Миллион черных роз

— Молодой человек, сядьте на минутку в мою машину, я хочу вам сказать несколько слов.

— Ну чо, ну чо еще ты мне хочешь сказать? — прогнусил парень, презрительно оттопырив нижнюю губу. — Мне с тобой разговаривать некогда, гони бабки — и весь разговор! Только конкретные бабки, а не гребаную сотку!

Тем не менее, несмотря на такое бескомпромиссное заявление, парень подошел к «Мерседесу» и сел на переднее сиденье рядом с водителем, демонстративно не выпуская из рук монтировку.

— Ну чо, говори, чего хотел? — повернулся он к своему противнику.

— Послушай, парень, — начал тот, невольно покосившись на монтировку, — давай-ка мы с тобой договоримся по-хорошему. Тебе неприятности наверняка не нужны, а они у тебя будут, это я тебе точно обещаю.

— Чего? — гнусаво протянул парень. — Ты меня еще пугать вздумал? Да я тебя самого так сейчас напугаю…

— Никого ты не напугаешь! — прошипел мужчина, придвинувшись к своему соседу. — Ты не знаешь, сопляк, на кого напоролся!

— На старого козла, — мгновенно отреагировал парень.

— Доиграешься ты когда-нибудь, — и водитель «Мерседеса» достал из кармана служебное удостоверение, — понял теперь, с кем имеешь дело? Я номер твоей машины запомнил, так что неприятности тебе гарантирую! Если хочешь разойтись по-хорошему — вот тебе двести баксов, и вали отсюда, чтобы я тебя долго искал! Это хорошие деньги, вся твоя ржавая телега столько не стоит!

Парень уставился в раскрытую перед ним книжечку, прочитал ее два или три раза и перевел взгляд на владельца удостоверения.

— Фу ты — ну ты! — он изобразил на своей круглой физиономии гримасу, которая, по его мнению, должна была изображать смесь почтения, испуга и насмешки. — Какие мы, оказывается, крутые! Круче нас только яйца, выше нас только звезды!

— Не нарывайся на неприятности, парень! — еще раз повторил владелец крутых корочек, убирая свое удостоверение в карман.

— Ну-ну, ты меня не пугай! — парень еще не отступал, но в его голосе и выражении лица появилась задумчивая неуверенность. — Сколько, ты сказал?

— Двести.

— Триста, и забудем нашу встречу, как кошмарный сон.

— Это точно, кошмарнее не бывает, — мужчина поморщился, но все же полез во внутренний карман за бумажником, — хорошо, пусть будет триста, но чтобы я тебя очень долго искал.

— Не волнуйся, папаша! — парень удовлетворенно пошуршал купюрами и засунул их за пазуху. — Ищи, сколько хочешь.

С этими словами парень выбрался из «Мерседеса», обвел взглядом окружавшую место аварии заинтересованную толпу и, высоко подняв руки, как рефери на боксерском ринге, провозгласил:

— Ша, мужики, все нормально!

Толпа была явно разочарована: она жаждала захватывающего зрелища, она жаждала крови «нового русского» и надеялась, что дело не обойдется без мордобоя. Однако у всех зрителей были, конечно, свои собственные дела, и люди начали понемногу расходиться. Общее мнение выразил долговязый скверно выбритый мужик с несомненными следами длительного запоя на лице:

— Эх, опять козел откупился! А надо было ему стекла кирпичом!

Красная «девятка» резко сорвалась с места и моментально затерялась в кривых переулках Петроградской стороны. Отъехав подальше от места аварии, она свернула к тротуару и лихо затормозила. Молодой водитель достал из кармана мобильный телефон и набрал номер.

— Алло, Маркиз, это я!

— Здорово, Ухо! Ну, как все прошло?

— Все в кайф! Как ты сказал. Записывай: Богомолов Сергей Никитич, председатель комитета мэрии по финансам.

— Ничего себе! — Маркиз присвистнул.

— Я на этом деле еще и триста баксов заработал! — весело проговорил Ухо. — И ты можешь представить, этот козел мне говорит: «Я тебе неприятности устрою, я номер твоей машины запомнил!..» Запомнил он, блин, номер моей машины! Да я сам, блин горелый, его не помню!

С этими словами Ухо выбрался из «девятки», захлопнул дверцу и не торопясь направился к ближайшему метро.

Добравшись до дома на общественном транспорте и тщательно проверившись на предмет «хвоста», Леня запер за собой дверь, плюхнулся в глубокое кожаное кресло и задумался.

Интуиция его не подвела, и благодаря ей он остался в живых…

Леня усмехнулся, представив, что скажет на это Лола. А скажет она, что если бы у него вообще была интуиция, то он не связался бы с таким опасным делом. Просто отказался и все! Или, побеседовав с Ухом, не стал бы договариваться о встрече с заказчиком. Или вообще не пошел на свидание с Ухом. Но дело сделано, и теперь нужно думать, что предпринять, чтобы выйти из этой истории без потерь.

Значит, его заказчиком был Богомолов, крупная в масштабах города фигура, человек, ворочающий огромными деньгами из городского бюджета. Скорее всего, судя по характеру содержимого пластиковой папочки, из-за денег и заварилась вся эта каша. Из-за очень больших денег…

Кстати, о деньгах!

Маркиз открыл кожаный портфель, который передал ему сегодня Богомолов. Интересно, если он знал, что через несколько минут Леня взорвется в своей машине — почему он не задумываясь отдал такие деньги? Или иначе — почему он не попытался вытащить портфель из взорванной машины? Боялся, или здесь что-то другое?

Леня распечатал одну из плотных пачек зеленоватых купюр, внимательно осмотрел бумажку с портретом Бенджамина Франклина. С виду она была вполне приличной, и шуршала, как добропорядочная, но все та же Ленина интуиция шептала ему, что с бумажкой что-то не то.

Он достал из ящика стола лупу, поднес к купюре. Микротекст вокруг портрета президента присутствовал.

Оставалось проверить купюру при ультрафиолетовом освещении. Маркиз не был бы Маркизом, если бы дома у него не имелось детектора банкнот. Леня вытащил его из стола, включил в сеть и вложил в него купюру.

Лиловое свечение в районе водяного знака поставило все на свои места. Как Леня и подозревал, доллары были фальшивые.

Сергей Никитич Богомолов не зря занимал пост председателя комитета по финансам. Он не бросал денег на ветер. Зачем отдавать настоящие доллары человеку, которому осталось жить несколько минут? Вполне обойдется фальшивыми!

— Ах ты, сволочь! — произнес Маркиз вполголоса.

Его почему-то особенно разозлили эти фальшивые доллары. Даже больше, чем взорванная машина, в которой он должен был находиться. Мелкие оскорбительные штрихи бывают более важными, чем основные детали картины.