Мимо денег

— Кажется, мы теперь соседи, да?

— Вполне возможно, — поклонился Сабуров.

— Надо дружить, да?.. Тебя Ваней зовут? Меня — Аджаков, — протянул поросшую рыжиной клешню, которую Сабуров почтительно пожал.

Муса пошутил:

— Что-то, Ваня, у вас в Москве народ больно пугливый, а?

— Есть маленько, — повинился за земляков Сабуров. — Чего удивляться: нашествие за нашествием, а теперь реформа. Вот и пригнулся народец. Ничего, со временем отмякнет.

Бакинцу ответ понравился. Видимо, добродушный по натуре, он поднялся с профессором в его квартиру и там, за стаканом вина, поделился некоторыми соображениями. По его мнению, россиянам, да они и сами это знают, прежде всего не хватает духовности. За годы коммунистического ига их всех превратили в рабов, но это дело поправимое. Коммуняк, слава Аллаху, прогнали, и теперь главное — правильно выбрать себе хозяев. Глубоко ошибаются те россияне, которые думают, что помощь придет с Запада. На Западе все прогнило, там правит шайтан, и деньги, которые выклянчивают у него доверчивые россияне, обернутся для них новой бедой. Как понял Сабуров, сам Муса Аджаков намеревался в виде культурного вклада разбить в центре Москвы торговые шатры наподобие дворцов Тамерлана, где можно будет купить и продать все, что душе угодно. Обсыпанный штукатуркой, с пылающим взглядом, мечтатель приглянулся Сабурову, и он искренне горевал, когда тот бесследно сгинул. Произошло это примерно через месяц. Муса успел перевезти в отремонтированную шестикомнатную квартиру нехитрый скарб: ковры, кухонную утварь, хрусталь, картины, фарфор, концертный рояль, мебель, видео- и оргтехнику, а также какие-то громоздкие приспособления на штативах, предназначенные скорее всего для домашней обработки опиумного сырца, — но в один прекрасный день исчез. Обеспокоенный Сабуров пару раз торкнулся в притихшую квартиру, и всегда открывала женщина в пестрых одеждах и с чадрой на голове, но на вопросы о том, что случилось с Мусой, почему его не видно, не отвечала. Как, впрочем, ни на один другой вопрос. Внимательно выслушивала, а потом молча, с хряском хлопала дверью перед его носом. Скорее всего не понимала по-русски.

Дальнейшие справки Сабуров наводить, естественно, не стал. Кто ему мечтательный бакинец? Да и так все ясно, без расспросов. Подобные исчезновения, наравне с заказными убийствами, давно никого не интересовали, и уж тем более к ним были равнодушны правоохранительные органы, занятые чем угодно, но только не раскрытием преступлений, за которыми стояли финансовые группировки. Большинство сознательных граждан отлично понимали, что трупы на асфальте, вкупе с нищетой, войной, людоедством, взрывами домов, отключением электричества, вшивой болезнью и наркотой, лишь ярче, выпуклее высвечивают неземной лик свободы, завоеванной с боями на баррикадах 91-го года. За все приходится платить, а уж вхождение в мировую цивилизацию с долларовой начинкой тем более стоит любых жертв; с этим мог спорить либо безумец, либо подлец. Самые могучие, прогрессивные умы современности, включая Немцова, честно, по-доброму предупреждали, что плоды великой победы удастся вкусить далеко не всем, а скорее всего прапраправнукам нынешних, к сожалению, чересчур медленно и как-то неохотно отгнивающих совков. Вина за это лежит исключительно на дедушке Ленине, который убивал зайцев в половодье саперной лопаткой, и на его свирепом преемнике Кобе, которого, по крайней мере, успели вовремя вышвырнуть из мавзолея.

Сейчас за дверью стоял не кто иной, как Володя Рубакин, ухмыляющийся слесарь из РЭУ. Проникнув взглядом через двойную дверь, он весело окликнул:

— Отпирай, Савелич! Посылку принес.

— Что за посылка, Володя?

Слесарь помахал пластиковым пакетом.

— Конфеты в коробке и еще что-то. Чего не отпираешь, Савелич? Боишься, что ль, кого?

— Спустись вниз, сейчас выйду. Коробку не трогай.

Володя в недоумении почесал затылок, но послушно направился к лестнице, привык к чудачествам доктора. Сам не раз говорил ему об этом: «Чудной ты, Савелич, хотя народ тебя уважает».

Через минуту Сабуров присоединился к слесарю. Во дворе, кроме них, никого не было. Лишь возле «мыльниц» из-под старой «Победы» торчали обутые в резиновые сапоги ноги пенсионера Тимохи. Сколько Сабуров себя помнил, они всегда там торчали. Если же встречал Тимоху в нормальном виде, тот всегда вместо приветствия произносил одну и ту же фразу: «Ничего, она у меня, сука, еще побегает. Раньше клепали на совесть».

Володя Рубакин объяснил, как к нему попал пакет. Подъехала синяя «Тойота», оттуда выскочил ферт, весь в замше. Спросил у Володи: «Доктора Сабурова из этого подъезда знаешь?» Володя сказал, что знает. Ферт и передал подарок с просьбой доставить по назначению.

— Я говорю, а чего сами-то? Два шага осталось. Сюрприз, говорит. Ты, говорит, не выступай, дядя, когда по-человечески просят. Ну я взял пакет, мне что… Думал, кореша твои. Не надо было, да, Савелич?

— Как он выглядел?

— Наглый как танк. Как все они. Не знаешь, что ли? Под замшей пистоль, в черепушке одна извилина. Я их побаиваюсь маленько, не люди ведь.

Сабуров заглянул в пакет: коробка дорогих конфет, перевязанная ленточкой, связка бананов, крупные яблоки «штрефель». Гостинец, какие носят в больницу. Поднес к уху: вроде не тикает.

— Может, минеров вызвать, коли подозреваешь чего? — предложил Володя.

— Сами справимся. Ты разве не минер?

— Я-то минер, — согласился Володя, — но специального навыка нету.

— Сейчас будет, — уверил профессор.

Подозрительный пакет опустили в металлический мусорный бак, стоявший на отшибе. Слесарь напихал в пакет бумаги и приладил короткий запал из просмоленной бечевки. У него в брезентовой сумке много чего имелось на пожарный случай.

Подожгли фитиль — и укрылись за стволом могучей ольхи, шагах в двадцати от бака. Минуты через три рвануло, но не шибко. Бак перекосило, как шхуну на крутой волне, из-под крышки сверкнуло желтое пламя со снопом искр, потом повалил черный дым.

— Лихо, — заметил слесарь. — Можно обжечься невзначай. Надо бы обмыть это дело, Савелич?

— Пойдем, — пригласил Сабуров. — Только у меня там…

— Да ладно, — успокоил Володя. — Весь дом знает, что вторую женку завел, помимо Татьяны.

— И что говорят?

— По-разумному оценивают… Я так думаю, не надорвешься ли, Савелич?

— Такая опасность есть, — признал Сабуров. — Но ведь на улицу не выгонишь. Сиротка она.

— Тогда другой расклад, — одобрил Володя, всегда оставлявший за собой последнее слово.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ВИРУС СМЕРТИ

ГЛАВА 1

Иван Савельевич доставал воду из колодца, когда его окликнули:

— Хозяин, можно на минутку?

Оглянулся: возле калитки маячил незнакомый темноволосый парень, лет тридцати, явно приезжий, с вместительной сумкой на боку. В небольшом дачном поселке под Торжком, принадлежащем МПС, ближе к сентябрю осталось совсем немного народу и все здешние обитатели примелькались друг другу. Сабуров вместе с Аней и Татьяной Павловной укрывались здесь шестой день и уже кое-как обжились. Дом и участок в десять соток с яблоневым садиком и огородом, задавленным сорняками, были собственностью давнего, еще по институту приятеля Сабурова, в свое время променявшего медицинскую стезю на партийную карьеру и впоследствии, по загадочному коловращению судьбы, ставшего крупным чиновником в железнодорожном ведомстве. Денис Осипович Башкирцев ныне занимал солидный пост в министерстве. Когда перед Сабуровым встал вопрос о надежном убежище, он позвонил именно ему — и не ошибся. Постаревший и огрузневший Башкирцев, пройдя искус властью и деньгами, не раз в соответствии с политическими ветрами менявший личину, благополучно вписавшийся в гайдаровский рынок, возможно, оскотинился и забурел, но для Ванюши Сабурова, с которым делил когда-то койку в общежитии, остался прежним веселым, энергичным, отзывчивым Даней Скакуном. При встрече он, не требуя никаких подробностей, а лишь попеняв на то, что Сабуров все последние годы избегал прямых контактов и даже не появлялся на юбилейных встречах, вручил связку ключей и растолковал, как проще добраться до затерянного в глухих лесах поселка. Дом и участок Башкирцев получил еще при Советской власти, как тогда водилось, за бесплатно, а позже, разбогатев, возвел настоящий особняк на Калужском шоссе, с бассейном, теннисным кортом, гаражом на пять машин, то есть такой, чтобы не стыдно было пригласить в гости любого нового русского демократа. Мог себе это позволить. Двое его взрослых сыновей управляли собственными коммерческими фирмами и, естественно, процветали под мудрой отцовой опекой. Когда Сабуров начал благодарить за услугу, Башкирцев задорно рассмеялся: «Да ты что, Вань, я про эту трущобину и думать забыл. Можешь вообще забрать себе, у меня на душе спокойнее будет, — и, посерьезнев, добавил: — Там что хорошо-то, Вань? Никакой кредитор не сыщет».

Вполне овладев новым мышлением, заповеданным красноречивым Горби, Башкирцев полагал, что в обустроенной под западную кальку России, предприимчивый человек мог опасаться лишь двух вещей: бандитов и налоговой инспекции, — и в принципе был, конечно, прав.

Из Москвы Сабуров со своими двумя женщинами убрался среди ночи на старенькой «Шкоде», со многими предосторожностями, чувствуя себя так, будто разыгрывал сцену в каком-то дешевом детективе. Собственно, этот жанр более всего и соответствовал тому, что с ним происходило в последнее время. Если добавить сюда элементы смазливой мелодрамы, будет совсем точно.