Милорадович

«Здесь был перелом войны. Все успехи, следствие первоначального преимущества неприятеля над нами, были им приобретены, но с тем вместе и истощены. С нашей стороны все неизбежные жертвы были принесены: грозное и твердое отступление, бессмертными битвами ознаменованное, возвысило дух армии; новые подкрепления спешили к ней, отовсюду подвозы всякого рода водворяли и поддерживали изобилие, даже самую роскошь, в лагере, доставившем давно желанный и надежный отдых войскам. Тлевшая уже народная война вспыхнула и объяла истребительным своим малым огнем французскую армию. Партизаны начали свое дело. Каждый день стоит французам не менее трех сот человек при фуражировках… Цель перед Наполеоном убегала недостижимая. Мир — было слово для нас забытое и непроизносимое, непоколебима надежда на твердость Александра. Русский октябрь тешил и обманывал лучшими своими днями сынов Запада и Юга Европы, в сердце раздраженной и поднявшейся России проникших. Попытки вступить с Кутузовым в переговоры обращены в новую для врага сеть хитрым полководцем-дипломатом, которого, по слову Суворова, и Рибас [1118] не обманет» [1119] .

1118

Рибас Хосе (Осип Михайлович), де

(1749—1800) — адмирал. В 1772 году по предложению А.Г. Орлова из неаполитанской армии перешел на русскую службу. Участвовал в Русско-турецких войнах 1768—1774 и 1787—1791 годов. Командовал авангардом при взятии Хаджибея и Аккермана (1789), гребной флотилией при взятии Тулчи и Исакчи (1790), гребной флотилией и десантными отрядами при штурме Измаила. В 1793 году составил план строительства порта в Хаджибее (Одессе) и, будучи главным начальником порта, руководил его постройкой. Участвовал в строительстве города Одессы (1794—1797), в которой главная улица в честь Рибаса была названа Дерибасовской. В 1797—1800 годах — член Адмиралтейств-коллегий и генерал-кригскомиссар.

1119

Грабе П. X.Указ. соч. с. 416-417.

Для переговоров Наполеон избрал генерала Армана де Коленкура, бывшего посла в Петербурге, но герцог Виченцский, изначальный противник этого похода, не отказал себе в удовольствии передать императору слова Александра I, сказанные при прощальной аудиенции: война может быть закончена лишь тогда, когда пределы России покинет последний французский солдат. Переговоры, считал Коленкур, невозможны.

Наполеон желал мира — любой ценой, только бы честь была спасена, как сказал он генералу графу Лористону [1120] , отправляя его в ставку русского фельдмаршала. Под «честью», очевидно, он прежде всего имел в виду свою стремительно разваливающуюся армию… В 1811 году Лористон и сменил герцога Виченцского на посту в Петербурге, но не был так близок к царю, как Коленкур, а потому надеялся на успех своего предприятия.

1120

Лористон Жак Александр Бернар Ло, граф(1768—1828) — министр и королевский обер-егермейстер, товарищ Наполеона по артиллерийской школе. Участвовал в кампаниях 1805 и 1809 годов, решил судьбу боя при Ваграме. В 1811—1812 годах — посланник в Санкт-Петербурге; во время «Ста дней» не перешел на сторону Наполеона, за что получил титул маркиза (1817) и маршальский жезл (1823).

«Французы прислали генерала Лористона, чтобы просить свидания с Кутузовым. Последний поручил князю Волконскому заменить его в этой беседе» [1121] .

«Князь Волконский и Лористон, окончив разговор и собираясь уже уезжать, поворачивали лошадей, вдруг встретили с французской цепи Мюрата, а с нашей — Беннигсена и Милорадовича. "Долго ли длиться войне?" — спросил Мюрат. — "Не мы начинали войну!" — отвечал Милорадович. "Как Неаполитанский король, — продолжал Мюрат, — я нахожу, что ваш климат суров!" — После короткого незначительного разговора генералы обоюдных войск возвратились в свои авангарды; на наших аванпостах ежедневно разъезжал Милорадович, рисуясь на стройном коне вдоль своей цепи; то же самое делал Мюрат» [1122] .

1121

Дурново Н.Д.Дневник 1812 года // 1812 год… Военные дневники. с. 95.

1122

Анекдоты и черты из жизни графа Милорадовича… с. 41.

«Костюм Мюрата был совершенно особенный. Он — в расшитых золотом зеленых панталонах и красных сапогах. Его мундир был также очень богатым. Огромный султан венчал его большую шляпу. Одним словом, он имел вид скорее шута, чем короля. Его свита была одета более благопристойно, но без всякой изысканности» [1123] .

Вечером 23 сентября русский главнокомандующий все-таки принял французского посланника. К этой встрече в лагере подготовились основательно: батальоны были рассредоточены на большой площади, повсюду, даже там, где не было никаких войск, горели костры, на ужин солдатам выдали дополнительную винную порцию, было приказано «песни петь и веселиться»… Соответствующим образом подготовился к встрече и Кутузов.

1123

Дурново Н.Д.Дневник 1812 года // 1812 год… Военные дневники. с. 95.

«Мы в первый раз увидели Кутузова в мундире и в шляпе. Эполеты он попросил у Коновницына — его собственные ему казались не довольно хороши. Но и Петр Петрович был не франт, лучше бы обратиться к Милорадовичу» [1124] .

Не сказав посланнику Наполеона ни да, ни нет, Михаил Илларионович очень аккуратно намекнул, что, по его личному мнению, лучше бы «да», и обещал незамедлительно известить Александра I о предложениях французского императора. Французы стали ждать желаемого, тогда как русские нечувствительно поддерживали в них ложную уверенность.

1124

Щербинин А.А.Записки Щербинина // 1812 год в дневниках, записках и воспоминаниях современников. с. 36.

«На другой день совершенное спокойствие в лагере неприятельском заставляло думать, что ожидается прибытие больших сил. Напротив, от сего дня, на некоторое время, без всякого условия, прервались действия, и не сделано ни одного выстрела. Господа генералы и офицеры съезжались на передовых постах с изъявлением вежливости, что многим было поводом к заключению, что существует перемирие» [1125] .

«25 [сентября].Армия остается на позиции при Тарутине. Хотя перемирие не было заключено, командующие авангардами условились между собой прервать военные действия на некоторое время. Неаполитанский король подъехал к нашим аванпостам, не подвергаясь ни малейшей опасности. Милорадович точно так же подъехал к французским» [1126] .

1125

Ермолов А.П.Записки А.П. Ермолова. 1798—1826. с. 210.

1126

Дурново Н.Д.Дневник 1812 года // 1812 год… Военные дневники. с. 95.

Заметим, что русские военачальники бдительности не теряли. «Князь Кутузов не предполагал, что Наполеон атакует Тарутинский лагерь, но тем не менее принимал меры осторожности и по этому поводу писал Милорадовичу: "По случаю теперешнего бездействия можно заключить, что неприятель делает некоторые скрытные приготовления, а как позиция наша окружена большей частью обширнейшими лесами, то желаю, чтоб вы подтвердили казачьим полкам, содержащим передовую цепь и делающим разъезды вправо и влево, сколь можно делать оные далее, подслушивая ночью, не прорубается ли неприятель лесами, делая себе сквозь оные новые дороги"» [1127] .

1127

Михайловский-Данилевский А.И.Отечественная война… с. 163.

Но Михаил Андреевич и сам не успокаивался: «Генерал Милорадович доставил из авангарда 27-го и 28-го числа пленных 4 офицера и 346 рядовых» [1128] .

…Между тем за многими событиями мы совсем потеряли из виду поручика Апшеронского полка Федора Глинку. Пора бы о нем вспомнить!

Выйдя в отставку осенью 1806 года, адъютант Милорадовича поселился в небольшом Смоленском имении Сутоки, привел в порядок свои военные дневники — и через два года они были изданы под названием «Письма русского офицера о Польше, австрийских владениях и Венгрии с подробным описанием похода россиян против французов в 1805 и 1806 гг.». Отставной поручик начал писать стихи — их публиковал журнал «Русский вестник»; он стал писать статьи — тоже не без успеха… 1812 год перевернул эту творческую жизнь.

1128

М.И. Кутузов. Сборник документов. т. 4. Ч. 1. с. 401.

Раздался звук трубы военной, Гремит сквозь бури бранный гром: Народ, развратом воспоенный, Грозит нам рабством и ярмом! —

заявил Федор Глинка в стихотворении «Военная песнь, написанная во время приближения неприятеля к Смоленской губернии» — ему определенно нравились длинные названия, сразу же излагавшие всю суть произведения, — и отправился к армии. Глинка писал, что произошло это сразу после того, как он получил послание от полкового шефа. Прочитав письмо на ступеньках своего дома, он, как был, вскочил на коня и, бросив усадьбу и все имущество, в том числе и находившиеся там свои бумаги, поспешил к армии. По дороге Федор наблюдал бой у стен Смоленска; обозревал поле сражения с колокольни церкви Рождества Пресвятой Богородицы в селе Бородине… Затем он сопровождал раненого брата и потому нашел Милорадовича только в Тарутинском лагере… Хотя другой вариант его же рассказа противоречит легенде о «личном вызове»:

«Я приехал сюда также с тем, чтоб непременно определиться в полк. Но мне надо было найти генерала, который, зная прежнюю мою службу, принял бы бедного поручика хотя тем же чином, несмотря на то что все свидетельства и все аттестаты его остались в руках неприятеля и что на нем ничего более не было, кроме синей куртки, сделанной из бывшего синего фрака, у которого от кочевой жизни при полевых огнях полы обгорели. Я пошел к генералу от инфантерии Милорадовичу, живущему в авангарде впереди Тарутинской позиции. Он узнал меня, пригласил в службу; и я уже в службе — тем же чином, каким служил перед отставкой и каким отставлен, то есть поручиком, имею честь находиться в авангарде, о котором теперь гремит слава по всей армии» [1129] .

1129

Глинка Ф.Н.Письма русского офицера. с. 30.

Как оно было на самом деле — не суть важно. Гораздо важнее, что отныне Глинке суждено было находиться при Милорадовиче до последнего его дня.

А в это время из далекого Стокгольма восторженная мадам де Сталь писала светлейшей княгине Екатерине Ильиничне Голенищевой-Кутузовой: «Будьте так добры сказать генералу Милорадовичу, что я готовлю ему лавровый венок, как достойному сподвижнику своего полководца» [1130] .

Казалось бы, война замедлила свой ход и даже остановилась в ожидании высочайшего решения. Но это только казалось, потому как ни на день не прекращались боевые действия «малой», партизанской войны, и порой всего один шаг разделял не только великое и смешное, но также жизнь и смерть…

1130

Шишов А.Н.Указ. соч. с. 383.