Миледи и притворщик

– Твои традиции глупы и бессмысленны! – воскликнул он и в нетерпении отошёл к столу, заставив меня съёжиться от эха, прокатившегося по залу. – Зачем мужчине хвалить женщину, если он не хочет обладать ею?

– Просто из вежливости, – осторожно прошептала я. – У нас так принято.

– А здесь принято иначе. И тебе придётся с этим смириться и выучить новые правила.

– Я не смирюсь.

Кажется, мои слова его немало удивили, потому как он обернулся и, глядя мне в глаза, спросил:

– Почему?

– Почему? Да потому что я не Нафиса, не Кирти и не Дипика. Я другая. И моя жизнь до того дня, как я попала в этот дворец, была совсем иной. Неужели ты думал, что я обрадуюсь твоему обману и кинусь тебе в объятия? Ты думал, я, рождённая свободной, смирюсь с участью рабыни? Думал, я забуду человека, которого люблю и которому отдала своё сердце? Нет, этого не будет. Лучше я вернусь в тот чулан, куда меня запихнули твои люди, и умру прямо там, не видя белого света. Потому, что хотя бы там я буду свободна от людской подлости и вранья.

– Подлости?! – взревел он, и на миг мне показалось что я вижу перед собой того самого безумца, что одним махом срубил голову мастеру Торельфу и распорол животы беременным девушкам из гарема.

Может, он и сейчас возьмётся за саблю. Ну и пусть. Так даже лучше. Умру быстро и не мучаясь.

Но вместо сабли сатрап сгрёб со стола свёртки бумаг и метнул их в мою сторону.

– Вот, смотри! Я же говорил, что скоро получу новую прессу и узнаю всю правду о твоём женихе. Теперь и ты узнай, каков он есть на самом деле.

Холодея от ужаса, я подобрала с пола первую попавшуюся газету и развернула её. Что там? Неужели статья о нас со Стианом? Значит, мой обман с принцем раскрыт? И личность Стиана тоже? О боги, надеюсь, он успел покинуть Старый Сарпаль до того, как сатрап увидел его фотографию. Иначе стражи найдут его и точно обезглавят как шпиона и главную любовь моей жизни.

Все эти мысли промелькнули в моей голове за долю секунды, а потом я увидела первую страницу тромского еженедельника десятидневной давности и прыснула от смеха. Там красовалась фотография Адемара и Лауры Фермонье, а внизу было написано что-то про их скорую свадьбу.

– Видишь, – с нажимом в голосе сказал Сурадж, – он променял тебя на неё. Он нашёл себе другую дочь другого визиря. И к этому человеку ты так стремишься вернуться? Ради него изводишь себя? Рад верности ему хочешь умереть? Так вот, смотри, он сам тебе неверен. Теперь у него будет другая жена. Не ты.

Наверное, Сурадж ждал, что я горько расплачусь, не в силах вынести измену принца, а он подойдёт и утешит меня. А я припаду в его объятья, и он приласкает меня… Но мне пришлось его горько разочаровать.

– Ну, раз не быть мне принцессой, стану любовницей принца. Он точно не будет против.

– Что? – пришёл в ужас Сурадж. – Как ты можешь говорить такие гнусные вещи? Как ты можешь желать для себя такой позор?

– Позор? Да у тебя самого куча жён и наложниц. О каком позоре ты мне говоришь?

– Это другое. За своих жён и наложниц в ответе я один. Они все под моей защитой и потому принадлежат лишь мне одному волей богов и буквой закона Сарпов. А то, что желаешь себе ты – против любых законов. Забудь об этом. Забудь об этом щенке. Он всего лишь принц, а я – правитель из самой древней и великой династии. Под моей властью сорок городов и сотни деревень. А когда на Запретном острове от чумы умрёт царь Фархан и его наследники, я стану правителем всего Сарпаля. А ты будешь моей третьей женой. Женой, а не гулящей девкой. Ты будешь купаться в золоте и шелках. Ты родишь мне наследника и никогда не будешь знать ни в чём нужды.

Наверное, после такой речи и обещаний я должна была очень сильно впечатлиться, но в голове крутилась лишь одна мысль:

– И с этим наследником мне придётся жить в здешнем гареме среди подколодных змей, что жалят наповал, и паучих, умеющих плести интриги? Жить с ребёнком и каждый день бояться, не отравит ли его другая мамаша ради блистательного будущего своего чада? Нет уж, лучше умереть самой и прямо сейчас. Давай, не тяни. Доставай саблю и руби мне голову, как срубил мастеру Торельфу. Хочу умереть так же, как мой коллега – без суда и вины.

Услышав имя убиенного фотографа глаза Сураджа потемнели, кулаки сжались, и я поняла, что смогла задеть самую больную его мозоль. Ну, вот и всё, моя участь предрешена. Я ясно вижу это в его чёрных от гнева глазах.

– Увести её! – неожиданно повелел он евнухам, что ждали меня за дверью.

– В Комнату Раздумий? – спросил один их них.

– Нет, – ответил Сурадж – Ведите её в покои младших наложниц, где ей и место, – а потом он перевёл взгляд на меня и добавил. – Не хочешь дарить мне свои ласки, значит, придётся подарить другому. Вот только вряд ли он будет с тобой так же добр и терпелив, как и я.

На этом меня вытолкали из зала и повели по коридору, а я всю дорогу прокручивала в голове странную фразу Сураджа. Что он такое для меня приготовил? Не отдаст же он меня на потеху своим стражам? Он ведь сказал, чтобы меня отвели в зал младших наложниц, а там стражи точно не бывают.

Войдя в зал, я ожидала, что меня засыплют вопросами о том, где я была столько времени, и страшно ли оказаться в Комнате Раздумий. Но стоило мне перейти порог, как собравшиеся в кружок девушки, до этого что-то бурно обсуждавшие, мигом замолкли и повернулись в мою сторону. Что-то недоброе проскользнуло в их растерянных и задумчивых взглядах. А потом на ноги вскочила Кирти и, указав на меня пальцем, объявила:

– Вот! Она из нас самая видная, потому что самая большая. Её он и выберет!

– Да! – возликовали остальные. – Пусть её забирает.

– А нас не трогает.

– Нас он и не заметит, когда увидит эту каланчу.

– Только, как её голова над нашими возвышается, заметит.

– Сразу заметит.

– И выберет её.

– А нас не тронет.

И так по кругу как заведённые они всё продолжали и продолжали обсуждать мой рост и неизвестного мне человека, который якобы должен меня зачем-то выбрать.

Минут пять я слушала эти бесконечные шушуканья и причитания, пока мне это не надоело, и я не спросила:

– Да объясните уже, что случилось?

Девушка затихли, в нерешительности уставились на меня, и только Санайя осмелилась робко сказать:

– Жрецы Инмуланы назначили День Очищения. И он случится через девять дней.

– День Очищения? – попыталась припомнить я. – Это какой-то праздник? Или…

– Это день, – мрачно протянула Шрия, – когда сатрап Строго Сарпаля должен взойти на очистительный костёр и оставить в огне все грехи, что свершил за последние семь лет правления.