Миллион лун
Шрифт:
— Хорошо. Принимаю ответ. А зачем вы вообще решили ждать меня?
Анн удивленно вытаращила на меня изумрудные глаза с малюсенькими черными зрачками.
— А как же? — удивленно произнесла она, — вы же единственный, кого мы тут знаем. Вы же можете нам помочь.
— Я? Ну, уж нет!
— Вы же добрый! — произнесла Анн тихо.
— Второй раз не прокатит! — заверил я, — из-за этой моей доброты я не собираюсь терять работу! И вообще, я сейчас позвоню начальству, пусть приходит кто-нибудь из главных и решает, что с вами делать. По-хорошему, вас должны будут выпроводить отсюда, составить протокол, вызвать милицию, для выяснения личности задержать на двое суток. И штраф какой-нибудь обязать заплатить!
Я захлебнулся в нахлынувших эмоциях, замолчал, чтобы перевести дух и заметил, что Анн и Танн молча на меня смотрят. В их глазах читалась наивная детская доверчивость, вера в человечность и доброту, во всеобщее счастье и благо. Говорить плохие вещи, когда на тебя смотрят такими глазами, было совершенно невозможно. Я глубоко вздохнул.
— И что вы на меня так смотрите? — спросил я, злясь на самого себя, — медом намазан что ли?
— Мы в вас верим! — сказала Анн с нотками непонятной гордости в голосе, — вы хороший человек. Вы не сделаете нам ничего плохого.
— И что же, интересно, вы думаете, я тогда сделаю?
— Вы дадите нам переночевать до завтра, а утром мы уйдем в другой мир, — сказала Анн.
— Еще чего! — буркнул я, лихорадочно находя доводы, — у меня одноместный номер. Кровать маленькая.
Танн вытянула шею и выдала ряд мяукающих звуков. Из ее горла раздалось что-то вроде довольного кошачьего урчания.
— Она говорит, что мы на полу поспим, не принцессы, — пояснила Анн, — как кошки. Они очень любят спать на полу. Свернувшись калачиком.
— Мило, — кисло заметил я, — а если кто-нибудь приедет?
— А к вам может кто-нибудь прийти ночью?
Я неопределенно пожал плечами. Дескать, мало ли. Впрочем, отступать, кажется, было уже поздно. Я еще раз окинул взглядом комнату. А ведь предупреждала Рита Львовна, чтобы после девяти ни одной девушки в номере… И вздохнул еще раз.
— Кофе будете?
— Будем! — улыбнулась Анн, — две ложки сахара, пожалуйста.
Я уныло щелкнул кнопкой на чайнике и пошел в ванную, сполоснуть кружки. Кружек, кстати, оказалось всего две.
Забросив кофе и сахар, наполнив кружки кипятком и поставив их перед инопланетными туристками, я сел на табуретку. Танн, схватив кружку, едва не ошпарилась, зашипела по кошачьи и принялась дуть и загадочно улыбаться при этом. Анн взяла чайную ложку и, со знанием дела, принялась размешивать.
— Я собираюсь сейчас ложиться спать, — сказал я, — а вам придется ложиться тоже, потому что я выключу свет. Утром я выйду из номера и закрою за собой дверь, а вы там со своей штуковиной, которая все открывает, выйдете позже и уйдете через парадный вход. Насколько я знаю, он не охраняется, да и всех посетителей гостиницы в лицо никто не знает. В крайнем случае, притворитесь отдыхающими, а там выйдете, и чтобы я вас в гостинице больше не видел. План понятен, девушки?
— Понятен. — Кивнула Анн, отпивая кофе маленькими осторожными глотками. Ее изумрудные глазки внимательно меня изучали, — а вы тут недавно работаете, верно?
Я покряхтел и сознался:
— Три дня.
— Немного. — Знающе сказала Анн, — стажер, стало быть?
— Что-то вроде того.
Анн отхлебнула еще кофе. Танн, наученная опытом, все еще старательно дула.
— А хотите, я покажу вам одну интересную штуку? — внезапно оживилась Анн.
— Если это не опасно, — осторожно заметил я.
— Ни капельки. Просто вы мне кое-что напомнили. Мы с Танн очень любим коллекционировать разные интересные вещи в мирах. Но покупать банальные сувениры для туристов — это не наш уровень. Мы действуем по-другому. Мы устраиваемся стажерами на какую-нибудь интересную работу, работает там недели две, а потом уходим… прихватив с собой что-нибудь.
— То есть, воруете!
Анн покачала головой.
— Нет. — Сказала
она, — Мы же не берем зарплату, которая нам полагается! Мы просто исчезаем с той вещью, которую нам бы хотелось иметь в своей коллекции. Как правило. Мы не берем дорогие вещи. Нам интересны вещи с какой-нибудь особенностью того или иного мира.— Ну, или просто красивые штучки, — вставила Танн, — помнишь, те бусы из живых молекул? Они еще щекочут кожу, когда одеваешь?
— Точно! — Анн оживленно подпрыгнула и слетела с кровати, словно ошпаренная.
Мне оставалось молча наблюдать, как она стрелой подлетела к рюкзакам и стала развязывать тесемки одного из них. Через минуту на свет была извлечена небольшая блестящая коробка, прямоугольная, светлого цвета. На мой взгляд, сделана она была из дешевого алюминия.
— Вот! — торжественно произнесла Анн, поставив коробку на стол, между кружек.
— И это все ваши сувениры? — с сомнением осведомился я.
Признаться честно, я ожидал увидеть коробку побольше. Хотя, странные девушки и без того меня заинтриговали.
— Все-все. С девяносто трех обитаемых миров!
— И даже одного необитаемого! — вставила Танн, — случайно залетели. Мне показалось, что я слышу мяуканье редкой породы кошек, но оказалось — показалось.
Я с сомнением оценил продолговатую коробочку. Что-то подсказывало мне, что в коробочке есть какой-то подвох. За три дня, проведенных в гостинице, я начал привыкать к различного рода фокусам. Я присмотрелся к коробочке и увидел тонкую линию разделения на верх и низ. Однако никаких ручек, замочков или скважин не обнаружил. Анн же легким движением руки провела по поверхности коробочки, и в тот же момент крышка откинулась с легким щелчком, открыв мне серую пустоту и клубящийся по краям туман. Точь-в-точь, как выглядели дыры в Ничто. Внутри коробки и было Ничто. Легкие клубы серого тумана вырвались наружу, взлетели вверх, словно собирались пробить потолок, но потом опомнились и мягко спланировали куда-то под стол. Я рефлекторно поджал ноги, одновременно, раздираемый любопытством, заглядывая внутрь коробочки. Ей богу, ничего, кроме пустоты, разглядеть не удалось.
— И где же ваши сувениры? — слегка разочаровался я, — удивлять, так удивлять. Раз уж поселились на ночь в моем номере, так показывайте все.
— Не торопитесь. Если смотреть все девяносто три сувенира, то у нас не хватит и недели.
— А если еще и тот сувенир из необитаемого мира, — вставила Танн.
Анн согласно кивнула:
— А еще есть один особенный сувенир, — сказала она, — но если вы собрались скоро ложиться спать, то, боюсь, мы до него не дойдем.
— Вы сначала покажите хотя бы один не особенный, — сказал я, — а там посмотрим.
Все-таки, любопытство — самая ужасная болезнь на свете. Стоит ее подцепить, и уже больше никогда не вылечишься. Причем, бывает, что болезнь протекает в легкой форме — когда, проходя мимо аварии или дерущихся людей — повернешь голову и приостановишься на несколько секунд. А бывает болезнь и потяжелее — когда прыгаешь с парашютом или спускаешься со страховкой по водопаду. Или без страховки. А кто скажет, что это не любопытство вовсе, а так, поиск экстремальных ощущений, не верьте ему. Адреналин — адреналином, но каждый прыгающий с парашютом, прежде всего заражен Его Величеством Любопытством. Наитяжелейшая форма болезни задает организму всего один-единственный вопрос — а каково это? И человек уже не в силах сопротивляться. Он ищет этот ответ. Ему любопытно проверить, действительно, а каково? И он прыгает, спускается, лезет под землю, плывет на Северный Полюс, летит за край Вселенной… Подцепить эту болезнь, знаете ли, очень легко. А вот вылечиться от нее вряд ли. Я еще не встречал ни одного выздоровевшего… да и здорового, честно говоря, тоже…