Милый Каин

Лаура посмотрела вверх. Все окна были плотно закрыты, никто из соседей ни высунулся, чтобы посмотреть вниз, во дворик. Лаура поняла, что чем дольше она будет размышлять, тем меньше вероятность, что ей хватит решимости осуществить задуманное.

Затаив дыхание, девочка выскочила во двор, схватила тромбон и вновь убежала в подвал. Через окошко в двери она видела соседа, который все так же стоял спиной к ней с телефоном, прижатым к уху. Лифт ждал с раскрытыми дверями.

Ни Патрисия, ни Хулио не услышали, как Лаура выходила из квартиры и вернулась обратно. Она сразу же проскочила в свою комнату и заперла за собой дверь. Только теперь девочка могла вздохнуть свободно. По крайней мере, здесь она была в безопасности.

Некоторое время Лаура внимательно разглядывала инструмент, который блестел так, словно был сделан из серебра. Она с трудом представляла себе, как можно играть на такой здоровенной и неудобной штуке. Ей было весело и в то же время немного страшновато.

«Ничего, мама, если что, поймет меня», — подумала она, выключила свет и осторожно выглянула во двор.

С момента преступления прошла пара минут, и толстяк вновь появился во дворике. Несколько секунд он тупо смотрел на то место, где еще недавно лежал тромбон, и явно не мог осознать случившееся. Музыкант стал вертеться на одном месте, оглядывая пространство вокруг себя, чем живо напомнил Лауре разгневанного циклопа, одураченного Одиссеем. В школе они совсем недавно проходили Гомера, и сейчас девочка ощущала себя кем-то вроде Одиссея, ловко обманувшего грозного великана. Еще через несколько секунд толстяку почему-то пришло в голову посмотреть вверх. Лаура тотчас же отшатнулась от окна, села на кровать и прижала ладонь к груди.

«Все, хватит над людьми издеваться! Теперь ты у меня помучаешься!» — думала Лаура, сидя на краю кровати и грозно потрясая кулаками.

Она была так горда собой и в то же время столь напугана своим поступком, что в какой-то момент нервно засмеялась, но тотчас же замолчала, опасаясь, что мама и дядя могут заинтересоваться, что же привело ее в такое возбужденное состояние. Девочка рассудила, что им пока ни к чему знать, какие драматические события только что имели место в их доме.

«Под покровом темноты и с особой дерзостью», — было бы написано в полицейском протоколе.

«С особой дерзостью», — мысленно повторила Лаура.

В ее распоряжении оказался секрет, причем такой большой в буквальном смысле слова, что она, по правде говоря, не слишком хорошо представляла, что с ним дальше делать. Сердце ее по-прежнему учащенно билось.

«Я все-таки молодец! — подумала она. — Хорошо, что я решилась действовать быстро, без лишних рассуждений. Решительность — половина успеха. Вот только что будет, если меня поймают?»

Об этом девочка предпочла пока что не задумываться и через пару минут снова выглянула в окно. Толстяка во дворе уже не было. Лаура задернула шторы и включила свет. Теперь ей нужно было решить, куда спрятать трофей. Она влезла на стул и сняла с антресолей стенного шкафа большую сумку, в которой давным-давно лежал свернутый запасной плед. Похитительница запихнула тромбон в сумку, застегнула ее, засунула на полку поглубже и загородила для конспирации другой, в которой лежали лишние комплекты постельного белья.

Теперь можно было спокойно подумать о том, что делать с тромбоном дальше. Лаура не хотела долго хранить его у себя. Первое решение напрашивалось само собой: попозже, уже ночью, выйти на улицу и сунуть инструмент в мусорный контейнер где-нибудь в соседнем квартале. Никто никогда ничего не узнает. Вот только ей было жаль, если такой красивый и, судя по всему, дорогой инструмент ни за что ни про что сгинет в помойке.

«Лучше, наверное, отдать его в какой-нибудь благотворительный фонд или просто подарить бродячему музыканту. Ладно, — подумала Лаура. — Там видно будет».

Постепенно ее начинали одолевать смутные сомнения. Судя по всему, покоя ей не будет, пока она не признается в содеянном хотя бы маме. Вот только…

Лаура вовсе не была уверена в том, что та поймет ее и по достоинству оценит совершенный ею геройский поступок.

«Еще, пожалуй, возьмет и заставит лично вернуть тромбон владельцу. Нет уж, лучше подождать и придумать какой-нибудь другой способ. — В какой-то момент Лауру осенило. — Нужно будет рассказать о случившемся дяде. Если он и не одобрит мой поступок, то хотя бы подскажет, как быть дальше».

После обеда они отправились погулять в пригородный лесопарк. Извилистая тропа вела их через заросли ладанника и вересковые кусты. Ветви дубов кланялись легкому вечернему бризу. Их маленькие бледно-зеленые листики шелестели на ветру так, словно каждый из них был покрыт тончайшим слоем позолоты. Хулио нравилось, как росли дубы в этой роще — по две-три штуки, ни в коем случае не больше, на некотором удалении от следующей группы. При этом он практически ни разу не видел одиноко стоящих деревьев. Ему казалось, что дубы принципиально избегали как одиночества, так и перенаселенности на отдельно взятом участке территории.

Людей вокруг тоже было не много. Время от времени они встречали на тропинке других гуляющих, в основном семьи с детьми. Иногда их обгоняли парни и девчонки, катающиеся на велосипедах. По мере того как солнце спускалось все ниже к горизонту, воздух остывал и наполнялся приятной предвечерней прохладой.

Инес заметила очаровательную зеленую лужайку, просто идеально подходящую для того, чтобы посидеть на травке и устроить небольшой пикник. Они расстелили на траве циновку и выложили из рюкзаков все, что каждый из них прихватил на прогулку. Это были консервы, хлеб, сыр и кое-какие овощи.

Хулио Омедас заметил, что Инес уже начала открывать ему свои маленькие секреты, те самые тайны, которые каждый из нас гордо хранит в своей одинокой душе. Ими делятся только с человеком, который хотя бы на какое-то время становится самым важным и близким на свете.

С той первой ночи, проведенной вместе, прошла уже неделя. Хулио не мог не признаться себе в том, что все эти дни постоянно вспоминал об Инес. С одной стороны, ему нравилось, что их отношения развивались в этом направлении, с другой — Омедас прекрасно понимал, что сам он всего-навсего ничего не имел против, но вовсе не жаждал этой близости всей душой. Вот почему ему было немного не по себе. Он знал, что о многом умалчивал в разговорах с Инес и вел себя по отношению к ней не совсем честно.

После еды они легли на траву и стали смотреть в небо, провожая взглядом птиц, круживших в вышине. Мобильник Омедаса выскользнул у него из кармана и упал на циновку.

— Говоришь, не любишь телефоны, но свой не оставляешь дома, даже когда уезжаешь погулять за город в выходной день, — шутливо упрекнула его Инес.

— Я не говорил, что не люблю телефоны. Терпеть не могу эсэмэски — это точно. Впрочем, если уж на то пошло, на днях я чуть было не послал тебе сообщение.

— Господи, да когда же это было? По какому поводу?

— На следующее утро. Мне вдруг захотелось сказать тебе, что ночь была просто фантастическая.

— Для меня тоже, — с улыбкой призналась Инес. — Эх, хотела бы я получить такое послание! Что же тебе помешало?

— Как всегда, я почему-то запутался в клавишах. У меня возникло такое ощущение, что на них отсутствуют некоторые буквы.

Инес рассмеялась и сказала:

— Я тебя умоляю! Все буквы там есть. Тебе просто не хватает практики. Буквы расположены по несколько штук на каждой клавише. Чтобы набрать нужную, следует всего-навсего нажать на одну кнопку несколько раз. Другое дело, что ты со своими клешнями… Дай-ка я посмотрю…