтана в Мантанг, колорита было бы больше. Не понимаю, зачем нужно было так резко менять планы и отказываться от поездки в столицу сатрапии?

Во второй половине дня мы вернулись на пароход, чтобы плыть дальше на юг, посмотреть, как живут не затронутые модернизацией чахучанские поселения.

– Это губернатор распорядился показать нам забытые всеми богами деревушки? – с подозрением поинтересовался Леонар. – Если честно это совсем не то, что нам нужно для репортажа.

– Нужно, очень нужно, – уверял его Рин Реншу, – Вы посмотрите, как плохо живёт Чахучан без аконийской техники, потом напишете, как хорошо живёт Шангути и как прекрасна жизнь в Синтане. Всё должно познаваться в сравнении.

Леонар не стал спорить, просто сделал вид, что ему уже всё равно куда ехать и о чём писать. Меня же не покидали тревожные мысли. Зачем нам плыть так далеко? Ни один нормальный правитель не станет показывать иностранной прессе промахи во внутренней политике в виде прозябающих в нищете деревень. Это же совершенно нелогично, это портит реноме не только губернатора восточных земель, но и сатрапа Чахучана.

Так ничего и не поняв, мы вернулись на теплоход, но не успела я закрыться в свое каюте, как Рин Реншу позвал меня обратно на палубу.

– Какой-то юноша подплыл к теплоходу на лодке и требует женщину со светлыми волосами. Он точно хочет видеть вас, госпожа Эмеран, других светловолосых женщин на борту нет.

Я была заинтригована. Что за юноша, откуда он меня знает, чего от меня хочет?

А это оказался тот самый брат девочки-плясуньи, которому так нужны деньги на обучение, что его семья не прочь продать родную дочь в бордель.

Я подошла к поручням и увидела, как его узкая длинная лодка раскачивается внизу у борта теплохода, а юноша с суровым видом тянется ко мне кончиком весла, на конце которого примотана моя купюра.

– Забери свои деньги, северная госпожа. Моя семья хоть и бедна, но живёт честно и не потерпит подачек.

На миг я опешила от такого заявления, но быстро собралась с мыслями и ответила.

– Эти деньги я дала не тебе, а твоей сестре. Не тебе ими распоряжаться.

– Ты позоришь мою сестру. Зачем ты дала ей эту бумажку? Что она сделала для тебя?

– Очень красиво танцевала. А ещё позировала на фотокамеру. И я заплатила ей столько, сколько посчитала нужным.

– Моя семья не нуждается в милостыне. А моя сестра, если и будет зарабатывать деньги, то только честным трудом.

– Где? В весёлом квартале?

– Она должна исполнить свой долг перед семьёй.

Тут я не выдержала и высказала этому зарвавшемуся юнцу всё, что накипело:

– Долг? И в чём он состоит? Раздвигать ноги перед каждым мужланом? Заражаться нехорошими болезнями и заражать ими других? От безысходности пить вино без меры и умереть молодой? Этого ты желаешь для своей сестры? Только такую жертву готов от неё принять? И как, не встанут тебе поперёк горла бордельные деньги, когда начнёшь грызть гранит науки? А когда станешь учёным и уважаемым человеком, сам не перестанешь себя уважать? Ведь цена твоей учёности – боль и страдания родной сестры.

Юноша взмахнул веслом и ударил им о воду. Купюра поплыла по реке, а он злобно кинул мне:

– Вы, северные варвары, не смеете нас учить долгу и чести. Вы здесь чужаки и не можете диктовать нам, как жить и как чувствовать. Возвращайтесь на свой стылый материк со своими железками, дикари.

Тут мой запас сарпальских слов иссяк. Онемев, я смотрела, как удаляется лодка с юношей, а проплывающие мимо рыбаки кидаются в воду, лишь бы доплыть до аконийской купюры и схватить её.

– Не переживайте, – решил подбодрить меня Рин Реншу. – Эти люди живут совсем не так, как вы привыкли. Никто здесь не считает работу в веселом квартале постыдной. Если сестра того юноши готова пойти в весёлый квартал, лишь бы получить деньги для его обучения, её будут уважать соседи, её жертвой будут восхищаться. А в весёлом квартале у неё может появиться поклонник, который выкупит её и женится на ней. А если не будет поклонника, то она сможет заработать себе приданое, и потом её обязательно возьмёт в жёны хороший человек.

Я внимательно слушала Рина Реншу и потом спросила:

– Вы сами-то в это верите?

– В Чахучане ходит много историй об искусницах, их красоте, танцах, о богатых поклонниках и историях любви.

– Так ведь это всё сказки для юных дурочек, чтобы им не было так страшно идти в весёлый квартал зарабатывать деньги для семьи. Вам-то, мужчинам, в это верить необязательно.

Пароход двинулся с места, унося нас на юг. Я сидела на койке в своей каюте и не могла прийти в себя. Почти сутки я жила с полной уверенностью, что сделала доброе дело, что спасла невинное создание от грязи и похоти. Но всё перевернулось. Никого я не спасла, из омута разврата не вытащила. Та девочка отправится в бордель, потому что её семья так решила. Им не деньги нужны, им просто хочется избавиться от лишнего рта. В былые годы при прежней власти, наверное, убили бы её в младенчестве, чтобы налог не платить, а теперь просто продают как скотину для похотливых самцов. Жестокие, бездушные люди…

Я бы так и страдала от навалившейся меланхолии в одиночестве, если бы не Леонар. Он постучался в мою каюту и с порога спросил:

– Так что там с тобой случилось на палубе?

И я рассказала. Про вчерашний вечер, про девочку, про бордель и её брата. Вышло скомкано и невнятно, потому Леонар заключил:

– Ясно. Я знаю, что тебе поможет привести мысли в порядок.

И он исчез, чтобы вернуться вновь, но с двумя стаканами красного вермута.

– Даже не спрашивай, где я это достал. Просто поверь, это именно то, что тебе сейчас нужно.

– Если после нашего знакомства в баре ты думаешь, что я всегда пью стаканами…

– Я ничего не думаю. Держи.

Пришлось принять стакан. Аромат полыни, смешанный с лёгкими нотками мяты, не особо вдохновлял на возлияние, тем более в жару, но воспоминания о юном наглеце в лодке не располагали к хорошему настроению. В общем, я не удержалась и сделала первый глоток. До чего же приторная гадость. Просто травяной сироп. Зато неприятные ощущения вмиг отшибают дурные мысли. Надо же, а ведь и вправду действует.