Мимо денег

— Что, красотка, электричество не помогает, да? Буянить начала? Будем готовить к операции.

— Как угодно, сударь.

— Дело не во мне. Моя воля, хоть завтра ступай домой. Но ведь опять начнешь палить в кого попало. Признайся, начнешь? Зудит в головенке-то?

Аня попыталась догадаться, какого он ждет ответа. Это важно. Если ответишь правильно, отстанет.

— Зачем мне домой?.. — улыбнулась блаженно. — Лучше уж операция.

Доктор обернулся к Коляну, бычку лет двадцати пяти, который жадно пожирал ее глазами.

— Видишь, Коленька, порчуниум трилениум. Эффект перевернутого сознания. Классический случай. Ей теперь хоть кол на голове теши, все будет делать себе во вред. В некоем высшем философском смысле перед нами продукт окончательного вырождения хомо сапиенса. Молодец, Анна. Так держать. Сегодня решим, когда тебя долбить.

Доктор переместился к Земфире Варваровне, но тут натолкнулся на стойкое интеллектуальное сопротивление.

— Что же вы вытворяете, любезный? — возмущенно загудела «супруга президента». — Хотите получить ноту протеста со стороны японского правительства? Моя программа имеет колоссальное государственное значение, ее Гриша Явлинский одобрил, а ваш, извините за выражение, раздолбай размахался дубинкой. Как это понимать? Как головотяпство или как саботаж?

— Ого, — одобрительно буркнул Лева Кубрик. — Значит, вы у нас, милая дама, нынче являетесь гражданкой Хакамадой?

— Почему нынче? Я всегда ею являюсь. Кстати, вы сами к какой фракции принадлежите? Что-то я не припомню. Уж не от Жирика ли пожаловали вынюхивать?

— Харчиум мобилиус, — объяснил доктор Коляну. — Третья стадия расщепления личности на почве затяжного сексуального невроза. Бывало, Коленька, дамочку всем гаражом удовлетворить не могли.

— Повежливее, любезный! — оборвала Земфира Варваровна. — Оставьте свои фашистские замашки. Вы не на конюшне.

— Ах не на конюшне? — доктор приятно улыбнулся. — А не прописать ли дозу анимазинчика для проветривания мозгов?

— Кого пугаете, юноша? — спесиво протянула Земфира Варваровна. — Сперва проголосуйте ваше предложение. Не наберете сотни голосов. Даже вместе с аграриями.

— Промбутал и азотный душ, — распорядился доктор, и Колян старательно записал распоряжение на бумажку. — Пора ее наконец угомонить.

— Гы! — согласился Колян.

Перешли к самоубийце Кире, которая прикинулась спящей. Лева Кубрик, резко сдернув с нее простынку, хмуро разглядывал пожелтевшее, исхудалое тело.

— Похоже на геморрагическую лихорадку, а, Коль?

— Гы! — подтвердил бычок.

— Интересно, где она ее подцепила? Или у нас в отделении клещи завелись? Эй, чумичка, ты почему такая желтая?

— Не трогайте меня, дяденька, — взмолилась Кира. — Дайте спокойно помереть.

— Тебя никто не кусал?

— Оставьте ее, любезный, — злобно вмешалась со своей кровати «Хакамада». — Это независимый депутат. У нее статус неприкосновенности.

— Немедленно на дезинфекцию, — распорядился доктор. — А толстой нимфоманке два душа. Чтобы симулировала с умом.

На прощание еще разок подергал у Ани соски, на левой груди проступила капелька крови. Аня блудливо захихикала.

Утренний обход закончился, но минут через десять в палату ворвались двое санитаров в кожаных передниках, ухватили визжащую Киру за ноги и за руки и унесли.

— Недолго бедняжке маяться, — прокомментировала Земфира Варваровна. — Не больше трех суток.

— Почему так думаете?

— После дезинфекции дольше не живут. Правда, тут на твоем месте лежала одна сучка, косила под прокладку. Так ее целую неделю дезинфицировали. Двужильная была бабенка. Белугой ревела, но не дохла. Под конец ей пузырь вкатили, только тогда затихла.

— Давно хотела спросить, госпожа Хакамада. Как вам удалось так долго продержаться? Вы, кажется, здесь уже пятый месяц?

— Чего уж там, какая я тебе Хакамада… У меня случай особый, ты на меня не равняйся.

— Я не равняюсь, что вы… Но…

Впервые Аня увидела, как простодушно смеется грозная воительница.

— На понт взяла недоумков. Тот, кто меня сюда подписал, думает, я одну вещь затырила, которая ему нужна позарез. Этакий очень важный документик.

— Но есть же разные препараты?

— Конечно, есть. Да еще какие! Любой язычок развяжут. Но где препараты, там и свидетели. А ему это не надо.

В дверь заглянул медбрат Володя, подмигнул Ане:

— Берестова, на процедуры!

Через час двое санитаров привезли ее обратно на каталке. Небрежно свалили на кровать и ушли. У Ани была перевязана голова, глаза глубоко ввалились в череп, но она была в сознании. Земфира Варваровна удивилась.

— Поздравляю, девочка. Похоже, для тебя электрошок теперь вроде леденца.

— Новое средство испытывали, — еле ворочая языком, объяснила Аня. — Электрошок пока отменили.

— Что за средство?

— Они его называют в шутку «Ваня-трахальщик». Всего один укол, а я так скакала, так скакала. Покруче электричества. Со стола упала, все у них перебила. Еле утихомирили. Ой, Земфира Варваровна, они так веселились… Нашего Леву от смеха скрючило, еле разогнули.

— Мразь свинячья… Ты чего-то больно разговорилась. Гляди, не рехнись.

— Все-таки электрошок лучше, — мечтательно протянула Аня. — После него замечательные сны снятся. А после «Вани-трахальщика» ничего хорошего. Только в горле будто куча песка… А где Кира?

— Кирку раньше вечера не привезут. Может, вообще сразу сбросят в клоповник. Дезинфекция — вещь серьезная.

— Клоповник — это что такое? Крематорий?

— Не совсем… Не спеши, скоро сама узнаешь во всех подробностях.

— Мне обещали лоботомию.

— Лоботомия — это неплохо, — согласилась Земфира Варваровна. — После нее уже ничего не страшно. Будешь как цветок в горшке.

— Поскорее бы, — слабо улыбнулась Аня. — А то лечат, лечат — и все без толку.