Милые чудовища

Тот охранник, который несколько раз со мной заговаривал, стал теперь моим главным фанатом. Когда бы мы ни затеяли игру, он вопил, хлопал в ладоши, а если я отбивал мяч, даже пританцовывал. На этот раз посмотреть на игру собралась вся охрана, не только он, как будто они понимали, что правила сейчас не важны. Хватит уже карантина.

Перед тем, как мы начали, случилось нечто странное. «Мой» охранник отложил оружие, переговорил со своими приятелями, и те в знак согласия взмахнули рукой. Потом он вышел на поле. И даже респиратор снял. Он улыбнулся мне и сказал:

— Я играю с вами. — Он гордился тем, что знает английский хотя бы настолько. Что ж, он знает хоть как-то, а вот я в испанском вообще ни бум-бум.

Я пожал плечами и ответил:

— Конечно. — Я указал на другую команду, ту, в которой была Лара. — Будете играть за тех ребят. Им необходима посильная помощь.

Было около трех часов дня, тепло, но через отдушины в крыше и сквозь большие металлические двери задувал ветерок. У кого-то на компе, как обычно, играла музыка, а в импровизированном зоопарке собралась малышня и бурно что-то обсуждала: наверное, что делать со всей этой уродской живностью, которую они насобирали. Теперь мне почти нравилось здесь. Я почти ощущал ностальгию. Не то чтобы у меня в ангаре была уйма друзей, но тех, кто достаточно хорошо знал меня, чтобы сказать «привет», было много. Когда бы я ни решил замутить матч, всегда находилось достаточно народу, чтобы поиграть. И никто не расстраивался от того, что моя команда в большинстве случаев выигрывала. Что бы ни произошло потом, не думаю, что в ближайшее время мне придется часто играть футбол. Где бы нам с отцом ни предстояло оказаться, там никто не знает ни обо мне, ни о том, на что я способен в игре. Я буду просто американским парнишкой, чей отец — врач, мечтающий о встрече с инопланетянами.

Наоми, решившая, что ей время от времени приятно судить матчи, вбросила мяч на поле, и охранник мгновенно устремился к нему. Остальные еще и пошевелиться не успели. Он был великолепен. Более чем великолепен! Он носился по бетонному покрытию так, будто вокруг больше никого не было. И что бы я ни делал, ему всякий раз удавалось забить мне. И всякий раз, когда мне не удавалось его остановить, он только усмехался и говорил: «Хорошая попытка, хорошая».

Самое ужасное, что он даже не пользовался нашей разницей в росте. Он не сбивал меня, просто обходил сбоку. И двигался так ловко, что все походило на кошмарный сон. Или фантастику. Как будто я был Супермен, а он — Криптонит. Он будто знал, как я поступлю, раньше меня. Он знал обо мне все, словно в ходе предыдущих игр записывал каждый мой шаг.

Вскоре обе команды прекратили игру и стали наблюдать, как он проделывает всякие интересные штуки. Если я рвался вперед, он проскальзывал мимо и оказывался у меня за спиной. Гол. Если я торчал прямо перед воротами, все равно не помогало. Он посылал мяч именно туда, где меня не было. Впрочем, я не сдавался. Мне наконец удалось отбить гол. Я радовался, пока не сообразил, что это он мне поддался. На самом деле ничего я не отбил.

И это оказалось последней каплей. Вот он, улыбается мне, как будто игра ничего ему не стоила. Он даже не запыхался. Я заставил себя улыбнуться в ответ. Он даже не догадывался, что я знаю — он позволил мне отбить последний гол. Он не думал, что я настолько умен. Он аплодировал мне. А я аплодировал ему. Все, кто следили за игрой, хлопали и кричали. Даже Лара. Поэтому я просто развернулся и ушел.

Я не злился, не расстраивался, ничего такого. У меня было такое ощущение, будто я только что обнаружил что-то важное. Я был не настолько хорош, как мне казалось. Я думал, что играю великолепно, но оказался не прав. Какой-то парень, который пять дней подпирал стенку с пушкой в руках, мог подойти и за десять минут доказать, что я ничего особенного собой не представляю. Вот такие дела. Вы, наверное, думаете, что я жалел себя и сгущал краски, но нет, ничего подобного. Я был реалистом. Именно в тот день я поставил на футболе крест.

Почему-то я все думал о том маленьком пустом стеклянном пузырьке, который отец подарил маме, а мама мне. Я гадал, что скажет Соркен, когда я объявлю ему, что бросаю футбол, а потом вспомнил, что Соркен умер. Так что мне не нужно беспокоиться о его реакции.

В лагере последователей Ханса Блисса наблюдалось какое-то оживление. Они разбирали свою стену скромности. Точнее расшвыривали ногами. Они сбились в одну кучу и выглядели жалко. Совершенно безнадежно. Я даже несколько им посочувствовал. Отец, Зулета-Аранго и доктор Меноз тоже были там, так что и я подошел. Отец сказал:

— У доктора Меноза есть кое-какие известия о коммуне «Друзей звезд».

— Не очень хорошие известия, — понял я.

— Да, — сказал отец. Он не казался особенно расстроенным, но это же не кто-нибудь, а мой отец. По нему никогда ничего не скажешь. — Среди последних присоединившихся был кто-то из Калексико. Переносчик гриппа. А они там, в коммуне, совсем не осторожничали. Ханс Блисс не верил, что им грозит хоть какая-то опасность. Многочисленные телесные контакты. Совместное питание. Никаких мощных лекарств. Ни одного врача. Даже врача у них не было…

— Возможно, присутствие врача ничего бы не изменило, — вставил Зулета-Аранго. — На одном из круизных лайнеров тоже были летальные исходы. И в нескольких городках в окрестностях Сан-Хосе, установивших дополнительные карантинные зоны, все равно умирают. Но теперь появились мобильные бригады врачей, оснащенные вакциной, которая, по словам доктора Меноза, победит болезнь. У нас тут все не так плохо, как в Штатах. Так что нам повезло.

— Не всем, — возразил отец. — Ханс Блисс умер.

Беременная женщина завыла. Многие плакали.

— Остатки коммуны — в плачевном состоянии. Как только здешний карантин будет снят, я поеду туда и погляжу, чем можно помочь. Если они меня пустят.

Доктор Меноз закрыл телефон-раскладушку и быстро залопотал по-испански с Зулетой-Аранго, Миике и Парди. Последователи Блисса так и стояли без движения. Они обмякли, будто из них вынули все кости. Филипп, тот парень, у которого был друг серфер и который вроде бы нравился Наоми, оглушительно высморкался.

— Мы все равно туда поедем, — заявил он моему отцу. — Им наверняка пригодится наша помощь.

— А как же я? — спросил я у отца.

— Да, — сказал он, — действительно, как же ты? Отослать тебя домой я не могу.

— А сейчас, — снова заговорил доктор Меноз, — я уполномочен отменить ваш карантин. Хоть одна хорошая новость, да? В течение часа к ангару подъедет автобус. Он доставит всех вас в Сан-Хосе, в центр для перемещенных туристов. Там вам сделают серию необходимых прививок. Мне самому объявить всем, или это предпочитаете сделать вы?

Объявление сделал Зулета-Аранго. В этом присутствовал элемент разочарования. Все уже знали, что он скажет. И произнесенные им слова оказались не тем, что нам хотелось знать. Для нас так и осталось неизвестным, что случится потом. Куда нас отправят. Что принесут нам следующие несколько недель. Когда снимут запрет на перелеты. Откуда пришла эпидемия. Все ли будет в порядке с теми, кого мы любим. Что мы увидим, вернувшись домой.

Наоми уже успела собрать сумку.

— Многие подходили и возвращали книжки твоего отца, — сказала она. — Я закончила последнюю Ким Стэнли Робинсон. По-моему, осталась еще пара сборников рассказов. Я слыхала про Блисса. Плохие дела. Мне теперь стыдно, что я обзывала его идиотом.