Милый друг Натаниэл П.

Он чувствовал себя виноватым, думая о других женщинах из прошлого (хотя обрадовался и даже испытал некоторое эгоистическое облегчение, услышав от Джейсона и Аурит о том, что в «Таймс» промелькнуло извещение о свадьбе Джулиет). Вспоминая Ханну, он чувствовал и кое-что еще. Они совпадали на уровнях, которые были невозможны для него и Грир. Мысль эта причиняла некоторый дискомфорт. Отношения с Ханной открыли ему те стороны себя самого, гордиться которыми он не мог, показали, что именно он ценит в женщине и без чего, несмотря на все уверения в обратном, вполне может обойтись.

Они с Грир встречались уже больше года, когда решили съехаться. Решение представлялось вполне разумным. У них все шло хорошо. У него закончился срок аренды. Квартира, как признавал даже он сам, оставляла желать лучшего. Грир тоже была не в восторге от своей.

В разгар сборов Нейт взял паузу, чтобы сходить на вечеринку по случаю дня рождения Кары. Со временем его отношение к ней менялось только к лучшему. Он даже по просьбе Марка помог ей найти работу, замолвив словечко перед редактором одного журнала, которому требовалась ассистентка. Самое главное, они с Марком были счастливы (хотя, когда ее не было поблизости, Марк произносил пространные речи на тему отсутствия у женщин чувства юмора).

Перед вечеринкой Нейту пришлось пообедать с Джейсоном, Аурит и Гансом, решившим, в конце концов, остаться в Нью-Йорке, и Питером с его новой подружкой. Оказалось, что и в Мэне можно кого-то найти! Милая девушка, она работала архивистом в Портленде и производила очень даже приятное впечатление, хотя и выглядела немного чудно для Нью-Йорка – с «хвостиком» и в куртке из флиса.

Грир еще раньше прислала эсэмэску, сообщив, что составить компанию не сможет. Нейт даже корил себя немного за то, что встретил это известие с облегчением. Каждая ее встреча с его друзьями заканчивалась тем, что у нее портилось настроение. Она думала, ее считают недостаточно умной для них или для него. Разубедить ее не получалось, как Нейт ни старался. Проблема заключалась в особенностях разговорного стиля. Грир нравилось очаровывать и развлекать своей самостью – вот такая она, Грир! – потчевать компанию рассказами о своих последних чудачествах или комических происшествиях: наполовину ироничном увлечении астрологией и проистекшем из оного визите к медиуму, стычке с соседом, пожаловавшемуся на исходящий из ее квартиры запах чеснока… Она могла поделиться своей любимой теорией насчет реалити-телевидения или мнением о «подростковых» фильмах 1990-х. Отвлеченный спор, агрессивная перепалка и совсем иного свойства юмор – все то, что объединяло Нейта и Джейсона, Аурит и Питера – было ей чуждо, и она чувствовала себя лишней, даже отвергнутой. Но что бы ни придумывала Грир, его друзьям она нравилась. Они с готовностью отдавали должное ее очарованию в первые пять минут вечеринки и в промежутках между разговорами, но в остальное время хотели общаться нормально – то есть нормально в их понимании. Втолковать это Грир, не задев ее чувств, Нейту не удавалось.

За обедом Джейсон сказал ему, что Элайза пошла на повышение в новостном журнале, где теперь работала.

По просьбе Грир Нейт перестал общаться с ней. Оказалось, что и к лучшему. Элайза с удовлетворением интерпретировала этот факт таким образом: Грир сочла ее такой угрозой, что запретила Нейту не только видеться, но и разговаривать с ней. От Джейсона же Нейт узнал, что Элайза упоминает об этом при каждой возможности. Нейт нисколько не сомневался, что уже один этот триумф служит более чем достаточной компенсацией за прекращение того, что – и это, должно быть, признавала сама Элайза – было всего лишь незадавшейся дружбой. (Кроме того, на новом месте она чувствовала себя намного лучше и даже начала встречаться с каким-то репортером.) Нейт, со своей стороны, испытал облегчение: избавление от бремени произошло без его непосредственного участия. Грир же, добившись столь скорого жертвоприношения, получила убедительное доказательство своей власти.

Нейт сообщил друзьям, что его книга попала в лонг-лист на получение весьма престижной премии. Он попытался преуменьшить значимость этого достижения, но, конечно, был чрезвычайно доволен. В ознаменование такого события его заставили, по настоянию Ганса, выпить десертного вина – на удачу.

Из ресторана все отправились на вечеринку. Нейт рассчитывал быстро отделаться – ему еще предстояло заниматься подготовкой к переезду.

В самом начале вечеринки, в гостиной Кары, на глаза ему попалась Ханна. Он задержал взгляд ровно настолько, чтобы увидеть, что и она заметила его. Ханна вздрогнула и тут же отвернулась. Когда Нейт посмотрел в ту сторону снова, ее там уже не было.

Он вышел в кухню – попить. Ханна стояла возле холодильника. Как он и рассчитывал.

– Привет.

– Привет.

Тон сдержанно-холодный, лицо бесстрастное. Он сказал, что рад ее видеть. Она вежливо улыбнулась и посмотрела так, как если бы хотела, чтобы он провалился.

В одной руке Нейт держал стакан с пивом, пальцы другой, в кармане, сжимались и разжимались. Он поймал себя на том, что хочет извиниться. Или сказать что-то еще. Но боялся, что выдаст что-нибудь не то. Что-нибудь снисходительно-покровительственное. Потом все же решился. Грир говорила, что он слишком много думает, когда дело доходит до такого рода вещей, и часто была права.

Нейт собрался с духом и шагнул в пропасть:

– Хотел сказать, что мне очень жаль. Я виноват. Во многом. Правда. Вел себя, как болван.

Ее лицо немного смягчилось. Да, сказала она, так оно и было. Но сказала с чуть кривой, беззлобной усмешкой. А потом и сама начала извиняться.

– Мне не следовало писать то, что я… – она покраснела.

Нейт понял, о чем речь. И, похоже, сам смутился:

– Ничего, не беспокойся из-за этого.

Ханна отвела глаза. Но в том, как она закусила губу, было что-то лукавое. Нейт пожал плечами и заговорщически закатил глаза. Их взгляды встретились, и Нейт не столько увидел, сколько ощутил что-то знакомое, какой-то дух фамильярности. На секунду-другую неловкости и разочарования прошлого стали мрачной шуткой, которую они делили на двоих.

Он заметил, что у нее немного другая прическа: волосы такие же прямые, ниже плеч, но подстрижены более модно. И макияжа больше, чем раньше. И юбка короче. И вообще…

Незадолго до того Аурит поведала ему, что Ханна встречается с каким-то режиссером-документалистом. Естественно, его это немного задело. В мире нет типов надменнее и претенциознее режиссеров-документалистов! Нейт всегда так считал. Мысль о том, что какой-то самодовольный идиот-режиссер пользуется ее юмором, ее умом, ее зрелостью раздражала его. В полной мере оценить особые достоинства такой женщины, как Ханна, был способен только он, Нейт. С ума сойти.

Интересно, встречается ли она и сейчас с этим режиссером. Спросить? Нет, это будет как-то… странно.

– Слышал про твою книгу. Поздравляю.

– Спасибо.

– Знаю, получится замечательно.

– Ты так любезен.

Снова молчание… вполне дружелюбное, но с предчувствием какого-то беспокойства.

– Так, значит… – начал Нейт.

Он хотел сказать что-то, но не знал, что. И, ничего не придумав, спросил, видела ли она Питера. Она покачала головой:

– Он здесь, приехал на уик-энд. Будет рад тебя увидеть.

Она вроде бы опять покраснела. Может, не стоило этого говорить? Но почему? Разве что это напомнило ей о чем-то. И потом: ему тоже вспомнился тот вечер, когда она познакомилась с Питером. Ресторан, разговор, ее квартира. Он обнимал ее и чувствовал… чувствовал что-то такое сильное и такое печальное. Сказал ли он в ту ночь, что любит ее? В ту ночь он любил ее.

Вдруг закружилась голова. Пальцы так сильно сжали пластиковый стакан, что тот треснул и начал крошиться в руке. Пиво пролилось на ногу.

– Осторожней, – улыбнулась Ханна.

И потом, неожиданно – он подумал, что они ведь только начали, – добавила, что ей пора идти.

– Мой… м-м… друг в другой комнате. Нам действительно пора. Передавай привет Питеру. Жаль, что не повидались.

Вскоре после этого Нейт ушел. По пути домой, в метро, накатили воспоминания: долгие ночи с разговорами у ее окна, в его постели, шутки и смех, взаимопонимание, глубокое, но без напряга, секс, в котором – в лучшие моменты – было столько чувств, столько энергии. Им овладело ощущение потери, сила которого удивила его так же, как и сам факт. После расставания с Ханной он так редко о ней думал…