Милорадович
Шрифт:
Михаил Андреевич считался на своем посту далеко не из лучших.
«Граф Милорадович, как известно, был плохой генерал-губернатор. Беззаботность его, невнимание и легкомыслие при решении массы дел и прошений, к нему поступающих, были хорошо известны современному ему обществу, и вот однажды выискался затейник, который сыграл над генерал-губернатором следующую шутку. Направлена и подана была Милорадовичу особого рода челобитная, причем расчет шутника-просителя состоял именно в том, что Милорадович подмахнет резолюцию, по обыкновению не прочитав путем бумаги. Ожидания вполне оправдались. Вот эта челобитная мнимого ямщика:
"Его сиятельству, господину санкт-петербургскому военному генерал-губернатору, генералу от инфантерии графу Михаилу Андреевичу Милорадовичу, ямщика Ершова покорнейшее прошение.
Бесчеловечные благодеяния вашего сиятельства, пролитые на всех, аки река Нева протекли от Востока до Запада. Сим тронутый до глубины души моей, воздвигнул я в трубе своей жертвенник, пред коим, стоя на коленях, сожигаю фимиам и вопию: 'ты еси, Михаил, спаси меня с присносущными'. Ямщик Ершов".
Собственноручная резолюция графа Милорадовича: "Исполнить немедленно"» [1655] .
1655
Из
Нередко генерал-губернатор сам лез в дела совершенно нелепого свойства. Александр Тургенев писал: «Ввечеру видел превращенного наизнанку "Вертера" и смеялся как бы во время оно… За первое представление, ознаменованное гласным шиканьем, многим запретил либеральный Милорадович ходить во французский театр; и я сегодня не мог доказать ему, что он на это не имел никакого права, ибо ограничивать свободу действия навсегда превышает власть полиции» [1656] .
А тут еще и вдовствующая императрица обращалась к графу: «Следуя с удовольствием внушению Моего к вам уважения и уверения о рвении вашем ко всякому благому и полезному делу, Я испросила согласие Императора, Любезнейшего Моего Сына, на определение Вас в члены советов, учрежденных при Обществе благородных девиц и Училище ордена святой Екатерины, по воспоследовании которого Я дала повеление сим советам о пречислении Вас к оным…»
1656
Остафьевский архив князей Вяземских. т. 1. с. 324.
Почетно. Хотя какая от того польза и для графа, и для девиц? Но «…в это время граф Михаил Андреевич стоял на такой высоте, что санкт-петербургские общества: филармоническое, фармацевтическое, вольное общество любителей словесности, наук и художеств и другие избрали его своим почетным членом» [1657] .
«Мне удалось быть в публичном собрании Российской Академии. Съехались все члены Академии и некоторые важнейшие посетители первые заняли свои места за большим круглым столом: посреди — президент Академии, Шишков, по правую его руку — Карамзин, затем — митрополит Сестренцевич и так далее; а по левую — секретарь Академии, Соколов, далее — Гнедич, Крылов, Жуковский и прочие. Против них, с другой стороны стола, сидели почетные члены: Кочубей, Аракчеев, Мордвинов, Голицын, Лобанов-Ростовский, Милорадович, Сперанский, Оленин и др.» [1658] . И в Академии, в числе самых первых лиц, — тоже он.
1657
Семевский М.В.Граф Михаил Андреевич Милорадович… с. 178, 177.
1658
Воспоминания К.С. Сербиновича. Николай Михайлович Карамзин // Русская старина. 1874. т. 11. с. 63.
Летом 1819 года незаметно произошло событие, определившее судьбу не только всей империи, но и лично графа Милорадовича. Обедая у великого князя Николая в лагере под Красным Селом, «Государь начал говорить, что он с радостью видит наше семейное блаженство (тогда был у нас один старший сын Александр, и жена моя была беременна старшей дочерью Марией); что он счастья сего никогда не знал, виня себя в связи, которую имел в молодости; что ни он, ни брат Константин Павлович не были воспитаны так, чтобы уметь ценить с молодости сие счастье; что последствия для обоих были, что ни один, ни другой не имели детей, которых бы признать могли, и что сие чувство самое для него тяжелое. Что он чувствует, что силы его ослабевают; что в нашем веке государям, кроме других качеств, нужна физическая сила и здоровье для перенесения больших и постоянных трудов; что скоро он лишится потребных сил, чтоб по совести исполнять свой долг, как он его разумеет; и что потому он решился, ибо сие считает долгом, отречься от правления с той минуты, когда почувствует сему время…» [1659]
1659
Записки Николая I. с. 13—14.
«Известно, что первые разговоры между государем и Николаем Павловичем произошли еще в 1819 году, и что принц Вильгельм Прусский был посвящен во все подробности переговоров как тогда, так и в позднейшее время. Следовательно, вопрос назревал постепенно, а после брака цесаревича с полькой стал на очереди и подвергся всестороннему семейному обсуждению, хотя и тайному» [1660] .
«С тех пор часто государь в разговорах намекал нам про сей предмет, но не распространялся более об оном; а мы всячески старались избегать оного. Матушка с 1822 года начала нам про то же говорить, упоминая о каком-то акте, который будто бы братом Константином Павловичем был учинен для отречения в нашу пользу, и спрашивала, не показывал ли нам оный государь» [1661] .
1660
Николай Михайлович, вел. кн.Император Александр I. с. 254. с. 316-317.
1661
Записки Николая I. с. 13—14.
«Великий князь Николай Павлович никогда не знал положительно ни об отречении Константина Павловича от своих прав на наследование престола, ни о том, что преемником Александра
будет он, Николай Павлович. При сохранении в глубокой тайне тех актов, которыми приготовлена была эта перемена в порядке наследия русского престола, великого князя хотя и мог наводить иногда на мысль о том разговор с ним императора Александра I в 1819 году в Красносельском лагере, но ничто во внешнем образе действий императора не обнаруживало намерения привести в исполнение выраженную тогда мысль» [1662] .1662
Корф М.А.Записки. с. 158.
Очень возможно, что недоверчивый Александр I боялся объявить своего преемника раньше времени — вдруг тот поспешит занять завещанный трон. Официально же считается, что государь не желал волновать народ объявлением подобных решений. Что ж, вполне традиционно для России.
Именно это «утаенное завещание» привело к событиям 1825 года.
…В 1819 году в Санкт-Петербурге, по проекту знаменитого зодчего Карла Ивановича Росси [1663] , начались работы по перепланировке Дворцовой площади. 8 июля был торжественно заложен новый Исаакиевский собор, который строил Огюст Монферран [1664] , — эта стройка почти на четыре десятилетия разделит Исаакиевскую и Петровскую, она же Сенатская, площади.
1663
Росси Карл Иванович(1775—1849) — архитектор, крупнейший зодчий русского ампира. Создал замечательный архитектурно-парковый ансамбль на Елагином острове (1818—1822). Во многом именно благодаря Росси Петербург к 1830-м годам обрел новое лицо. В 1819 году он полностью преобразил пространство перед Зимним дворцом, между Невским проспектом и Марсовым полем. Преображая территорию от Невского до Чернышева моста через Фонтанку, возвел здесь в 1828— 1834 годах Александрийский театр с отходящей от его заднего фасада Театральной улицей, оформленной двумя однородными протяженными корпусами со сдвоенными дорическими колоннами; с городом театр и улицу связали площади Театральная и Чернышева. Последний из крупных ансамблей был выстроен на Сенатской площади; проекты Росси определили облик и структуру соединенных аркой зданий Сената и Синода — тем самым была завершена система трех парадных площадей центра города (Дворцовой, Адмиралтейской и Сенатской).
1664
Монферран Август Августович(1786—1858) — русский архитектор, декоратор и рисовальщик. По происхождению француз. С 1816 года работал в России, в Петербурге. Творчество М. знаменует переход от позднего классицизма к эклектизму. Работы: Исаакиевский собор, Александровская колонна, дом Лобанова-Ростовского (1817—1820), отделка Фельдмаршальского, Петровского и строительство Круглого залов Зимнего дворца (1827 — начало 1830-х), перестройка дома Гагариной (1840-е).
«В начале 1820 года происходило в Петербурге собрание думы "Союза Благоденствия", где шли рассуждения о правлении монархическом и республиканском. Пестель вычислял выгоды того и другого, и все члены (кроме Ф.Н. Глинки) высказались по поводу "республиканского" правления; но… члены Общества и теперь все-таки говорили, что "если император Александр сам дарует России хорошие законы, то они будут его верными приверженниками и сберегателями"» [1665] .
1665
Пыпин А.Н.Общественное движение в России при Александре I. Пг., 1918. с. 458.
Вскоре случилась, так сказать, «Пушкинская история».
Судьба просто не могла не свести этих двух замечательных людей своего времени. После окончания Лицея Пушкин жил в 4-й Адмиралтейской части, на набережной Фонтанки, в доме адмирала Клокачева, в районе Коломна, числясь в Иностранной коллегии. Милорадович вызывал у него романтическое любопытство:
«Его тетрадь наполнена эскизами женских головок, начертанных весьма бойким карандашом, и мужских портретов, иногда в целый рост, как, например, тогдашнего петербургского генерал-губернатора графа Милорадовича, который в то же время был и героем театральных, закулисных романов» [1666] .
1666
Анненков П.Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху. 1799-1826 гг. СПб., 1874. с. 134.
У Михаила Андреевича к Александру Сергеевичу был служебный интерес.
«Заметя в государе наклонность карать то, что он недавно поощрял, граф Милорадович, русский Баярд, чтобы более приобрести его доверенность, сам собою и из самого себя сочинил нечто в виде министра тайной полиции… Кто-то из употребляемых Милорадовичем, чтобы подслужиться ему, донес, что есть в рукописи ужасное якобинское сочинение под названием "Свобода" [1667] недавно прославившегося поэта Пушкина… Милорадович поспешил доложить о том государю, который приказал ему, призвав виновного, допросить его. Пушкин рассказал ему все дело с величайшим чистосердечием; не знаю, как представил он его императору, только Пушкина велено… сослать в Сибирь» [1668] .
1667
Ода «Вольность».
1668
Вигель Ф.Ф.Записки. с. 973.