Миллион черных роз
Шрифт:
Над лифтом загорелась лампочка четвертого этажа, и вскоре из кабины вышла совершенно удивительная личность. Скрюченная, сгорбленная старушонка с лицом, замотанным до самых глаз мужским шерстяным шарфом была, тем не менее, одета в довольно приличное черное пальто, и на ногах у нее красовались дорогие сапоги. Вера Анатольевна совершенно точно помнила, что эта старуха в дом не входила — разве что в другую смену, в дежурство второй консьержки Галии Равилевны…
— Простите, дама, а вы из какой квартиры? — строго осведомилась у таинственной незнакомки бдительная Вера Анатольевна, неукоснительно блюдя строгие правила несения караула.
— Из шешнадцатой! — прошамкала
Вера Анатольевна неодобрительно покачала головой.
В шестнадцатой квартире не так давно поселилась симпатичная пара — приятный мужчина лет тридцати, очень вежливый и обходительный, с какой-то удивительно незаметной внешностью — поговорив с ним в течение нескольких минут, совершенно невозможно было вспомнить, как он выглядит. Его жена — или кто она ему, сейчас у молодежи не разберешь — была, напротив, женщина очень яркая и красивая. К тому же она всегда эффектно и дорого одевалась… Конечно, это вызывало у Веры Анатольевны некоторое вполне понятное завистливое неодобрение, но со временем консьержка привыкла смотреть на жильцов как на людей другого сорта, как на жителей других планет, и постепенно изжила в себе социальную недоброжелательность. А в остальном девушка из шестнадцатой квартиры была очень мила, вежлива и симпатична.
Однако в самые последние дни с этой квартирой что-то происходило.
Началось с того, что в отсутствие хозяина в квартиру стали приходить другие мужчины. Сначала появился плотный мужчина в возрасте чуть за пятьдесят, с вьющимися слегка седеющими волосами и одутловатым нездоровым лицом — судя по внешности, замотанный бизнесмен средней руки.
Вера Анатольевна очень удивилась — собственный муж гораздо моложе и симпатичнее, чего, интересно, надо этим заевшимся дамочкам? Не говоря уже о том, что муж заботится о ней, создает ей такие исключительные условия, одевает в баснословно дорогие тряпки…
В отношении консьержки к жиличке из шестнадцатой появился первый холодок.
Но той показалось мало, и на следующий день к ней заявился совершенно подозрительный тип — лощеный красавчик с прилизанными иссиня-черными волосами, оливково-смуглой кожей и маленькими усиками… типичный злодей из латиноамериканского сериала… Впрочем, откуда у нас латиноамериканцы, наверняка просто «лицо кавказской национальности».
Такого свинства от приличной с виду девушки Вера Анатольевна никак не ожидала, и ее отношение к жиличке опустилось ниже точки замерзания.
А тут еще какая-то загадочная старуха… Нет, в шестнадцатой квартире явно творится что-то неладное!
Лиза Штукина не находила себе места.
Опять эта стерва Чижова на коне! Казалось бы, судьба наконец обошлась с ней по справедливости: ее обвинили в убийстве, и жить на свободе мерзавке остались считаные дни… конечно, и сама Лиза постаралась, вложила в дело свою скромную лепту, подбросив в гримерку Чижовой бриллиантовую змейку, но трудно осудить ее, учитывая всю глубину чувства, испытываемого несчастной травести к этой наглой выскочке…
Но несмотря на такие очевидные улики, полиция тянет, не собирается арестовывать стерву… Небось, она их всех купила или переспала с ними — Лиза видела, какие взгляды бросал на мерзавку высокий кудрявый опер! Но хоть одно радовало — Чижова сказалась больной и перестала ходить в театр, перестала доводить несчастную Лизавету своей отвратительно, мерзко безупречной внешностью и своими непрерывными успехами у публики…
Так надо же — и здесь сорвалось! Светлана, артистка второго состава, заменявшая
злодейку Чижову, выкинула номер — умчалась сломя голову в какую-то дыру, на Урал или в Сибирь, к жениху…Все, ну просто все против бедной Лизы!
А Главный хорош — кинулся звонить Чижовой, уговаривать ее, унижаться перед этой стервой… Ну и она, конечно, изволила согласиться, появилась в театре! Никто даже не видел, как она вошла, проскользнула незаметно мимо вахтерши — небось мучает все-таки совесть, не иначе как она убила Валерию…
И самое гадкое, что спектакль прошел «на ура», публика до сих пор аплодирует, не отпускает мерзавку… Ну, вкусы публики известны — им только подавай смазливую мордашку да стройные ножки… Тьфу, пошлость! Но даже этот хваленый критик притащился в антракте за кулисы, говорил Чижовой комплименты, ручки целовал, козел! Нет, все делается только за деньги или через постель, это ясно, как божий день! А настоящая актерская игра никому не нужна, и никто ее не оценит, никто не замечает, сколько страсти и подлинного таланта рядовой скромный труженик театра вкладывает в роль, допустим, Тома Сойера…
Погруженная в свои безрадостные мысли, Лиза Штукина брела по пыльному полутемному коридору в глубине театра.
Ноги сами привели ее к гримуборной Ольги Чижовой.
Лиза дернула дверь — она оказалась не заперта.
Оглядевшись по сторонам, травести прошмыгнула в комнату.
Она сама не знала, зачем вошла сюда — то ли надеялась проникнуть в какие-нибудь темные тайны предмета своей ненависти, то ли просто хотела лишний раз взглянуть на ее комнату, на ее вещи, как преступник, говорят, снова и снова возвращается на место преступления…
И Лиза, конечно, увидела то, чего ожидала — на гримерном столике Ольги Чижовой, в простом керамическом кувшине, стоял огромный букет свежих роз!
Пятнадцать белоснежных роз, полураскрытых, благоухающих, покрытых каплями росы… Конечно, это была не роса, а всего лишь обычная водопроводная вода, но розы от этого не казались менее прекрасными!
Какой-то идиот — поклонник принес мерзавке этот проклятый веник!
Самой Лизе только один раз подарили после спектакля букет цветов — и куда более скромный, потому что тот букет Лиза купила на свои собственные деньги и попросила поднести его Марину Столетову, свою одноклассницу, которой она подарила контрамарку… Лиза хотела, чтобы коллеги наконец увидели — ее тоже ценят зрители, ей тоже дарят цветы, она тоже настоящая актриса…
Но тот букет не шел ни в какое сравнение с этими отвратительными розами!
Лиза схватила мерзкий букет, выдернула его из кувшина, расплескав воду, и шагнула к двери — она хотела унести цветы и выбросить их, вышвырнуть куда угодно, только бы они не достались мерзавке Чижовой…
Схватив розы, Лиза укололась одним из шипов, и резкая боль на мгновение отрезвила ее. Она огляделась вокруг, почувствовав одновременно с уколом шипа укол стыда — что она делает в чужой комнате, зачем взяла чужие цветы, что будет, если ее кто-нибудь застанет здесь…
И в то же мгновение ужасная судорога пронзила все ее тело. В глазах Лизы потемнело, комната поплыла перед ней, она пыталась вдохнуть — и не могла, горло словно сдавила чья-то железная рука…
«Это все она, — подумала напоследок травести, — это все Чижова… Она что-то сделала со мной… Розы! Она отравила розы, чтобы убить меня!»
Это была последняя ее мысль.
Лиза Штукина покачнулась и упала на пол гримуборной, все еще сжимая в руке черенки великолепных белоснежных роз.
И из этого букета выпала визитная карточка.