Миллениум. Тетралогия.
Шрифт:
Он как раз начал перебирать бутылки, когда зазвонил его айфон – на дисплее высветилось имя Андрея Зандера. Но когда Микаэль ответил, в телефоне никого не оказалось. Вероятно, телефон просто сработал в кармане, подумал он и, налив в некоторой задумчивости две рюмки «Реми Мартен», снова уселся рядом с Хольгером Пальмгреном.
– Рассказывайте, – попросил он.
– Даже не знаю, с чего начать… Насколько я понял, дело происходило хорошим летним днем; Камилла с Лисбет сидели запертыми в детской…
Глава 23
Вечер 23 ноября
Август опять застыл. Продолжать отвечать он не мог. Числа стали слишком большими, и вместо того, чтобы схватиться за фломастер, мальчик сжал кулаки с такой силой, что тыльные стороны ладоней побелели. Он даже бился головой о стол, и Лисбет, конечно, следовало бы попытаться его утешить или, по крайней мере, последить
Оставив мальчика на кухне, она вышла в темноту и принялась рассматривать дикий, заросший ландшафт. Внизу, под крутым склоном, находились пляж и покрытое снегом поле с заброшенным гумном для танцев. Пригожими летними днями там наверняка толпились люди. Сейчас же все было пустынным. Лодки вытащены на берег, вокруг ни души, в домах по другую сторону залива никаких огней. Снова задул сильный ветер. Лисбет это место нравилось – во всяком случае, в качестве укрытия в конце ноября. Правда, ее едва ли смог бы предупредить звук мотора, если бы кто-нибудь решил их навестить. Единственная возможная парковка располагалась внизу, возле пляжа, и чтобы добраться до дома, требовалось взобраться по деревянной лестнице вдоль склона. Под защитой ночной темноты к ним наверняка можно было подкрасться. Но Лисбет думала, что этой ночью ей удастся поспать. Она в этом нуждалась. Ее по-прежнему мучила рана, и, вероятно, поэтому она так сильно отреагировала на то, во что изначально не верила. Но, вернувшись в дом, Саландер поняла, что дело было не только в этом.
– Обычно Лисбет не волнует погода или какие-нибудь события, происходящие где-то на периферии, – продолжал Хольгер Пальмгрен. – Ее взгляд отсекает несущественное. Но в тот раз она действительно упомянула о том, что на Лундагатан и над соседним парком светило солнце. Она слышала, как смеются дети. Возможно, она хотела сказать, что по другую сторону окна люди были счастливы. Хотела подчеркнуть контраст. Обычные люди ели мороженое и играли с драконами и мячами. Камилла и Лисбет сидели взаперти у себя в комнате и слушали, как отец насилует и избивает мать. Думаю, это было непосредственно перед тем, как Лисбет всерьез дала Залаченко сдачи. Но за хронологию я не ручаюсь. Случаев насилия было много, и они все имели один и тот же сценарий. Зала заявлялся во второй половине дня или вечером, сильно пьяный, и иногда трепал Камиллу по голове, приговаривая что-нибудь вроде: «Как у такой красивой девочки может быть такая отвратительная сестра?» Затем он запирал дочерей в детской и усаживался на кухне, чтобы еще выпить. Пил он одну водку и часто вначале сидел молча, только причмокивая, как голодный зверь. Потом чуть ли не ласково бормотал что-нибудь, типа: «А как сегодня себя чувствует моя потаскушка?» Но дальше Агнета совершала какую-нибудь ошибку – или, вернее, Залаченко решал, что видит какую-то ошибку, – и сразу следовал первый удар, как правило, пощечина, сопровождаемая словами: «А я-то думал, что моя потаскушка сегодня будет доброй». После этого он волок ее в спальню и вскоре уже пускал в ход кулаки. Лисбет вычисляла это по звукам. Она точно различала, какие именно удары он наносил и куда они попадали. Она знала это столь же отчетливо, как если бы избивали ее саму. За ударами следовали пинки. Зала пинал мать и колотил ее о стену, выкрикивая: «сука», «потаскуха», «шлюха», и от этого возбуждался. Он заводился, глядя на ее страдания. Только когда мать была уже вся в синяках и истекала кровью, он ее насиловал, а кончая, выкрикивал еще худшие мерзости, и потом все ненадолго смолкало. Слышались только сдавленные всхлипывания Агнеты и его собственное тяжелое дыхание. Затем он вставал, выпивал еще, недолго бормотал, ругался и плевал на пол. Иногда он отпирал дверь к Камилле и Лисбет, выпаливая нечто вроде: «Теперь мама опять добрая», – и уходил, хлопая дверью. Таков был обычный вариант. Но в тот день кое-что произошло.
– Что же?
– Комната у девочек была довольно маленькой. Как ни пытались они отдалиться друг от друга, их кровати все равно стояли почти вплотную, и во время избиения и насилия они, как правило, сидели каждая на своем матрасе, напротив друг друга. Разговаривали
они редко и чаще всего старались не встречаться взглядами. В тот день Лисбет почти не отрывала глаз от окна, выходившего на Лундагатан, и, наверное, поэтому могла рассказывать о лете и детях на улице. Но в какое-то мгновение она повернулась к сестре и тут увидела…– Что увидела?
– Правую руку сестры. Рука целеустремленно ударяла по матрасу, что, конечно, совсем необязательно заключало в себе нечто особенное. Это вполне могло быть проявлением какой-то нервозности или навязчивой черты. Поначалу Лисбет так и подумала. Но потом она заметила, что рука бьет в такт доносящимся из спальни ударам, и посмотрела на лицо Камиллы. Глаза сестры горели от возбуждения, и, что самое жуткое, Камилла в этот момент походила на самого Залу. И хотя Лисбет сперва отказывалась в это верить, не было никаких сомнений в том, что ее сестра улыбалась. По ее лицу гуляла насмешливая ухмылка. В эту секунду Лисбет осознала, что Камилла пытается встать на сторону отца и подражать его властному стилю. Она также поддерживает его удары. Болеет за него.
– Это же чистое безумие!
– Но так и было. И знаешь, что сделала Лисбет?
– Нет.
– Сохраняя полное спокойствие, она уселась рядом с Камиллой и почти нежно обхватила ее руку. Подозреваю, что Камилла вообще не поняла, что происходит. Возможно, подумала, что сестра ищет утешения или близости. Случались ведь и более странные вещи. Лисбет закатала рукав ее блузки, и в следующее мгновение…
– Да?
– Вонзила ногти в ее запястье, до самой кости, и процарапала жуткую рану. На кровать хлынула кровь, а Лисбет стащила Камиллу на пол и поклялась убить их с отцом, если побои и насилие не прекратятся. Впоследствии рана выглядела так, будто Камиллу порвал тигр.
– Господи!..
– Можешь теперь представить себе степень ненависти между сестрами. И Агнета, и социальные службы боялись, как бы не произошло чего-нибудь действительно серьезного. Камилле даже на время подыскали приемную семью в другом городе. Но этого, конечно, не хватило бы – рано или поздно они бы обязательно сцепились. Однако, как тебе известно, вышло все-таки иначе. Случилось нечто другое. Агнета получила травму головного мозга, Залаченко загорелся, как факел, а Лисбет изолировали от общества. Если я правильно понял, с тех пор сестры виделись только раз, несколькими годами позже, и тогда дело чуть не кончилось плохо, хотя детали мне неизвестны. На сегодняшний день Камиллу уже давно считают исчезнувшей. Последним следом является приемная семья, у которой она жила в Упсале, их фамилия Дальгрен. Если хочешь, я могу достать тебе их телефон. Правда, с тех пор, как Камилла в восемнадцать или девятнадцать лет упаковала сумку и покинула страну, никто о ней ничего не слышал; поэтому-то я чуть дух не испустил, когда ты сказал, что встретил ее. Даже Лисбет, с ее способностью отслеживать людей, не сумела ее отыскать.
– Значит, она пыталась?
– О да – в последний раз, насколько мне известно, когда распределялось наследство отца.
– Я этого не знал.
– Лисбет упомянула об этом только мимоходом. Она, естественно, не хотела из этого наследства ни эре. Считала эти деньги кровавыми. Однако сразу поняла, что с наследством что-то не так. Речь в общей сложности шла об имуществе на четыре миллиона крон. Туда входили хутор в Госсеберге, кое-какие ценные бумаги, обветшавшее промышленное помещение в Норртэлье и какой-то участок. Немало, очень даже немало. Но тем не менее…
– Зала должен был иметь гораздо больше.
– Да. Ведь Лисбет, как никто другой, знала, что он контролировал целую преступную империю. В этом контексте четыре миллиона представлялись сущей мелочью.
– Значит, вы полагаете, что она интересовалась, не унаследовала ли Камилла настоящую, основную часть?
– Думаю, именно это она и пыталась узнать. Сама мысль, что деньги отца продолжают причинять вред и после его смерти, мучила ее. Но она долго ничего не могла добиться.
– Должно быть, Камилла ловко поменяла имя и документы.
– Думаю, да.
– Вы полагаете, что она могла взять на себя бизнес отца по торговле людьми?
– Возможно, а может, и нет. Или же занялась чем-нибудь совершенно новым.
– Например?
Хольгер Пальмгрен закрыл глаза и сделал большой глоток коньяка.
– Этого, Микаэль, я, разумеется, не знаю. Но когда ты рассказывал о Франсе Бальдере, у меня, вообще-то, возникла одна мысль. Ты имеешь представление о том, почему Лисбет так хорошо разбирается в компьютерах? Тебе известно, с чего все началось?