Милосердие динозавра (повести)

Ефремов прошелся вдоль пульта, закинув руки за спину, словно обыкновенный человек, учитель, озабоченный нерадивостью своих учеников. Флоренс наблюдала за ним расширенными глазами, ее била дрожь, и Никита крепко прижал ее к себе, успокаивающе проведя ладонью по волосам.

— В какой-то мере ситуация в Сфере напоминала спектакль, преследующий одну-единственную цель — заинтересовать одного-единственного зрителя, то есть дайсониан, но играть этот спектакль нужно было так правдиво, что никакая инсценировка, игра, малейшая фальшь не прошли бы — наблюдатель дайсониан тут же разобрался бы, что это просто пьеса, и дайсониане никогда не вышли бы из кокона. — Короткий взгляд на Флоренс. — Мы не могли рисковать и пошли на связь с Чужими, как вы назвали представителей цивилизации дилеров, деловых посредников, доживающих свой век. Каким образом этот тип разумных существ-торговцев сумел остановиться на грани вымирания, каким причудливым поворотом эволюции он вообще достиг высот технологии и вышел в космос, нам еще предстоит разобраться. Их цивилизация пошла по иному пути: не самостоятельного развития научно-технического потенциала, а заимствования достижений у других цивилизаций, купли-продажи и промышленного шпионажа. Таланты, знания, информация, мастерство, культура, искусство — все для дилеров является товаром межрасовой коммерции, хотя сами они почти ничего не создали и ничего не приобрели. Представляете, в каком они социально-эволюционном тупике? Заимствование неизбежно ведет к пробелу в информационном базисе, к резкому замедлению развития и, главное, — к извращению логики и эрозии морали.

Мы лишь недавно открыли цивилизацию дилеров, но лечить ее придется долго.

К сожалению, в Галактике еще много неблагополучных цивилизаций, занесенных в Красную книгу психозоя, и дилерам есть где приложить свои способности. Но не будем отвлекаться. Вы уже поняли, в чем состояла суть нашей игры: дилеру надо было продать Сферу, а для этого прежде выгнать оттуда вас. Да, вы понесли потери, закрыв собой амбразуру Чужих, веками росших в атмосфере циничных расчетов и жажды наживы, всеобщей ненависти и лжи, высокомерия и корыстолюбия. Да, вы пережили боль утрат, гнев и тревогу за судьбы своих соотечественников, но скажите — слишком ли велика эта цена для спасения цивилизации? Не человека, не коллектива, даже не народа — цивилизации?!

Все молчали. Флоренс снова вздрогнула.

Ефремов остановился, вглядываясь в глубину виома, отражавшего две светящиеся фигуры в центре — облако и снежинку, и в его голосе вдруг прорвалась нотка тоски:

— Мы не боги, увы, и тоже теряем людей. — Он так и сказал — «людей», хотя едва ли облик его сородичей был схож с человеческим. — При одной из попыток выковырнуть дайсониан из их «скорлупы» погибла моя… жена, друзья… — Ефремов обернулся. — Я сделал свое дело, как и вы, Никита, диалог-контакт уже начался, а это главное. Приглашаю ваших специалистов ВНК.

— Обидно на чужом пиру быть незваным гостем, — пробормотал молодой начальник группы контакта.

Ефремов покачал головой.

— Вы не будете в этом диалоге «родственниками из провинции», потому что решающее значение для контакта имеет не высокий уровень техники, а высокий уровень культуры. Думаю, земная культура достаточно развита и самобытна, чтобы стать достойным партнером в контакте. У вас есть еще ко мне вопросы?

— Выходит, мы сыграли роль консервного ножа? — тихо спросил Пинаев.

Ефремов посмотрел на него как сквозь слезы.

— Я понимаю ваши чувства и, хотя не имею полномочий продолжать разговор на таком уровне, от имени Совета и от себя лично прошу прощения. Но мы не нашли иного пути.

Никита молчал, молчали Строминьш, руководитель группы ВНК, Флоренс. Кто-то невидимый, но ощущаемый, продолжал шевелить мир вокруг, заглядывая в их души, оценивая, сравнивая, размышляя, а они стояли и смотрели на представителя высшего разума, ничем не отличимого от человека, даже способностью совершать ошибки, и только Никита наконец нашел в себе силы ответить Ефремову:

— Я не вправе судить и осуждать… может быть, в самом деле невозможно помочь дайсонианам иным путем, но я уверен, можно было удержаться от ненужных жертв, объясни вы нам все раньше.

На мгновение глаза у Ефремова снова стали больными, измученными, растерянными, словно колоссальная тяжесть ответственности за все происшедшее и сломала барьеры воли и выдержки, и обнажила ранимую, исколотую шипами сомнений душу. Он не собирался оправдываться, но не мог уйти, не ответив на обвинение, и колебания его были красноречивее слов.

— Пойдемте, — сказал он наконец начальнику группы контакта. — Вас ждут.

И тут Флоренс, высвободившись из объятий Никиты, шагнула за Ефремовым и сказала ему в спину с отчаянием:

— А что теперь будет со мной?!

Ефремов обернулся, лицо его изменилось, разгладилось, улыбка впервые промелькнула на его губах.

— По-моему, на этот вопрос может ответить только Никита Пересвет.

Флоренс растерянно оглянулась…

Милоседие динозавра

Кемпер позвонил в семь утра, когда Алиссон еще спал: начиналось воскресенье, и не нужно было вставать рано, как в обычные рабочие дни.

— У телефона, — буркнул Алиссон.

— Привет, Норман, — раздался в трубке далекий голос Кемпера. — Спишь, наверное, как сурок?

— Хелло, Вирджин! — отозвался Алиссон, улыбаясь во весь рот, сел на кровати. — Рад тебя слышать, старина. Ты, как всегда, звонишь в самый неподходящий момент. Откуда свалился на этот раз?

— Я в Неваде, есть тут такое райское местечко, — городок Тонопа, слышал? Жара под пятьдесят, вода на вес золота. Но не в этом дело. Ты сможешь прилететь ко мне через пару дней?

Сон слетел с Алиссона окончательно.

— Брось разыгрывать! — Норман засмеялся. — Хватит с меня прошлого раза, когда ты прислал «скелет диметродона».

Хихикнув в ответ, Кемпер, продолжал вполне серьезно:

— «Скелет» я сделал что надо, даже ты поверил, но сейчас иной разговор, да и не в настроении я, честно говоря, приглашать друга за тысячу миль для розыгрыша. Ты же знаешь, я работаю на полигоне и сверху высмотрел кое-что любопытное. Даже сенсационное! Короче, прилетай, по телефону всего не расскажешь. Перед отлетом позвони, я встречу. — Кемпер продиктовал пять цифр, и в трубке зачирикали сигналы отбоя.

Автоматически записав номер телефона, Алиссон положил Трубку, посидел с минуту, потом лег. Но сон все не приходил.

Вирджин Кемпер был летчиком на службе 20 и второй год работал в отряде ВВС, обслуживающем ядерный полигон в Неваде: фотометрия, киносъемка, радиационный контроль. Ему шел тридцать третий год, и парень он был серьезный, хотя и с хорошо развитым чувством юмора. Случай, о котором вспомнил Алиссон, произошел в прошлом году: Кемпер прислал Норману громадный ящик, в котором находились части «скелета диметродона» — древнего «спинно-парусного» ящера. Алиссон работал в Пенсильванском институте этнографии и палеонтологии и был специалистом по меловому периоду мезозойской эры. Посылке он обрадовался, но «скелет» оказался довольно искусной подделкой, раскрывшей талант Кемпера по части розыгрышей. Но одно дело прислать «останки ископаемого динозавра» по почте, и другое — приглашать друга-палеонтолога на другой конец материка в гости для демонстрации какой-то сенсационной находки. Не мог же Вирджин шутить так непрактично: на один только билет от Питтсбурга до Тонопы придется ухлопать три-четыре сотни долларов. Что же он там увидел в пустыне?!

20

Гражданские лица могут работать в армии США по найму.

Алиссон занялся завтраком, потом позвонил Руту Макнивену:

— Салют, толстяк! Хорошо, что тебя можно застать дома хотя бы по воскресеньям. Мне нужен отпуск за свой счет, примерно на неделю.

В трубке раздался смешок заведующего лабораторией:

— А место на Арлингтонском кладбище тебе не нужно? Могу уступить свое. — Макнивен шутил часто, но не всегда удачно. — Ты что, решил жениться второй раз?

— Нечто в этом роде. Еще мне нужен дозиметр или счетчик Гейгера, лучше, конечно, дозиметр, и аптечка.