Миллион в воздухе

Откроем читателю правду – когда Амалия собиралась ехать в Париж вместе с графом, она на самом деле тоже рассчитывала незаметно от него отделаться, переключив его внимание на дорогие его сердцу автомобили, а сама без помех заниматься расследованием. Теперь, когда она знала по крайней мере одного человека, замешанного в происходящем, это было значительно проще.

– Значит, мы поедем в Париж все четверо? – спросил Кристиан.

– Разумеется, – сказала Амалия.

У графа вертелся на языке вопрос, но он предпочел оставить его при себе. Дело в том, что Кристиан был далеко не глуп и сразу же понял, что Амалия кое о чем умалчивает. Вот и сейчас, например, она ничего не сказала о человеке, который напал на Мэй, хоть ясно, что Амалии он известен. Словом, хоть кардинал Ришелье и сотрудничал с тремя мушкетерами, но он все равно оставался скрытным и непредсказуемым, как и подобает истинному герою Дюма.

Итак, вечером того же дня четверо сообщников сели на экспресс, отправляющийся в Париж, и на сей раз добрались до столицы Франции без всяких приключений. Однако мы не можем обойти вниманием один чрезвычайно интересный инцидент, который за несколько часов до этого произошел в почтовом отделении города Ниццы – том самом, откуда Амалия недавно отправляла телеграмму российскому резиденту.

Само по себе происшествие казалось совершенно пустячным. В разгар дня на почту вошел молодой человек с большой сумкой в руках, белозубый и дочерна загорелый. Молодой человек посмотрел на хорошенькую приемщицу писем м-ль Арманс, улыбнулся и спросил, нет ли письма до востребования для господина Пиге. Ему показалось, что м-ль Арманс посмотрела на него настороженно.

– Для господина Пиге? – переспросила она.

– Да, это я, – подтвердил молодой человек. – А письмо должно быть из Парижа.

То, что последовало за этим разговором, окутано густейшей завесой тайны, но папаша Доранж, который любил коротать часы в обществе литра дешевого вина на скамейке недалеко от почты, уверял, что через некоторое время четверо крепких мужчин выволокли из здания какой-то барахтающийся и отчаянно сопротивляющийся сверток, засунутый в подобие мешка. Сверток, кстати сказать, не только сопротивлялся, но и употреблял разные слова, к которым словари французского языка относятся весьма неблагосклонно.

Не без труда четверо здоровяков затолкали сквернословящий кулек в экипаж, который сразу же взял курс на главное полицейское управление города Ниццы. А на почте меж тем пятый участник задержания вытер пот и воспользовался новейшим человеческим изобретением, телефоном, дабы известить поселившегося у префекта г-на комиссара Папийона, что птичка благополучно залетела в клетку. Но птичка оказалась вовсе не та, которую ждали.

Не подозревая обо всех этих интереснейших событиях, мушкетеры и возглавляющий их кардинал в лице Амалии вышли из экспресса на Лионском вокзале города Парижа и направились в апартаменты, которые принадлежали баронессе Корф. По ее словам, это куда удобнее, чем жить в гостинице.

– Приведем себя в порядок, – сказала Амалия, – позавтракаем, передохнём, а потом займемся делом.

Однако Мэй, которая выдержала со своей бабушкой форменную битву за право покинуть Ниццу и уехать вместе с баронессой Корф, высказалась в том духе, что она готова приступить прямо сейчас. Уолтер горячо поддержал ее и объявил, что он тоже не нуждается в передышке. Благоразумный Кристиан возразил, что дело само собой, а хороший завтрак еще никому не помешал. Пока они пререкались, баронесса велела остановить карету и вышла, сказав, что вернется через несколько минут.

Этих нескольких минут хватило, чтобы мушкетеры без своего кардинала почувствовали себя обездоленными сиротами. Мэй надулась, Уолтер замолчал, а Кристиан сделался хмур, как осенняя туча. Он то и дело поглядывал в окно и был несказанно рад, когда Амалия наконец появилась, держа в руке маленький листок.

– Я тут навела кое-какие справки, – сообщила она. – Теперь мы знаем, где живут те, кто нам нужен.

По словам Амалии, в этом деле представляли особый интерес два человека. Первым, разумеется, был Пьер Моннере, тот самый пассажир из десятого купе, а вторым – кондуктор Луи Норвэн. Если Норвэн сказал им неправду о том, как звали пассажира, и настоящий Пьер Моннере жив, здоров и вообще в глаза не видел экспресс «Золотая стрела», тогда кондуктор приобретал первостепенное значение, его надо во что бы то ни стало найти и узнать настоящее имя пропавшего.

Впрочем, помимо этих двоих, было и третье лицо, чрезвычайно интересовавшее Амалию, но о нем она предпочитала до поры до времени молчать. Законным путем навести справки все равно не представлялось возможным, потому что оно принадлежало к людям-невидимкам, которые в силу профессии очень не любят афишировать свою деятельность. Звали этого человека Оберштейн, и Амалия не без оснований предполагала, что именно он и был тем высоким господином со сколотым зубом, который нагнал страху на бедную Мэй.

«Будем надеяться, что он все еще в Ницце… Интересно, на кого он работает на сей раз – на немцев, австрийцев или на кого-то еще? И знают ли в нашем посольстве хоть что-нибудь?»

В своей парижской квартире Амалия уже несколько лет не держала слуг. Она любила Париж, но в последние годы больше времени проводила в Петербурге и Ницце, не считая поездок к друзьям вроде того же герцога Олдкасла или визитов в свои имения. За порядком в доме следил консьерж, а его жена в отсутствие хозяйки раз в неделю убирала в комнатах.

– Жермен! Эти господа и мадемуазель со мной. Будьте так добры, принесите мне газеты и попросите, чтобы из ресторана доставили завтрак.

Она просмотрела принесенные газеты, обращая особое внимание на известия с юга Франции, и нахмурилась, поняв, что ее расчеты не оправдались. Нигде не было упоминания о загадочном втором трупе, который – как была уверена Амалия – рано или поздно должен появиться.

«Пока не будем ломать голову… Сейчас есть дело поважнее».

После завтрака Амалия объявила:

– Разделимся на две группы. Я и господин граф займемся Пьером Моннере. Что касается Луи Норвэна, то он достается вам, мистер Фрезер, и вам, Мэй. Постарайтесь узнать о нем побольше – вернулся он в Париж или нет, часто ли бывает дома, словом, все, что можно. Если представится случай, постарайтесь проследить за ним, только осторожно.

– Наверное, мне надо переодеться юношей? – предложила Мэй, блестя глазами. – Не забывайте, он видел меня и может узнать!

Священник попытался представить себе Мэй в мужской одежде, но тут Амалия положила конец игре его воображения, сказав:

– Не надо заходить так далеко, достаточно неброской одежды и шляпки с вуалеткой. Вот адрес Норвэна, – она протянула Мэй половину листка. – Деньги на расходы у вас будут. Не думаю, что с исполнением задания возникнут трудности, но на всякий случай, если что-то случится, бегите быстро, кричите громко и ни в коем случае не пытайтесь никого задержать. Вы поняли?

Мэй и Уолтер синхронно кивнули, не удержавшись, кивнули снова и опять одновременно.

– Мы можем приступать? – спросила Мэй, ужасно гордясь собой.